Икона

Элиас схватился было за пистолет, но решил, что выстрелы могут услышать. Тогда он взял веревку и, затянув ее на шее торговца, заставил того сесть на стул.

— Брось нож.

Нож со стуком упал на стол, и Фотис быстро подхватил его. Его глаза сузились от ярости.

— Достаточно. Привяжи его, одну руку оставь свободной. Сейчас мы получим ответы.

Капитан был свидетелем подобных сцен и раньше. Коммунисты, предатели — однажды даже немецкий капрал — привязывались к стулу, и Фотис начинал работать ножом. У пытки были свои преимущества. Времени было мало, а толстяк был явно не из тех, кто будет долго сопротивляться. И все-таки Элиас колебался.

— Привяжи его, — настаивал Фотис. Его спокойствие бесследно исчезло, лицо налилось кровью.

Раздался громкий удар в дверь, потом еще два.

— Это Марко.

Они опять накрыли свечу, и в дверь проскользнул плотный парень. Он кивнул Элиасу, но тот не обратил на него никакого внимания. Марко имел обычай появляться, когда намечалась грязная работа. Он был сыном пекаря из дальней деревни и не входил в отряд Элиаса, подчиняясь напрямую Драгумису. Фотис ли поработал над его воспитанием, а может, Марко был таким от природы, но он ничем не брезговал, для него не существовало слишком беспощадных приказов. Вначале Элиас считал, что подобного исполнителя он обрел в Косте, но Марко был единственный в своем роде. Может быть, причина в недостатке ума? Все-таки Коста был умен, черт бы его подрал.

— Что там происходит?

— Они собирают людей на площади, — ответил Марко. — Начали со стариков, а теперь хватают всех подряд, даже женщин. Наверное, слишком мало мужчин осталось. Мне повезло, что меня не замели.

— Ты убил кого-нибудь из немцев в церкви? — спросил Фотис.

— Одного, — ответил Элиас.

— Значит, на рассвете они расстреляют сорок человек. И еще повезет, если не сожгут всю деревню.

— Сволочи, — сказал Марко.

Хватка Элиаса ослабла, и Маврудас, освободившись от веревки, кулем повалился к ногам партизанского командира.

— Капитан, Христом заклинаю, спаси меня от этих зверей. Ты не такой, как они, ты хороший человек, тебя все уважают.

— Поднимайся.

— Нет, пожалуйста, я умоляю, будь милосерден, всё в твоих руках.

Лицо торговца было мокрым от слез, глаза казались безумными. Элиас чувствовал его неподдельный ужас, и все-таки что-то в этой сцене показалось ему наигранным. Стаматис схватил капитана за правую руку, сжал ее обеими руками, словно в молитве, и многозначительно посмотрел на него. Пытаясь высвободить руку, Элиас почувствовал в своей ладони клочок бумаги.

Расстановка сил в комнате незаметно изменилась. Старый вор сделал свой выбор; остальное зависело от Элиаса. Он почувствовал на себе взгляд Фотиса. Он знал, что у того был нюх на любые уловки.

— Отцепись от меня, свинья!

— Нет, послушайте, я не знаю, где сын, я не…

Он ударил торговца по лицу левой рукой, во время удара повернувшись так, чтобы его правая рука не была видна, и сунул бумажку в карман.

— Здесь нет твоих друзей, Маврудас, — негромко сказал Фотис, успокоившись. — Марко, посади его на стул и привяжи, одну руку оставь свободной. Ты какой рукой меньше дорожишь, Маврудас, левой или правой? Вот видишь, за тобой все еще остается право выбора.

Марко быстро выполнил указание. Стаматис выполнил главную задачу и теперь остался один на один с предстоящим кошмаром. Лицо его окаменело, взгляд устремился в стену, стоны становились глуше по мере того, как веревка все крепче притягивала его к стулу. Элиас не будет на это смотреть. Одно дело — убивать противника в бою, другое — постепенно вытягивать жизнь из человека, которого знал с детства. Конечно, действия торговца послужили причиной смерти Микалиса. Он должен умереть. Так пусть будет так, у Элиаса же есть и другие заботы. Он направился к двери, в это время Фотис уже приготовил нож.

— Куда ты идешь?

— Искать своих людей на северном холме.

