Антоний и Клеопатра

Однако женщины Либона не интересовали Антония. Его беспокоил сам Либон.

— Зачем ты привез ее ко мне? — спросил Антоний.

Либон широко открыл глаза, раскинул руки.

— Мой дорогой Антоний! Куда еще мне было ее везти?

— Ты мог отправить ее в ее собственный дом в Риме.

— Она закатила такую истерику, что мне пришлось выпроводить из комнаты Секста Помпея, иначе он бы убил ее. Поверь мне, она не желала ехать в Рим, все время кричала, что Октавиан казнит ее за измену.

— Казнит кузину Цезаря? — недоверчиво переспросил Антоний.

— А почему нет? — с невинным видом спросил Либон. — Он же внес в проскрипции кузена Цезаря, Луция, брата твоей матери.

— Мы с Октавианом оба это сделали с Луцием! — резко заметил Антоний. — Но мы не казнили его! Нам нужны были его деньги, вот и все. У моей матери денег нет. Ей ничто не угрожает.

— Вот ты и скажи ей об этом! — раздраженно крикнул Либон.

В конце концов, он терпел ее во время долгого вояжа. С него хватит.

Если бы кто-то из них подумал посмотреть на нее, он увидел бы, что полные слез голубые глаза полны также и хитрости и что уши, украшенные огромными серьгами, чутко ловят каждое произнесенное слово. Юлия Антония могла быть монументально глупой, но она очень заботилась о своем благополучии и была убеждена, что ей намного лучше будет сидеть у старшего сына, чем торчать в Риме, не получая дохода.

К этому времени прибыли управляющий и несколько перепуганных служанок. Отбросив их опасения, что они не справятся с этой проблемой, Антоний с благодарностью передал им свою мать, попутно уверяя ее, что не собирается отсылать ее в Рим. Наконец трудное дело было сделано, и в кабинете воцарился мир. Антоний вернулся в кресло и с облегчением вздохнул.

— Вина! Хочу вина! — крикнул он, вдруг вскакивая с кресла. — Либон, красного или белого?

— Спасибо, хорошего крепкого красного. Без воды. Воды я столько видел за последние три рыночных интервала, что мне хватит на всю оставшуюся жизнь.

Антоний усмехнулся.

— Я понимаю. Сопровождать мою маму небольшое удовольствие. — Он налил бокал до краев. — Вот, это должно унять боль. Хиосское, десятилетней выдержки.

Молчание длилось, пока двое пьяниц с удовольствием поглощали вино, уткнув носы в бокалы.

— Так что же привело тебя в Афины, Либон? — спросил Антоний, прерывая молчание. — И не говори, что это моя мать.

— Ты прав. Твоя мать просто удобный предлог.

— Не для меня, — прорычал Антоний.

— Я хотел бы знать, как ты это делаешь, — весело поинтересовался Либон. — Когда ты просто говоришь, у тебя высокий и несильный голос. Но в один миг ты можешь превратить его в низкий горловой рык или рев.

— Или вопль. Ты забыл про вопль. И не спрашивай меня, как я это делаю. Я не знаю. Просто это происходит. Если хочешь услышать мой вопль, продолжай уклоняться от ответа на мой вопрос.

— Э-э, нет, не хочу. Но если мне будет позволено продолжить тему твоей матери, я советую тебе дать ей много денег, чтобы она пробежалась по лучшим магазинам Афин. Сделай так, и ты больше не увидишь и не услышишь ее. — Либон с улыбкой наблюдал за пузырьками вина на краях бокала. — Как только она узнала, что твой брат Луций прощен и послан в Дальнюю Испанию с правами проконсула, с ней стало легче иметь дело.

— Так почему ты здесь? — снова спросил Антоний.

— Секст Помпей посчитал, что нам неплохо бы встретиться.

— Правда? С какой же целью?

— Образовать союз против Октавиана. Вы двое вместе сделаете кашу из Октавиана.

Поджав губы, Антоний отвел глаза.

— Союз против Октавиана… Умоляю, скажи мне, Либон, почему я, один из троих назначенных сенатом и народом Рима для восстановления республики, должен вступать в союз с человеком, который не лучше пирата?

Либон поморщился.

— Секст Помпей — губернатор Сицилии в полном соответствии с mos maiorum! Он не считает законным ни триумвират, ни проскрипционный эдикт, по которому он безвинно объявлен вне закона, не говоря уже о лишении его всего имущества и наследства! Его действия на море — это лишь средство убедить сенат и народ Рима, что его осудили несправедливо. Отмените приговор изгоя, отмените все запреты, и Секст Помпей перестанет быть, э-э, пиратом.

