Проклятая реликвия

— Хенслоу?

— Я никогда этого не говорил, а думать можете все, что угодно, — сказал я, все сильнее раздражаясь и волнуясь, и быстро перешел к главному, чтобы он не начал упрекать меня за то, что я ввел его в заблуждение. — Предлагаю справедливую цену за эти грязные страницы Шекспира. В смысле, Уильяма Шекспира.

— Шекспира, тьфу! — буквально выплюнул он. И добавил более спокойно: — Грязные страницы «Домициана»? Возможно, у меня есть то, что вам нужно. А что вы называете справедливой ценой?

— Скажем, три фунта.

— Скажем, шесть фунтов.

— Четыре.

— Пять.

— Согласен, — сказал я.

В первый раз на лице Хетча появилась улыбка.

— Вы никогда не станете ни толковым покупателем, ни продавцом, мистер Ревилл, если будете соглашаться так быстро. Возвращайтесь через час. То, что вы просите, лежит где-то среди других бумаг, и мне нужно время, чтобы отыскать рукопись. Пять фунтов. И на попятный не идите.

— На попятный не пойду, — согласился я.

— Можете дать мне сейчас фунт, чтобы доказать серьезность своих намерений?

Я вытащил кошелек и достал оттуда два золотых — часть денег, что Шекспир дал мне после вчерашнего разговора. Это была большая сумма — не думаю, что в моем кошельке когда-нибудь лежало столько денег — знак доверия с его стороны. С другой стороны, сказал я себе, пайщики «Глобуса» — люди состоятельные (разумеется, в сравнении с простыми актерами). Книготорговец взял деньги, и его отношение ко мне изменилось. Он заулыбался, и я решил воспользоваться таким изменением его настроения.

— Дайте мне кое-что в обмен на монеты, чтобы доказать серьезность своих намерений, — сказал я. — Кое-какие сведения.

— Смотря какие.

— За что вы так не любите Шекспира?

— Действуй! — каркнул ворон Держи-крепче.

Улисс Хетч вздохнул. Потом посмотрел на сундук, на котором прежде сидела Вопинг Долл.

— Когда-то мы поругались из-за нее.

— Из-за нее?

— А что вы так удивляетесь, мистер Ревилл? В свое время она была очень даже неплохим товаром, хоть сейчас и упала в цене.

Должно быть, на моем лице по-прежнему отражалось удивление, потому что Хетч добавил:

— А-а, вы считаете господина Уильяма Шекспира важной персоной, таким респектабельным. Но позвольте вам сказать, что, когда он впервые появился в нашем городе, был он юным, безрассудным и полным огня. Много лет назад. Ха, даже я в те годы был худым. Именно тогда Держи-крепче и усыновил меня. Ворон не стал выглядеть старше, а вот я несколько изменился.

— И после всех этих лет, мистер Хетч, почему вы до сих пор..?

— До сих пор… что?

— До сих пор обижены.

— Некоторые вещи, происходившие с тобой в юности, нельзя забыть — и простить, — вздохнул Хетч. — Шекспир завоевал мою Долли словами. Она впитывала ушами и его слова, и его самого.

— Зато теперь вы обладаете некоторыми его словами, — произнес я, догадываясь, где скрывалась истина. — Вам нравится владеть его грязными страницами.

— Может, вы и правы.

— И все же вы готовы продать их?

— Я продам все, что угодно, кому угодно по хорошей цене.

— Даже частицу креста?

— Вы должны забыть о нашей первой беседе, — беспокойно сказал Хетч, показывая через плечо на сундук с его странным содержимым. — И никому об этом не рассказывайте.

— Заткни свою глотку! — каркнул Держи-крепче.

— Даже птица понимает, — сказал Хетч. — Лично я думаю, что это фальшивка. Сейчас таких подделок полно.

Это абсолютно противоречило его тону и поведению, с которыми он описывал мне частицу креста, но я промолчал, радуясь возможности сбежать из его душной палатки; а больше всего — сбежать от его ворона.