— Да, хорошо. Если вам придется сниматься оттуда, идите в старый монастырь, но не в пещеру.

— Не учи ученого, — резко ответил Элиас.

— Конечно. Или оставайтесь на холме, я вас там найду.

— А если он заговорит, каков будет план?

Фотис неприятно улыбнулся:

— Он заговорит, это точно. Обсудим это, когда я вернусь. Пока, мой мальчик. — Последние слова были произнесены с нарочитой теплотой.

Когда Элиас выходил из дома в ночную темноту, стоны Стаматиса достигли наивысшей ноты, почти перейдя в крик. «Заткни ему рот!» — это были последние услышанные им слова.

События на площади продолжали развиваться. Везде были немецкие патрули, колотившие в двери в поисках кого-то или чего-то. Вероятно, Мюллеру придется долго искать: испуганные жители деревни чего только ему не наговорили, чтобы спасти себя. Элиас держался в тени, радуясь безлунной ночи. Передвигаясь от улицы к улице между домами, он остановился в месте изгиба узенькой улочки и нащупал в кармане жилетки спичечный коробок. В нем оставалось лишь несколько драгоценных спичек. Одной рукой вытаскивая записку из кармана, другой он достал спичку и чиркнул ею о холодный камень стены.

«Часовня Св. Григория. Пощади мальчика».

Больше в записке ничего не было. Он поднес догорающую спичку к клочку бумаги и смотрел, как та, ярко вспыхнув, обратилась в пепел. Часовня Святого Григория. Неплохой выбор. Ею редко пользовались, и капитан с трудом припомнил, где она находилась. Где-то к северу, но на приличном расстоянии от дороги. Пощади мальчика. Он что, серьезно? Он что, не знал, что сделал Коста с Микалисом? И почему он должен быть более милосерден, чем Змей, который, во всяком случае, и брата не потерял? Старый вор, конечно, стал сговорчивее в свои последние минуты, но это уже не имело значения.

С чего же начать? К Фотису у него больше не было доверия. Хорошо, что он не упомянул о смерти Микалиса, иначе бы Фотис решил, что Элиас, ослепленный жаждой мести, уже не сможет действовать разумно. Теперь самое главное — быстро добраться до часовни. Имея икону, он сможет торговаться, и, таким образом, у него появится шанс заключить сделку. Стаматис наверняка заговорит, так что Фотис скоро догонит Элиаса.

На близлежащих улицах немцев не было, и это позволило ему продвигаться быстрее. Таверна Стефано была закрыта, света в окнах не видно. Немцы, конечно, могли схватить его, но Элиас сомневался в этом. Он никогда не доверял Стефано. Этот человек хранил множество секретов и никогда их не выдавал — если цена его не устраивала. Он умел появляться и исчезать незамеченным. Где он был сейчас? Только не дома. Его жена и ребенок погибли. Дома оставалась только теща, из-за которой Стефано не стал бы волноваться. Вряд ли он бродит по улицам, пока продолжается облава. Скорее всего сидит в темной таверне, пережидая, пока все успокоится. Элиас подошел к задней двери. Изнутри она запиралась на щеколду, но Элиас помнил, что винты сильно разболтались. Вежливый стук в дверь вряд ли бы привлек внимание Стефано. Не колеблясь, Элиас сделал шаг назад и изо всех сил навалился левым плечом на дверь. Она задрожала, производя при этом оглушающий шум, но не подалась. Капитан опять отступил назад, выдвинул вперед правое плечо, одновременно упершись левой ногой в стену позади себя.

«Весело будет, если меня убьет хозяин таверны, да еще из этого чертова пистолета, который я сам ему дал», — раздраженно подумал он и изо всех сил бросился вперед.

Дверь открылась, но от удара Элиас потерял равновесие и, споткнувшись, упал на пол. Несколько мгновений он не шевелился, но, чтобы обозначить себя, сразу произнес:

— Стефано, это я.

Владелец таверны вряд ли будет ему рад, но и не пристрелит его, раз уж он здесь. В слабом свете, проникавшем из окон, виднелись очертания пустых столов и стульев. Стойка бара находилась рядом со входом на кухню, и Элиас пополз в этом направлении. Заглянув за угол барной стойки, он увидел человека, вглядывавшегося поверх нее в темноту комнаты. Капитан приставил пистолет к колену Стефано.