Страница 31 из 84
— Не из церкви?
— Нет, он связан с правительством. Он на пенсии, но все еще остается на связи. Или его держат на связи. Или американцы держат его на связи. Не важно. Мы его разыскали. Не уверен, что он имеет к этой истории какое-то отношение, но основания для такого предположения есть. Пожалуйста, уберите пистолет.
— Вы сказали «правительство». Вы имеете в виду спецслужбы, госбезопасность — что-то в этом роде?
— Да. Но он стар. Даже старше, чем я.
— Старше или нет, эта штука нам может понадобиться, — сказал Джимми, вертя в руках пистолет. — Без оружия я не пойду.
— Я вообще не прошу вас идти.
— Думаю, вы скоро узнаете, что отец Макариос настаивает на моем участии.
— Да. — Иоаннес окинул взглядом молодого человека, обратив внимание на глаза, нос, форму головы. — Знаете, а вы на него похожи. На епископа. Только не говорите, что вы родственники.
Такая догадка явно не понравилась молодому человеку.
— Я его племянник. Но это не имеет значения.
— И вы что-то вроде детектива?
— Мы называем это «частный расследователь». Но я работаю в основном на церковь.
— О, рыцарь церкви. Весьма прискорбно, что у них находится для вас работа.
— Почему бы нам не увидеться с этим человеком прямо сейчас?
— Потому что его сейчас нет. Он уехал из города на пару дней.
— Значит, ждем?
— Уверен, что у вас есть и другие дела. Не смею вас задерживать.
— Вы знаете больше, чем говорите. Я не выпущу вас из виду.
— Я хочу подчеркнуть, что, если вы собираетесь меня сопровождать, вам придется четко следовать моим инструкциям. Я не допущу никакого вмешательства, чтобы ни говорил Макариос.
— Все вы одинаковые, — вздохнул толстяк. — Думаете, что знаете все лучше всех. Почему? Потому что вас ведет божественный свет? Священники не должны заниматься расследованиями.
— Скажите это Богу, брат.
За грязным, в царапинах окном поезда проплывал Коннектикут. Глубоко врезавшиеся в берег бухты, болотная трава, то все еще пожухло-коричневая, то зеленеющая молодой порослью. Белые цапли, пробирающиеся по болоту или медленно отрывающиеся от земли, взлетая. Пристани для яхт, пустые пляжи, серые контуры островов. Потом пошли участки, густо поросшие лесом. Деревья уже начали подергиваться зеленоватой или красноватой дымкой молодой листвы. Мир возвращается к жизни. Андреас отвернулся от окна.
Поездка в Бостон оказалась пустой тратой времени. Он встречался с вдовой одного из своих оперативников. Двадцать лет этот человек успешно проработал в разведке, а потом лишился пенсии, потому что предпочел Америку Греции, находившейся в то время под властью полковников и изменившейся до неузнаваемости. Андреас не смог помочь ему тогда, да и сейчас не многим мог быть полезен — разве что отдать дань уважения. За последние годы он нанес десятки подобных визитов, но от этого каждый из последующих не становился легче. Американский контакт, с которым он познакомился в Кембридже, был старым другом, но на служебной лестнице стоял на ступеньку ниже Моррисона. Будучи в отставке, он преподавал в колледже и ничем не мог ему помочь. Андреас испытывал раздражение из-за необходимости сидеть там, вспоминая, каким он был хорошим человеком, как важно было его человеческое участие для всех, кто его знал, думая при этом только об одном — о том, насколько полезна эта встреча. Что важнее — полученная информация или потраченное время? Неужели он уже потерял способность думать по-другому? В душе он даже возненавидел эту вдову, женщину редкой доброты и мужества. Позор.
Он хотел поскорее вернуться к Алексу. Его сын, вероятно, был благодарен ему за этот перерыв в общении. Они не могли долго выносить присутствие друг друга, какая бы сильная любовь их ни связывала. Андреасу скоро нужно будет возвращаться в Афины, конечно, если Алексу не станет хуже. Счет в отеле вырос до неимоверных размеров, да и вообще в Нью-Йорке им овладевала клаустрофобия. Главным сейчас было удостовериться в том, что Фотис не втянул Мэтью в свои махинации. Именно на этом следовало сосредоточиться с самого начала, но запах Мюллера опять ударил ему в ноздри. Лучше отказаться от этой затеи. Как бы то ни было, пока Бенни ничего не обнаружил.
