Страница 2 из 25
8
почти всегда с одним из друзей, которые нескончаемым потоком изливали шутки и лесть, чтобы ее позабавить. Цецина просто сидел, сложив руки на толстом животе и устремив на Прокулею напряженный взгляд глазок, казавшихся совсем крохотными на пухлом лице. Однажды, когда отец давал пир в честь Марка Семпрония, и мать вызвали на кухню, Авидиак наклонился к Цецине и громко прошептал:
— Твое поведение слишком откровенно, перестань раздевать ее взглядом!
На это все рассмеялись, но Цецина покраснел, а когда мать вернулась и спросила, что всех так развеселило, Маний Туллий сказал, что Цецина спрашивал, кто такая Арахна, [10]про которую она говорила перед тем, как ее позвали. Тут все снова рассмеялись. Все, кроме матери, которая стала объяснять Цецине
9
Вентрон владел большими поместьями в [5–6 сл. ] кирпичной кладки и поставлял мрамор, [11]когда Август [2–3 стр. ] и говорили, что он богаче отца. Впрочем, я пишу это только потому, что, когда Спурий Цецина сидел, сложив на большом животе руки, мать иногда обращалась к нему с тем или иным вопросом, но сомневаюсь, что она делала это, дабы его смутить. Цецина же, отвечая, всегда краснел, раскачивал вверх-вниз сцепленными пальцами, снова и снова вверх и [1–2 стр. ] переплетя пальцы. Позже мне часто (вспоминалось), когда я [1 стр. ] это делать, чтобы
Начиная с этого момента сохранность текста значительно улучшается, поэтому некоторые фрагменты состоят из более длинных и связных пассажей.
10
Байях. [12]Наши отцы владели тут виллами у моря. Мы с Квинтом часто заплывали далеко от берега, а после лежали на песке. Я любил Квинта превыше других, больше, чем мать, больше, чем Цинтию — мне нравилась Цинтия, потому что она была моей первой наложницей, но ее я не любил. Она была слишком стара, когда наставляла меня, как следует обходиться с женщиной. Почти двадцати семи лет. Я любил Квинта, хотя никогда его не касался. Наша любовь была, как (описанная) у Платона [13][5 стр.]. Как и у меня, у него была наложница. Ее звали Нервой, и, так как она умела красиво играть на кифаре, то у нее не было других обязанностей по дому, кроме как развлекать гостей на пирах. Но любил он меня одного. Мы были ближайшими друзьями. Нам было не больше пятнадцати-шестнадцати лет, мы еще носили красные полосы на туниках. [14]Мы оба изучали право (я — у Гая Акватия Суллы) и готовились к тироциниуму. [15]В отличие от Квинта мне была скучна юриспруденция, и перспектива провести два года мелкой сошкой в суде и еще три — при штабе приводила меня в отчаяние. Я рассказал Квинту, как мой дядя Овидий бросил тироциниум и никогда не служил в армии. Вместо этого он стал клиентом Мессалы [16][2–3 сл. ] (ничего), только писал стихи.
— Но ты не умеешь писать стихи, — возразил Квинт. — Да, кстати, о поэзии твоего дяди — вчера в термах я читал его новую книгу, «Любовные элегии». [17]
— Надо же!
Я признал, что читаю стихи, лишь когда это совершенно необходимо, и книгу дяди еще не открывал. Вскочив, Квинт заявил, что я не знаю, чего лишился, и что мы немедленно исправим упущение.
— В термы! — воскликнул он.
Туда мы и отправились.
В библиотеке мы взяли свиток в богатом чехле из желтого пергамента. Библиотекарь с усмешкой заметил, что сборник станет весьма полезен таким юнцам, как мы: нам не придется тратить время на уроки у рабынь. Я оборвал его, сказав, что мы уже давно усвоили эту науку и что наш интерес к книге проистекает только из любви к поэзии. Библиотекарь фыркнул, но мы оставили это без внимания. Нам не терпелось пройти к бассейну. В то время я даже не задумался над его поведением, хотя позднее [прибл. 10 стр.]
— На Форуме, — прошептал Квинт, — говорят, что император делает это с первой женой твоего дяди Овидия, с Рацилией. Вот почему он с ней развелся, ведь до него дошли слухи. Разумеется, такое нельзя описать в стихах, но в его последней книге все наоборот, рога наставляет именно он.
