По воле судьбы

После того как Помпей Великий заплатил Милону за конкурирующие шайки, состоящие из бывших гладиаторов и головорезов, борьба осложнилась. Клодию теперь приходилось не только пугать плебс, но и соревноваться с Ми лоном и его профессиональными громилами. Затем Цезарь заключил договор с Помпеем и Марком Крассом в Луке, и Клодий вынужден был подчиниться. Его послали послом в Анатолию за государственный счет, что давало ему возможность заработать кучу денег за год отсутствия в Риме. Вернувшись, он вел себя тихо. До тех пор, пока Кальвин и Мессала Руф не были выбраны консулами в конце прошлого квинктилия. И тогда война между Клодием и Милоном возобновилась.

Курион не отрывал глаз от Фульвии, но он столько лет пялился на нее, что никто не обращал на это внимания. Конечно, все заглядывались на эту красотку. Каштановые волосы, черные брови, огромные синие глаза, словно бы намекающие на что-то. Появление отпрысков только усилило ее привлекательность. Она стала обращать внимание на одежду и носила лишь то, что ей шло. Будучи внучкой аристократа и знаменитого демагога Гая Гракха, Фульвия так уверилась в прочности своего положения в свете, что то и дело появлялась на Форуме и, не смущаясь, самым неженственным образом поносила противников Клодия, которого обожала.

— Я слышал, — сказал Курион, с трудом опуская глаза, — что, сделавшись претором, ты намерен распределить всех вольноотпущенников Рима по тридцати пяти трибам. Это действительно так?

— Да, это правда, — самодовольно подтвердил Клодий.

Курион нахмурился, чем только усугубил свое сходство с капризным подростком, хотя ему было уже тридцать два. Отпрыск старинного плебейского рода Скрибониев обладал броской наружностью, ни в малейшей степени не являясь притом образчиком красоты. Острые глазки, прыщавая кожа, ярко-рыжие и, несмотря на старания парикмахера, торчащие во все стороны волосы и вдобавок отсутствие переднего зуба придавали ему разбитной и задиристый вид. Впрочем, за всей этой нагловатостью крылся весьма проницательный аналитический ум, что, однако, не убавляло в его владельце склонности к каверзам и всякого рода проделкам. В юности, например, он и Антоний изображали страстных любовников, немилосердно изводя Скрибония-старшего, а на самом деле успели наделать больше детей, чем любой другой за всю свою жизнь. Но сейчас Курион был серьезен и хмур.

— Клодий, если разместить вольноотпущенников по тридцати пяти трибам, это исказит всю систему трибутных выборов, — медленно сказал он. — Человека, кому принадлежат их голоса — а это в данном случае будешь ты, — невозможно остановить. Все, что ему нужно сделать, чтобы обеспечить выборы людей, которых он хочет, — это отложить выборы до того времени, когда в городе не будет сельских выборщиков. В настоящий момент вольноотпущенники могут голосовать только в двух городских трибах. Но ведь в Риме их полмиллиона! Стоит рассовать этих бывших рабов по остальным трибам, их голоса моментально забьют голоса коренных римлян, сенаторов, всадников. Римские неимущие причислены к четырем городским трибам и не голосуют в трех десятках других! Ты передашь контроль над процессом формирования городской власти в руки неримлян! Греков, галлов, сирийцев, бывших пиратов — все они смотрят на жизнь иначе, чем мы! Да, они стали свободными, получили гражданство. Но мне очень не хочется отдавать им на откуп весь Рим! — Он сердито мотнул головой. — Клодий, Клодий! Никто тебя в этом не поддержит! Никто! Даже я!

— Но мне никто из вас и не нужен, — парировал Клодий.

В разговор вступил мрачный молчун Планк Бурса, только недавно сделавшийся плебейским трибуном.

— Не играй с огнем, Клодий.

— Весь первый класс объединится против тебя, — веско добавил Помпей Руф, другой плебейский трибун.

— Он все равно сделает, что задумал, — хладнокровно заметил Децим Брут.

— Конечно, сделаю. Надо быть дураком, чтобы упустить такой случай.

— А мой младший братец отнюдь не дурак, — пробормотала Клодия и, похотливо посмотрев на Антония, многозначительно облизнула указательный палец.

