Страница 61 из 103
— Рабочая одежда. Последние пять часов я занималась писаниной. Но странное дело: стоило только раз выглянуть из окна, как я увидела Пола Томма собственной персоной, садящегося в машину рядом с моим домом. Это или совпадение, или свидетельство, что ты меня разыскиваешь. — Она говорила на абсолютно правильном английском языке с идеально поставленными голосовыми модуляциями, как, бывает, разговаривают дети некоторых иммигрантов. При этом Мия смотрела на меня с тем же задорным, вызывающим выражением, которое я так хорошо помнил по нашим прежним встречам.
— Ты себе льстишь, — сказал я, обнимая ее и невольно улыбаясь. — Впрочем, выглядишь действительно здорово.
— Пол! Я читала немецкие газеты до шести утра, не выспалась, надела очки и мешковатый костюм не по фигуре, а кроме того, набрала семь фунтов за то время, что мы не виделись, и неделями не выхожу на воздух. Иначе говоря, выгляжу я дерьмово и знаю об этом. А вот ты действительно впечатляешь. Что ты здесь делаешь?
— Хочешь верь, хочешь нет, но сюда меня привела работа. Пишу, знаешь ли, одну статейку…
— Я тебе верю. И о чем статейка?
— Это некролог. Памяти профессора Пюхапэева. Он, знаешь ли, умер.
— Слышала об этом. Кроме того, знаю, что он жил где-то в твоих краях. Между прочим, ходит слушок, что его убили.
— Да ну? И откуда же взялся этот слушок?
— Откуда вообще берутся слухи? Люди болтают… Я, к примеру, услышала об этом от одного парня из семинара по Любеку, а он — от человека, который узнал от кого-то еще. Бла-бла-бла… ну и пошло-поехало.
Она вынула из своей прически карандаш и помотала головой, распуская волосы. Возможно, это была попытка флирта, а возможно — элементарное желание проветрить кожу на голове.
— Не уверен, что слух соответствует действительности.
— Неужели? — Она присела на порожек и потянула меня за рукав, чтобы я сел рядом. — Меня нервирует, что ты стоишь тут как столб… Итак, убили его все-таки или нет?
— Не знаю, что и сказать. Мы пока ни в чем не уверены, — произнес я, немедленно попеняв себе за это многозначительное «мы». — Я только что разговаривал с сотрудниками местной полиции. Знаешь, кто из местных копов мне помогает? Догадайся…
— Откуда же мне знать об этом, Полли?
— А ты догадайся. Попытайся хотя бы — попытайся, попытайся… — Я тыкал пальцем в ее руку в такт своим словам и неожиданно подумал, что очень даже рад ее видеть.
— Представления не имею. Инспектор Лестрейд?
— Нет.
— Август Дюпен?
— Снова ошибочка. Хотя это имя мне знакомо. Я почти уверен, что должен знать, кто такой Август Дюпен.
— Должен, можешь не сомневаться. Но назови мне все-таки своего полицейского информатора.
— Ты всегда умела дать мне понять, что я не уделяю тебе достаточного внимания. Милая привычка, особенно с мазохистской точки зрения.
Она не засмеялась и отвернулась, а лицо ее вдруг стало очень серьезным.
— Неужели? Я что-то не замечала.
— Короче, его зовут Джо Джадид. Он племянник нашего профессора.
Она прыснула, прижав ладошку к губам.
— Не могу в это поверить. Хотя подожди — похоже, все-таки могу. Он ведь фашист, не так ли? Так что все сходится.
— Он не фашист.
— Нет, фашист. Да и ты такой же. Тоже фашист. — Она показала мне язык.
Я пожал плечами. Споры с Мией, даже если они начинались на таком вот детском уровне, мгновенно набирали силу и размах и бывали непредсказуемыми. К примеру, мы могли с ней заспорить, когда идти обедать — до или после кино, а в следующее мгновение я уже был виноват в том, что в тюрьмах становится все больше заключенных. В таких случаях лучше всего капитулировать сразу, не доводя дело до серьезной размолвки.
— Как продвигается работа над тезисами? — осведомился я, резко меняя тему.
— Хорошо продвигается. Медленно, но верно. В ближайшие пять месяцев вся моя жизнь будет проходить в комнате наверху. Я даже на зимние каникулы никуда не поеду.
— А что будет после этого?
— После зимних каникул?
— Нет, после того как работа над тезисами завершится. Как говорится, а что потом? Ужасный вопрос, не правда ли?
— Потом? Поживем — увидим. Вообще-то я подала заявление на стипендию для учебы в Англии, и если его подпишут, уеду за моря. В противном случае поступлю в юридическую академию.