— Правда? Наставляет рога императору? — спросил я.
Квинт тревожно оглянулся по сторонам. [2 кол.]
Но, оставив эту мысль, мы вернулись к чтению, то есть Квинт читал мне вслух.
— Клянусь Юпитером! — воскликнул я, прерывая его. — Я понятия не имел, что про такое пишут стихи! — и с восхищением повторил только что прочтенные им строки: — «…ласково страстным бедром льнула к бедру моему». [18]Надо признать, подобные стихи совсем не скучны.
— Слушай дальше, — сказал Квинт. — «Вялого ложа любви грузом постыдным я был…» [19]
— Дай посмотреть!
Я выхватил у него свиток. Теперь уже я читал ему вслух. При самых непристойных отрывках Квинт жадно облизывал губы, и мы оба разражались смешками.
11
потому что отец всегда был его преданным другом и соратником во время Гражданской войны, командовал [2 стр. ] Когда Октавиан стал императором, отец так редко бывал дома, что, правду сказать, я его едва знал: он участвовал во многих военных кампаниях. В промежутках между ними он занимал государственные посты, был императорским наместником [20]Августа. В этой должности он имел прямой доступ к императору и получал приглашения на пиры, которые время от времени давал Август. Эти события случались много реже, чем празднества, которые устраивали сенаторы или выскочки-вольноотпущенники, и дом Августа на Палатине был много меньше и не столь нарочито пышным, как у других, например, у нашего соседа Гнея Сальвидиена Альбы, который вечно похвалялся своими домашними термами с мозаичными полами из фригийского мрамора, инкрустированными розовым мрамором с острова Хиос.
Впервые я присутствовал на пиру у императора вскоре после того, как надел мою тогу вирилис. [21]У нас с отцом вышла страшная ссора из-за моих слов, что я не намерен делать карьеру на политическом поприще. Мне в самом деле не хотелось идти, но отец заставил.
Императорский пир был не роскошнее его жилища. Я не обращал внимания на то, что ем, и держался поближе к матери, которая в споре с отцом взяла мою сторону, но не смел надеяться, что после угощения она будет допущена в приемный зал императора. Насколько я знал, обычно на возлияния допускали только мужчин, исключение делалось для императрицы, которая иногда присоединялась к своему супругу.
Она — императрица Ливия — возлежала на ложе рядом с ложем матери за столом женщин. Мать выглядела настолько молодо, что могла бы сойти за ее внучку. Я то и дело на нее поглядывал. Желудок у меня стянуло узлом при мысли, что после пира я останусь с отцом, но я, как всегда, гордился моей матерью Прокулеей: она была прекрасна, как Афродита, и мне казалось, что весь пиршественный зал полнится ее духами, ароматом Рима, который я помнил по тем давно минувшим дням, когда мы отправлялись на носилках в город. Тогда ее духи как будто заглушали вонь рыбы из торговых рядов за Форумом, как теперь, на пиру у императора, они скрывали запахи кухни. Мне пришло в голову, не уподобляюсь ли я Эдипу, [22]но я тут же отбросил эту мысль. Я был просто primus inter pares [23]среди поклонников матери. Она была истинной римской матроной: прекрасная и улыбчивая, она заставляла свою пылкую свиту смеяться ее остроумным замечаниям и восхищаться строками, которые она цитировала, стихами, которые были мне незнакомы, отчего я чувствовал себе невеждой. Но не более того. Она была образцом целомудрия: Август укажет на нее как на пример для всех женщин, когда введет закон против прелюбодеяния. [24]
10
Арахна — умелая ткачиха из Книги 6 «Метаморфоз» Овидия. Здесь Туллий пытается показать, что Цецина не знает римской мифологии.
11
В других местах этого текста содержатся указания на то, что Цецина был сенатором. Для сенатора считалось унижением собственного достоинства заниматься чем-либо, помимо политики и управления своими поместьями. Однако изготовление камня относили к сельскому хозяйству, и позднее, когда Август решил перестроить Рим, превратив его в мраморное сердце империи, Цецина также приобрел каменоломни, где добывали мрамор.
12
Байи был очаровательным курортным городком на берегу Неаполитанского залива, где традиционно покупала себе летние поместья знать Древнего Рима. Тут было множество терм, при некоторых из них имелись библиотеки.
