Закат Птолемеев

Сообщения о дарах, полученных Клеопатрой и её детьми, дошли до Рима, по всей вероятности, весной 33 года. Они взбудоражили общественное мнение. Что же касается Октавиана, то он мог только радоваться — своими действиями Антоний давал ему оружие против самого себя.

Положение в Италии в тот период складывалось следующим образом.

Всю вину за проведённую недавно конфискацию земельных участков возлагали на Октавиана, совершенно безосновательно утверждая, что Антоний не поступил бы так бесцеремонно. У Антония с давних пор было множество друзей в Риме. Те же римляне, которые его не знали, судили о нём по рассказам и сплетням, в которых Антоний выступал как человек гораздо более доступный и общительный, чем неразговорчивый, скрытный и замкнутый повелитель Запада. Пока на стороне Октавиана была армия, он мог и не считаться с настроением населения. Но положение осложнялось тем, что в конце 33 года истекало второе пятилетие триумвирата. Это означало, что Октавиан лишается законного права на власть. Что же касается Антония, то не могло быть и речи о продлении для него полномочий на последующий период. Повелитель Востока прямо говорил, что настало время вернуть республике её давние свободы. Он мог позволить себе подобные высказывания. Заручившись поддержкой Клеопатры и располагая богатствами и ресурсами её страны, Антоний спокойно смотрел в будущее, уверенный, что всегда сможет оказывать решающее влияние на политику государства. Консульство на следующий, 32 год, согласно предварительной договорённости, получали два близких друга Антония — Гай Соций и Гней Домиций.

У Октавиана с самого начала его политической карьеры были разногласия с Антонием. Враждебность между ними со временем всё более нарастала. Первый конфликт был устранён созданием в 43 году триумвирата. В последующие годы они вместе действовали против общего врага — убийц Цезаря. Затем один из них воевал с Секстом Помпеем, а другой — с парфянами и армянами. Какое-то время их примиряла Октавия. Но сейчас, когда каждый закончил свои войны, а место Октавии заняла Клеопатра, соперники оказались один на один в борьбе за владычество над миром.

Естественно, Октавиан ухватился за повод, который, сам того не желая, дал ему Антоний. Наконец-то представился случай со всей очевидностью показать, что республике грозит смертельная опасность с Востока и что Антоний, который дарит римские земли чужеземной правительнице, — просто прислужник египетской царицы. Таким образом, у Октавиана появилось достаточное основание, чтобы потребовать особых полномочий для ведения государственных дел.

Однако и Антоний не сидел сложа руки. И он старался изобразить своего противника человеком, который ведёт себя беззастенчиво и своевольно, попирая всяческие договоры. В частных письмах и в публичных речах он выдвигал против Октавиана серьёзные обвинения. Три года назад Октавиан незаконно лишил власти и наместничества Лепида, он даже занял ту область в Африке, которой управлял Лепид, и включил его легионы в состав своей армии. После победы над Секстом Помпеем Октавиан завладел Сицилией. А между тем все эти земли должны рассматриваться как общее владение триумвиров. Октавиан обязан уступить ему, Антонию, половину всего, что он завоевал. Кроме того, он должен вернуть суда, которые занял у Антония для войны с пиратами Помпея. А главное, он должен предоставить Антонию возможность вербовать солдат в Италии, а также расселять ветеранов на завоёванных землях.

Октавиан не только защищался, но и нападал. Антоний стал фактическим правителем Египта, хотя это государство не было выделено ему при разделе провинций. Он обманул царя Армении, взял его в плен и заковал в цепи, вызвав этим всеобщее негодование против римского народа. Если Антоний требует половину добычи Октавиана, то и он сам должен отдать половину того, что отнял у армян и парфян. Ведь он утверждает, что победил их, — таковы, по крайней мере, его официальные донесения.

Однако больше всего Октавиан бранил Антония за связь с Клеопатрой и за подарки, которыми тот осыпал представительницу чужеземной династии. Наследника диктатора весьма уязвило то, что Цезарион был публично признан сыном Цезаря, потому что это ставило под сомнение право самого Октавиана быть преемником имени Цезаря и его политического наследства. Октавиан открыто писал об этом в письме к Антонию. Относительно Клеопатры Антоний ответил ему с поистине солдатской непосредственностью:

«С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живёшь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу, — да и не всё ли равно, в конце концов, где и с кем ты путаешься?» [101].

За Октавианом тоже числилось немало грешков по части нравственности.

«Марк Антоний, попрекая его, поминает и о том, как не терпелось ему жениться на Ливии, и о том, как жену одного консуляра он на глазах у мужа увёл с пира к себе в спальню, а потом привёл обратно, растрёпанную и красную до ушей, и о том, как он дал развод Скрибонии за то, что она позволяла себе ревновать к сопернице, и о том, как друзья подыскивали ему любовниц, раздевая и оглядывая взрослых девушек и матерей семейств, словно рабынь у работорговца Торания» [102].

На протяжении всего 33 года шёл обмен взаимными обвинениями и бранными прозвищами.

Одновременно использовались и другие известные тогда методы обработки общественного мнения. Скорее всего именно в эти годы на Востоке появилась греческая поэма, которую выдавали за пророчество Сивиллы, возвещавшее о пришествии золотого века, когда миром будет править Госпожа: исчезнет зло, между людьми воцарятся дружба и доверие, ничто не нарушит всеобщей безмятежности и изобилия. В Риме это пророчество распространяли астрологи и предсказатели, связанные с Египтом, за что в 33 году они были высланы из города.

Неприязнь Октавиана к Антонию становилась всё более явной. Между тем для Антония первостепенное значение приобретало овладение Италией, так как только там он мог набирать рекрутов. В 33 году триумвир ещё вёл войну в Армении. Но осенью того же года он приказал своему легату Канидию сконцентрировать семнадцать легионов на побережье Малой Азии, в Эфесе. Одновременно во все зависимые от Рима царства и города были разосланы приказы о присылке в Эфес кораблей, людей, продовольствия.

Итак, Антоний начал открыто и даже демонстративно готовиться к войне. Может быть, он надеялся, что Октавиан испугается и в последний момент они снова придут к соглашению, как это было уже дважды?

В Италии тоже начались военные приготовления. Но пока обе стороны сохраняли видимость дружелюбия. Сообщалось, будто идёт подготовка к военному походу против чужеземных народов, но послы так и сновали между ставкой Антония и Римом.

1 января 32 года консулами в Риме стали Гней Домиций и Гай Соций. Оба они, как уже говорилось, принадлежали к числу сторонников Антония. Домиций, человек опытный и осторожный, не обнаруживал слишком откровенно свои взгляды и намерения. Его более молодой и запальчивый коллега в первый же день своего консульства произнёс в сенате большую программную речь. Он на все лады превозносил Антония и резко осуждал Октавиана. Настроение в сенате было таким, что любое предложение консулов, способствовавшее концу карьеры Октавиана, прошло бы без труда.

Сам Октавиан не присутствовал на этом заседании. Он предвидел, как поведут себя консулы, и не хотел вступать с ними в спор, чтобы не доводить дело до открытого столкновения при неблагоприятных для него обстоятельствах. Поэтому он под каким-то предлогом уехал из Рима. Но в сенате была группа преданных ему людей, в частности, народный трибун Ноний, который, использовав своё право наложить вето на любое сенатское постановление, сумел искусно парализовать слишком решительные намерения Соция.

101

Светоний, Жизнь двенадцати цезарей, стр.61–62.

102

Там же, стр.61.