— А уж оттуда до власти над миром рукой подать, верно?
— Верно. Рукой подать. Кстати, мне понадобится министр пропаганды. Не интересует?
— Может статься.
— А у тебя какие планы?
— Возможно, после статьи о Пюхапэеве меня пригласят в Бостон. Буду работать в крупном издании. В «Ридере».
— Bay! Ты молодец. Я впечатлена, но не удивлена. Такая работа как раз для парней вроде тебя.
— Что ты под этим подразумеваешь?
— Ну, я точно не знаю… Скажем, парней с развитым любопытством, но без сильного характера. Умеренных в плане политики. Умеренных в личном плане. Так сказать, умеренно умеренных. Иногда мне казалось, что ты похож на губку — сидел рядом, слушал, о чем я говорила, смотрел, как я выплескивала себя, и помалкивал, не отдавая ничего взамен. Впитывал. Полагаю, именно это качество сделает из тебя хорошего репортера. Никудышный возлюбленный, зато хороший репортер — вот кто ты такой.
Признаться, я полагал, что такого рода разговоры между нами давно закончились. И тут краем глаза заметил, что она выжидающе на меня посматривает. Вот в чем дело. Ей хотелось узнать, обиделся я на нее за этот выпад или нет. Ну так вот: я не обиделся.
— Благодарю за откровенность. Ну а как ты поживаешь — в личном, так сказать, плане? Встречаешься с кем-нибудь? С кем-то, не похожим на губку?
— Да. Регулярно. Со своим компьютером. — Она посмотрела на меня в упор. Я напрягся. Она смягчилась. — На самом деле у меня совершенно нет времени — со всеми этими тезисами и прочими делами. И потом, кто знает, где я окажусь через шесть месяцев? А у тебя как дела на личном фронте?
— Да так… познакомился кое с кем.
— Кое с кем… Понятно. Кто она?
— Учительница музыки. Зовут — Ханна.
Мия кивнула и коротко улыбнулась. Я очень надеялся, что ей не захочется говорить со мной о Ханне. Мне, во всяком случае, говорить о ней с Мией не хотелось.
— Это ты для нее купил? — Она потянулась к моему пакету и заглянула в него. — Пахнет вкусно.
— Продукты с Аллен-авеню. Сегодня я буду готовить.
— Ты же не умеешь. Я это точно знаю. — Она вынула из пакета упаковку пасты и озадаченно на меня посмотрела. — Ты что же — заделался поваром?
— Все может быть… Послушай, мне пора трогаться. Как-никак до моего дома два часа езды. Кроме того, в Уикендене скоро начнется час пик.
— О да! Трудно тогда тебе дадутся эти два квартала, верно? Нет, вы только послушайте этого нью-йоркского парнишку, жалующегося на час пик! Но оставим это. Что ж, приятно было увидеться. — Она опустила упаковку с пастой в пакет и поднялась. — Заедешь еще сюда?
— Честно говоря, не знаю. А что?
— Если заедешь, не забудь остановиться рядом с моим домом.
— Обязательно. — Это обещание было процентов на семьдесят пустым, но давалось с добрыми намерениями, если это чего-то стоит. Боюсь, однако, что не стоит.
— Я буду сидеть за столом у своего окна все последующие пять месяцев. Если приедешь, швырни в стекло камешек. — Она наклонилась и поцеловала меня в щеку. — В самом деле, Пол, я была рада повидать тебя. И прости за комментарий относительно никудышного возлюбленного.
— Ерунда. Ты ни в чем не виновата. Это я плохой. Но стараюсь стать лучше.
— Я знаю. Ты всегда стремился к этому. Самое замечательное твое качество. Только не переусердствуй с этим.
— Я тоже был рад повидать тебя, Ми. Желаю тебе счастья с твоими немцами.
Она вскинула руку в гротескном нацистском приветствии, хихикнула и вошла в дом. Это была почти идеальная встреча с «бывшей»: достаточно волнующая, чтобы вызвать приятное легкое возбуждение во всем теле, но без излишних реминисценций, способствующих сильным выбросам чувств; достаточно долгая, чтобы круг наконец замкнулся, но не настолько, чтобы бывшие партнеры могли забрать что-нибудь ненужное себе в голову. Хотя мы оба были довольно речисты, но тем не менее смогли удержаться от чрезмерно резких или грубых словесных выпадов по отношению друг к другу и врагами при расставании не стали. Более того, финальная часть встречи прошла, можно сказать, в теплой дружеской обстановке, и я, отправляясь восвояси, испытывал к Мие почти нежные чувства.