Чёрные корабли

Какая-то часть меня, блуждающая сейчас отдельно, слегка удивилась: чтобы Тия не сбившись докладывала о состоянии берега, повторяя Ксандра слово в слово, — это ей надо сильно напугаться…

— У нее все по-другому, не как у тебя, — сказала ей Лида над моей головой, и я поняла, что не ошиблась. — Ты была молоденькая и роды пришли раньше срока. А ей как раз пора, в самый раз.

Боль накатывала и уходила. Где-то бились о берег волны. Вцепившись в руку Тии, я слышала сквозь боль, как Ксандр командует убрать весла, и его голос срывается на последнем оклике. Вода плещет у самого носа корабля…

— Давай, пока отпустило, — сказала Лида, поддерживая меня под локоть и помогая встать. — Переправим тебя на берег. Тия, скажи мужу, пусть запалит костер, тепло нам понадобится. Полира, где мой нож?

— Не вздумай меня резать, — сказала я.

Лида прижала ладонь к моей щеке:

— Не тебя, детка, а пуповину. У тебя все раскрыто, уже показалась головка. — Она куда-то обернулась. — Кос, иди сюда, помоги ее поднять!

Между схватками Кос взял меня на руки и перенес через борт. Следующая волна боли, сильнее прежних, обрушилась на меня. Кос тяжело дышал, прибой плескался где-то у его колен.

— Отпусти меня. Кос, отпусти меня! — Я забилась в его руках.

— Пусти ее, Кос! — крикнула Тия. Волны, снова волны…

— Да не в воду же, идиот! — подоспела Лида.

Вода захлестнула ноги по щиколотку.

— Мне надо. Надо. — Я сжалась, вцепившись в руку Тии.

— Пронес бы лишних два шага, небось не умер бы, — выговаривала Лида Косу.

Звук втаскиваемого на берег корабля. Голос Ксандра.

— Ступай к кораблю, — распорядилась Тия, отсылая Коса. — Иди, иди.

Я еще крепче вцепилась в ее руку. Время остановилось где-то за пределами боли. Три капли крови пролились в море между моих ног, и на выдохе выскользнул ребенок — длинное крепкое тельце шлепнулось в руки Лиды, за ним потянулась пуповина. Угодив одной ногой в морскую воду, ребенок заплакал.

Ничего похожего на жалобный звук, с которым родилась Кианна: возмущенный и требовательный крик во всю глотку… Мелькнул нож, рассекающий пуповину, и Лида подняла дитя из воды.

— Ай какой молодец! — удовлетворенно кивнула она. — Сильный да здоровенький! У тебя замечательный сын, сивилла!

Тия поддерживала меня, я потянулась рукой туда, где Лида держала его на весу. Да, и вправду мальчик. Смуглый и широкоплечий, с шапкой густых черных волос на голове; перекошенное от крика личико, зажмуренные глаза…

— О-о! — Других слов у меня не нашлось.

Еще одна волна боли, но я ее почти не заметила.

— Вот и послед, — сказала Лида. — Целый, прекрасно. Не двигайся пока.

Послед слизнуло морем, соленая вода обдала меня обжигающей волной.

— Дай мне ребенка, — сказала я.

Тия помогла мне встать.

— Пойдем, Бай развел костер. Выходи из воды.

Я поднялась, и Лида положила мальчика мне в руки. Его кулачок разжался и пальчики вцепились мне в плечо; раздался крик, похожий на блеяние ягненка.

— Такой большой, — удивилась я.

Я оперлась на Тию, меня довели до зажженного Баем костра, усадили на чей-то плащ и обернули одеялом.

— Чудный крепкий мальчик, — сказала Лида, — и кричит громко: сразу видно, что здоровый. Садись вот сюда.

Плясало пламя костра. Я держала на руках сына.

— Он вдвое больше Кианны, — проговорила я.

— Почти, — кивнула Тия. Подол ее хитона дымился от тепла, мы все промокли в морской воде.

Я сидела и смотрела, как подходят к берегу корабли. «Семь сестер» еще не причалил. Солнце едва опустилось за море, только начали показываться звезды. Мне казалось, будто все заняло целую вечность, но на самом деле прошло не так много времени. Я сказала об этом Лиде.

— Нет, совсем недолго, — мотнула она головой. — Очень быстро для первых родов. И крепкий малыш в итоге. Сейчас устроим тебя так, чтоб ты могла его покормить. Бывает, они поначалу не хотят брать грудь, но нужно попробовать. И кровотечение быстрее остановится.