13
Квест ссылается на знаменитый пассаж в «Пире» Платона, в котором часто усматривают, что философ поощряет гомосексуальную любовь среди молодых юношей. И по сей день среди подростков часто возникает напряженная эмоциональная близость, которую Платон характеризует как восходящую «от одного прекрасного тела к двум, от двух — ко всем, а затем от прекрасных тел к прекрасным нравам, а от прекрасных нравов к прекрасным учениям, пока не поднимешься от этих учений к тому, которое и есть учение о самом прекрасном, и не познаешь наконец, что же это — прекрасное». Вполне очевидно, что этот пассаж дает возможность самых разных толкований, вот почему Квест подчеркивает, что «никогда его не касался» и что их любовь была опытом «познания прекрасного».
14
Отличительный знак молодых людей, не достигших совершеннолетия, — две полосы, спускавшиеся от плеч до подола туники. Туника — рубаха длиной до колен для мальчиков, до лодыжек — для девочек, которая надевалась под плащ-паллий.
15
Тироциниум представлял собой систему подготовки молодых людей благородного (патрицианского) происхождения к политической карьере. Он состоял из четырех уровней: (1) ученичество у известного юриста и оратора; (2) tirocinium fori, один или два года изучения администрации, включая законодательную систему; (3) tirocinium militae, военная подготовка, которую юноши обычно проходили в штабе легиона под началом какого-нибудь родственника; (4) незначительная административная должность в государственном аппарате, которую полагалось занимать до достижения двадцати семи лет, после чего ученик мог стать квестором, что являлось первым шагом в карьере, кульминацией которой становился пост сенатора. Этот подготовительный курс, известный как cursus honorum, занимал около десяти лет. Против воли, но по желанию отца, Квест с муками преодолел его целиком в отличие от Овидия, который бросил курс после tirocinium fori, чтобы стать профессиональным поэтом.
16
Марк Валерий Мессала Корвин был одной из самых интересных фигур Рима того периода: прославленный воин и успешный политик, но также заступник и покровитель поэтов, которым тем или иным способом обеспечивал безбедное существование.
17
«Amores» — сборник Овидия из пяти книг эротических стихов, в центре которых его героиня Коринна. Был создан, вероятно, в 15 г. до н. э. После огромного успеха Овидий переработал его в 9 г. до н. э., сократив до трех книг, и в такой форме сборник стал эквивалентом сегодняшнего бестселлера.
18
Квест цитирует из «Любовных элегий» III, 12 [Перевод С. Шервинского. — Примеч. пер. ], из этого же сборника взята следующая цитата о «вялого ложа любви грузе постыдном». Не раз строили догадки, кто скрывается за описанной в стихах Коринной: по одним версиям, она — просто плод воображения поэта, по другим, — его первая жена. Разумеется, если предположить, что рукопись Квеста достоверна, то на самом деле это была Прокулея, жена Гая Фирма и мать Квеста.
19
Перевод С. Шервинского.
20
В каждую провинцию (за некоторым исключением) император назначал по одному наместнику, под юрисдикцию которого подпадали все командующие легионами (legati) провинции. Иными словами, императорский наместник был в провинции главным лицом и имел немало возможностей набивать себе карманы.
21
Тога вирилис (toga virilis) [буквально: тога зрелости ( лат.). — Примеч. пер. ] была белой тогой мужа, которую носили взрослые мужчины Рима. Это позволяет установить возраст Квеста на момент пира у императора: больше семнадцати лет.
22
Начитанный Квест имеет в виду греческий миф и трагедию Софокла о Эдипе, который женился на царице Иокасте, не зная, что это его собственная мать. Обнаружив, какое преступление совершил, он выколол себе глаза, а Иокаста покончила с собой.
23
Буквально: первый среди равных ( лат.). В период республики этим титулом наделяли первое лицо в государстве, главу сената. Август присвоил себе этот титул, который с тех пор стал автоматически ассоциироваться с императорами и включаться в их многочисленные титулы.
24
«Lex Julia de adulteris coercendis» [ «Закон Юлия о бракоустройстве» (лат.) — Примеч. пер.]. Согласно ему, прелюбодеяние жены являлось причиной для развода, но муж должен был подать на расторжение брака в шестидесятидневный срок. Если он этого не делал, то был обязан остаться со своей неверной женой.