Тот почесал в паху, потом словно бы ненароком передвинул нечто внушительное по размерам и послал Клодии воздушный поцелуй. Они были давними любовниками.

— Если ты в этом преуспеешь, каждый римский вольноотпущенник будет твоим, — сказал он задумчиво. — И проголосует за любого, на кого ты укажешь. Однако трибутные выборы консулов не пекут. Ты не сумеешь влиять на высшие сферы.

— Консулов? Кому нужны эти консулы? — высокомерно спросил Клодий. — Все, что мне требуется, это десяток плебейских трибунов. С такой поддержкой любой консул передо мной обратится в ничто. А преторы носа не высунут из судов, не имея законодательной власти. Сенат и первый класс думают, что они хозяева Рима. Но истина в том, что власть над Римом берет в руки тот, кто находит к ней правильный путь. Сулла был хозяином Рима. Им стану и я. С голосами вольноотпущенников в тридцати пяти римских трибах и с десятком ручных плебейских трибунов я буду непобедим. И никогда не устрою выборы при скоплении в Риме сельского сброда. Почему, думаете, Сулла назначал для выборов время игр? Ему нужны были сельские трибы, чтобы контролировать Плебейское собрание и получить одного-двух плебейских трибунов. Моим способом я получу всех десятерых.

Курион удивленно воззрился на Клодия, словно никогда его раньше не видел.

— Я всегда знал, что ты малость тронутый, Клодий, но тут ты превзошел самого себя. Эта затея изначально безумна! Даже не пробуй — вот тебе мой совет.

Мнение Куриона многое значило, и вся компания несколько напряглась. Красивое смуглое лицо Фульвии побледнело. Она резко сглотнула и с кривой усмешкой дерзко вскинула подбородок.

— Клодий знает, что делает! Он все продумал.

Курион пожал плечами.

— Тогда пусть у него и болит голова. Но предупреждаю: я выступлю против.

Клодий метнул в Куриона презрительный взгляд, фыркнул, соскочил с ложа и быстро вышел из столовой. Фульвия побежала за ним.

— Они забыли обуться, — меланхолически заметил Помпей Руф, чей интеллект был сродни интеллекту его сестры.

— Я догоню их, — сказал Планк Бурса, тоже срываясь с места.

— Обуйся, Бурса! — крикнул вслед ему Помпей Руф.

Курион, Антоний и Децим Брут переглянулись и расхохотались.

— Зачем вы злите Публия? — спросила Клодилла. — Теперь он будет дуться.

— Пусть подумает! — проворчал Децим Брут.

Клодия на правах старшей в компании укоризненно поцокала языком.

— Я знаю, вы его любите и тревожитесь за него. Однако стоит ли так волноваться? Он всегда перескакивает от одной бредовой идеи к другой и всегда умудряется извлечь из этого пользу.

— Но не сейчас, — вздохнул Курион.

— Он сумасшедший, — добавил Децим Брут.

Антонию все это надоело.

— Мне наплевать, сумасшедший он или нет, — проворчал он. — Мне нужно стать квестором, и как можно скорее! Я лезу из кожи, чтобы добыть лишний сестерций, но становлюсь лишь бедней.

— Не говори, что ты еще не добрался до денег Фабии, Марк, — обронила Клодилла.

— Фабия уже четыре года как умерла, — возмутился Антоний.

— Ерунда, Марк, — сказала Клодия, вновь облизав пальцы. — В Риме полно уродливых дочерей плутократов. Найдешь себе другую Фабию.

— Уже нашел. Это моя двоюродная сестра, Антония Гибрида.

Все встрепенулись, включая Помпея Руфа.

— Прорва деньжищ, — пробормотал Курион, склонив голову набок.

— Поэтому я к ней и подбираюсь. Дядюшка, правда, не выносит меня, но он скорее отдаст ее мне, чем кому-то другому. — Последовал вздох. — Говорят, она пытает рабов, но я из нее это выбью.

— Каков отец, такова и дочь, — усмехнулся Децим Брут.

— Есть еще Корнелия Метелла, она как раз овдовела, — внесла предложение Клодилла. — Старинный, очень старинный род. Много тысяч талантов.

— А что, если она похожа на доброго старого папашу Метелла Сципиона? — спросил Антоний, блеснув рыжевато-карими глазами. — С истязательницей рабов справиться нетрудно, но страсть к порнографии ничем не выбить.