— И он думает, что я выступлю в палате с предложением отменить его статус государственного врага и снять все запреты в обмен на его помощь в освобождении Рима от Октавиана?

— Именно так, да.

— Насколько я понимаю, он предлагает явную войну, и если возможно, завтра же?

— Ну-ну, Марк Антоний, все ведь знают, что вы с Октавианом рано или поздно столкнетесь! А поскольку из вас двоих — Лепида я в счет не беру — ты имеешь imperium maius над девятью десятыми Римской империи и контролируешь ее легионы и ее доходы, что еще может случиться в результате вашего столкновения, как не полномасштабная война? Более пятидесяти последних лет история Римской республики — это одна гражданская война за другой, и ты действительно веришь, что Филиппы — это конец последней гражданской войны? — Либон говорил тихо, с невозмутимым лицом. — Секст Помпей устал быть изгоем. Он хочет получить то, что ему полагается, — восстановление его гражданства, разрешение наследовать имущество его отца, Помпея Магна, возврат этого имущества, консульства и права проконсула в Сицилии навсегда. — Либон пожал плечами. — Есть еще кое-что, но пока достаточно, я думаю.

— И в ответ на все это?

— Он будет контролировать моря как твой союзник. Простите заодно Мурка, и у тебя будет и его флот. Агенобарб говорит, что он независимый, хотя тоже такой же пират. Секст Помпей также гарантирует тебе бесплатное зерно для твоих легионов.

— Он требует от меня выкуп.

— Это «да» или «нет»?

— Я не заключаю договоров с пиратами, — сказал Антоний обычным голосом. — Однако ты можешь сказать твоему хозяину, что, если мы встретимся на море, я надеюсь, он пропустит меня, куда бы я ни направлялся. Если он сделает так, мы посмотрим.

— Скорее «да», чем «нет».

— Скорее ничего, чем что-то, — на данный момент. Мне не нужен Секст Помпей, чтобы раздавить Октавиана, Либон. Если Секст думает, что он нужен, он ошибается.

— Если ты решишь переправлять свои легионы из Македонии в Италию по Адриатике, Антоний, тебе ни к чему помехи в виде чужого флота.

— Адриатика — это участок Агенобарба, и он мне не помешает. Я его не боюсь.

— Значит, Секст Помпей не может назвать себя твоим союзником? Ты не будешь говорить в сенате в его защиту?

— Конечно нет, Либон. Самое большее, на что я соглашусь, — это не ловить его. Если бы я охотился за ним, то исколошматил бы его. Скажи ему, что бесплатное зерно он может оставить себе, но я хочу, чтобы он продал зерно для моих легионов по обычной оптовой цене — пять сестерциев за модий, и ни драхмой больше.

— Это невыгодная сделка.

— Ставить условия могу я, а не Секст Помпей.

«И какую роль в этом упрямстве играет тот факт, что теперь у него мать на шее? — думал Либон. — Я говорил Сексту, что это нехорошая идея, но он не слушал».

В комнату вошел Деллий под руку еще с одним подхалимом, Сентием Сатурнином.

— Взгляни, кто приехал с Либоном из Агригента! — радостно крикнул Деллий. — Антоний, у тебя еще осталось то хиосское красное?

— Тьфу! — плюнул в сердцах Антоний. — Где Планк?

— Здесь я, Антоний! — откликнулся Планк, подходя, чтобы обнять Либона и Сентия Сатурнина. — Здорово, правда?

«Очень здорово, — кисло подумал Антоний. — Четыре порции сиропа».

Марш его армии к Адриатическому побережью Македонии начался просто как демонстрация с целью напугать Октавиана. Отказавшись от мысли воевать с парфянами, пока не повысится его доход, Антоний сначала хотел оставить свои легионы в Эфесе, но визит в Эфес изменил его намерение. Каниний был слишком слаб и неспособен контролировать столько старших легатов, если рядом не будет Антония. Кроме того, идея напугать Октавиана была слишком заманчивой, и противостоять ей он не мог. Все были того мнения, что вот-вот разразится война между двумя триумвирами. Но Антоний оказался перед дилеммой. Не покончить ли с Октавианом прямо сейчас? Эта кампания будет дешевой, и у него имелось достаточно транспорта для перевозки легионов по морю до родной территории, где он мог взять легионы у Октавиана и пополнить ими свои, а еще забрать у Поллиона и Вентидия их четырнадцать легионов! И еще десять в случае поражения Октавиана. А все, что он найдет в казначействе, пойдет в его военную казну.