Я сидела при свете костра, держа младенца у груди. Приподняв сосок, я легонько коснулась им щеки сына; тот, повернув голову, крепко схватил его деснами, и на лице его проступило совершенное удовлетворение.

Я смотрела на сына, еще чувствуя остатки судорог, словно откатывающихся тихими волнами обратно в море, и ощущала странную нереальность происходящего, будто смотрю на все откуда-то сверху. Через некоторое время Лида принесла мне подогретого вина, я отпила как в полудреме. Младенец, закрыв глаза и вздохнув, оторвался от груди.

Ксандр опустился на колени рядом со мной:

— Ты как?

Я приподняла угол плаща, чтобы он мог видеть:

— Мальчик. Крепкий сильный мальчик.

Черноволосый, как мы с Ксандром, и широкоплечий — в отца…

Ксандр обнял меня и склонился головой к моему плечу, не сдерживая слез.

Послышался шум движения, мелькнули факелы. Ней, сопровождаемый Мареем и Вилом, стоял на границе освещенного костром пространства, словно на пороге жилища.

— Можно нам подойти? — спросил он.

Лида отступила чуть назад, открывая невидимую дверь.

— Царевич Эней…

Ксандр поднял голову.

Ней встал передо мной на колени.

— Прими мои поздравления, госпожа.

— Спасибо, — ответила я, снова отводя угол плаща, чтобы показать младенца.

— Надо же, малыш! — не удержался Вил.

Ней бросил на него строгий взгляд.

— Как будет его имя?

Я посмотрела на Ксандра. Вот уж имена мальчиков мы точно не обсуждали.

— Маркай, — сказала я.

Ней кивнул и легко прикоснулся ко лбу младенца.

— Маркай, сын Ксандра, внук Маркая, — произнес он. — Приветствуем тебя, сын нашего народа.

Ксандр встретил взгляд Нея.

— Спасибо, — проговорил он. В глазах его стояли слезы. — Маркай, сын Ксандра, внук Маркая. Я и мой сын — мы всегда будем рядом с тобой.

Вил посмотрел на меня и вдруг улыбнулся:

— Обещаю, что когда я стану царем, Маркай будет среди моих кормчих.

— Хорошее обещание. — Ией взъерошил волосы Вила. — Будь ему так же верен, как я Ксандру. — Он протянул руку, обхватывая ладонь Ксандра старинным воинским пожатием, запястье к запястью.

Младенец, повернув голову, икнул и снова припал к моей груди.

Врата ночи

Из первых трех недель жизни Маркая я ничего не помню, кроме него самого. Он родился крупным и постоянно требовал еды, и только ел и спал, спал и ел снова, пока утро, переходившее в полдень, перетекало дальше в сумерки, становясь ночью. Через несколько дней для меня все слилось — прижимая Маркая к груди, я задремывала в тени ограждения на «Дельфине», скользящем через синие волны, и просыпалась у какой-нибудь деревушки, где мы останавливались для торговли, а потом, уснув, пробуждалась уже в носовой каморке рядом со спеленатым сыном, обнаруживая, что кто-то укрыл нас плащом от ночной прохлады.

Как-то ночью я проснулась из-за того, что от избытка молока болела грудь, и в панике потянулась к Маркаю. Он вздохнул и заворчал во сне, но не пробудился. Лоб влажный и прохладный, пеленка сухая… Я кормила его в полночь, сейчас почти рассвет, но он явно не расположен просыпаться и требовать еды.

Я поднялась и вышла в предрассветные сумерки. «Дельфин», вытащенный на белый песчаный берег, чуть покачивался от волн, набегающих на корму. Ксандр стоял в дозоре. Увидев меня с задней палубы, он улыбнулся.

— А где Маркай?

— Спит, — ответила я, подходя и садясь рядом с ним. — Даже удивительно. Я думала, он только и делает, что ест.

— Скоро все переменится, уже три недели, — сказал Ксандр. — Он такой большой. Сегодня он не просыпался всю мою вахту: я еще спал, когда ты его покормила, и вышел в дозор, когда ты уже уснула.

Я огляделась. Стояла теплая летняя ночь, легкий морской ветер овевал мои влажные волосы, вспотевшее тело и налившиеся молоком груди.

— Я, наверное, ужасно выгляжу.

Ксандр склонил голову набок, словно тщательно обдумывая важный вопрос.