Выйдя наружу, я огляделся в поисках Абеля и Джека, но нигде их не увидел. Надо полагать, им надоело ждать, и они отправились вкусить радостей ярмарки Варфоломея. Разыскивая их, я никак не мог решить, стоит ли рассказывать им о том, что показал мне Хетч, несмотря на его предупреждения? Меня мучил и еще один вопрос. Правда ли, что это настоящий кусок от Христова креста? Движимый природным чутьем любого осторожного торговца, Хетч едва позволил мне взглянуть на него. Не так уж я легковерен, чтобы доверять Улиссу Хетчу без дополнительных доказательств; вполне возможно, что он и сам себе не верил. И в самом деле, на свете, вероятно, существует столько кусков «истинного» креста, что из них можно построить еще один Ноев Ковчег!

Однако Хетч, несомненно, ждал того, кто должен купить эту вещь, почему и принял меня за нужного человека. Внезапно я вспомнил, как мы натолкнулись на Тома Гейли, едва появившись на ярмарке. Всем известно, что Филип Хенслоу нанимает этого человека посредником для сомнительных или тайных сделок. Разве не мог Хенслоу отправить своего агента, чтобы получить реликвию? Задав себе этот вопрос, я тут же подумал, что в описании Хетчем Хенслоу уже содержится ответ. Хенслоу замешан во многих делах. Он вкладывает деньги в театры, в травлю медведей и — что куда менее респектабельно — в дома удовольствий.

Он делец, причем не особенно разборчивый в том, как и когда сколачивать состояние. Вполне вероятно, что он рассматривает эту реликвию, как хорошее вложение капитала, возможно, долгосрочное, чтобы продать ее, когда она будет пользоваться спросом. А может быть, она нужна ему, как своего рода талисман, могущий дать ему власть или принести удачу. Хотя разве не сказал книготорговец, что владельца этой реликвии ждет несчастливая судьба?

Впрочем, меня все это не касается. Я просто должен вернуться в палатку Хетча через час, забрать грязные страницы «Домициана» и вручить ему остаток денег.

И тут я скорее почувствовал, чем увидел, что кто-то держится у меня по левую руку. Том Гейли. Увидев, что я заметил его, он отвернулся и усмехнулся. Его непричесанные черные волосы спутались. Мне не очень-то хотелось разговаривать с ним, поэтому я ускорил шаг.

— Мистер Ревилл, надеюсь, вы в добром здравии? — спросил Гейли, догнав меня.

— Вполне, — ответил я, едва не добавив, что без его общества буду чувствовать себя еще лучше.

— У вас какие-то дела на ярмарке Варфоломея?

— Просто гуляю.

— Я заметил, что вы наведывались в магазин мистера Хетча?

— Слишком громкое название для его палатки, — пожал я плечами, не понимая, чего он хочет.

— У него есть… интересные товары. — Том Гейли обладал раздражающей привычкой показывать на собеседника пальцем и при этом щуриться, словно целился из пистолета. Хотя мы шли бок о бок, он умудрился взглянуть на меня при словах «интересные товары».

— Похоже на то, — ответил я.

— Чего у него только нет! И книги, и бумаги…

— Что ж, он книготорговец.

— ….и многое другое.

Я остановился и посмотрел прямо на Тома Гейли. Из собственного опыта я знал, что лучший способ обращаться с этим человеком — разговаривать в открытую.

— Мистер Гейли, если вы хотите мне что-то сказать — говорите прямо. В противном случае — у меня есть дело.

— Дело? Мне показалось, вы «просто гуляете», мистер Ревилл. — Заметив выражение моего лица, он поспешно добавил: — Я просто хотел вас спросить, довелось ли вам увидеть… э-э-э… особые товары мистера Хетча. — Он направил на меня свой палец-пистолет и шутовски ухмыльнулся. — У Хетча есть книжица под названием «Наслаждение Венеры» — с картинками. Или «Распутная жена». Отличная. И еще одна, называется «Изнасилование сабинянок». Я подумал, что молодому человеку вроде вас подобные пикантные вещицы могут понравиться.

— Думаю, мне они нужны меньше, чем вам, мистер Гейли.

— Да как пожелаете. Оставляю вас с вашим делом — или с вашим удовольствием.

И он ушел. С некоторым самодовольством я смотрел, как черная копна волос прыгает у него по плечам. Очевидно, его очень волновало, чем я занимался у Улисса Хетча — замечанием о пикантном товаре торговца он просто пускал пыль в глаза. Я вспомнил слова Шекспира — дескать, Хенслоу будет счастлив наложить лапы на грязные страницы «Домициана». Неужели Гейли охотится за ними? Или все же интересуется реликвией, Истинным Крестом, как я подумал сначала?