Он отказался от покупки мобильного телефона, которыми, похоже, пользовались здесь все. Его безмерно раздражала необходимость слушать телефонную болтовню одновременно семи человек, сидящих на соседних местах. Конечно, он понимал, что это изобретение очень удобно. Лет двадцать назад оно было бы незаменимо в его работе. Поскольку он не являлся обладателем этого чуда техники, ему пришлось дождаться десятиминутной остановки в Нью-Хейвене, спуститься в холодный мрачный тоннель и воспользоваться таксофоном. Он автоматически начал было набирать номер Мэтью, но передумал и вместо этого позвонил Бенни.
— Где тебя черти носят?
— Я в поезде. Что случилось?
— Я нашел его.
Андреас выдохнул и закрыл глаза.
— Ты уверен?
— На девяносто пять процентов. Над оставшимися пятью придется поработать тебе. Когда ты возвращаешься?
— Через два часа.
— Сегодня не очень удобно. Слишком много шума. Нанесем ему визит завтра.
11
Мэтью намеревался вернуться на Манхэттен в тот же вечер, но мать убедила его остаться ночевать. Рано утром в воскресенье он позвонил деду в отель, но телефон молчал. Мэтью зашел к отцу. Тот был слишком слаб, чтобы подняться. Мэтью молча сжал его руку, надеясь этим рукопожатием выразить свое раскаяние: слова застревали у него в горле. На поезде он доехал до Гранд-Сентрал и пешком направился в отель. Было Пасхальное воскресенье по католическому календарю, по православному — Вербное. Сначала Мэтью хотел зайти послушать службу, но потом решил, что мысли, роящиеся у него в голове, вряд ли позволят ему сосредоточиться на чем-то другом. Кроме того, он был уверен, что не встретит деда в церкви.
В тесном вестибюле отеля консьерж, предварительно попросив его назвать свое имя, позвонил в номер деда.
— Вы можете подняться.
— Он вернулся?
— Он и еще один джентльмен пришли двадцать минут назад. Комната 511. Лифты справа.
Мэтью уже настроился на долгое ожидание и теперь почувствовал, что не готов к встрече. Он уже не чувствовал прежней злости на деда, и тот смог бы легко изменить направление разговора. Мэтью решил, что должен проявить твердость: рассказать о том, что ему известно, и потребовать объяснений.
Громкий стук в дверь — и за ней тут же послышались шаги и приглушенные голоса.
— Это Мэтью.
Дверь распахнулась. Стоявший на пороге высокий седой человек улыбался:
— Ты внук Андреаса?
— Именно так.
— Ну что ж, заходи.
Человек отступил, пропуская Мэтью вперед. В небольшой комнате помещались двуспальная кровать, прикрытая покрывалом, телевизор, письменный стол и два кресла. Стены оклеены обоями с затейливым цветочным орнаментом. Андреаса в комнате не было, но из ванной доносились приглушенные звуки.
— Присаживайся, — сказал человек, располагаясь в кресле возле двери. Мэтью не стал садиться. Он прошелся по комнате, выглянул в окно, выходившее в забетонированный двор. Мэтью научили не задавать вопросов, когда речь шла о коллегах деда, однако присутствие этого человека раздражало его, поскольку он настроился на жесткий разговор с Андреасом. Он решил не отступать и дождаться подходящего момента. Щелчок выключателя в ванной заставил его обернуться.
Он увидел невысокого, плотного, почти лысого человека с глубоко посаженными глазами, одетого в кожаный пиджак, который был ему явно велик. Свет в ванной выключен, значит, Андреаса там не было. Его вообще не было в номере, а у двери стояли двое незнакомых мужчин. Страх Мэтью почему-то принял форму тупого оцепенения.
— Пожалуйста, садись, — опять сказал тот, который был постарше. — Нам нужно познакомиться.
Мэтью осторожно присел на край кровати. Лысый, с выражением раздражения на лице, продолжал стоять, рассеянно похлопывая себя по карману.