Страница 32 из 35
Перед наступлением темноты Корбетт и Ранульф распрощались с Тауэром, вывели лошадей из боковых ворот и отправились на север. Корбетт понимал, что заночевать придется на каком-нибудь постоялом дворе, однако ему хотелось как можно скорее покинуть город. Поначалу взволнованный Ранульф болтал без передышки, однако односложные ответы хозяина и его настороженный взгляд заставили парня умолкнуть и в одиночку упиваться первым в своей жизни путешествием. Он немного откинулся назад, чтобы видеть как можно дальше и заодно приглядывать за пони, которому Ранульф явно не понравился. С тех пор как они выехали из Тауэра, их никто не останавливал, хотя дороги в Лондон и из Лондона тщательно охранялись и по пути им даже попался боевой отряд.
Это были те самые посланные королем наемники, упомянутые Суиннертоном. Суровые, выдубленные солнцем и ветром лица, короткие волосы, чтобы удобнее было надевать шлем, — Корбетт знал таких воинов, он служил с ними вместе в Уэльсе. Отряд стоял на мосту, по которому Корбетту предстояло проехать, — и бесшумно окружил его с Ранульфом. Пока старший разбирался с путешественниками и их полномочиями, остальные с большими предосторожностями осматривали лошадей и, сразу оценив злобный нрав пони, хлопали по сумкам, висевшим у него на спине.
Задав несколько вопросов, они отпустили Корбетта и Ранульфа, и те еще какое-то время ехали в сгустившихся сумерках, пока Корбетт не решил остановиться в придорожной таверне: шест у дверей означал пиво, приветливый свет в окнах и запах горячей еды обещали утешение, несмотря на грязную солому на полу, заляпанные пивом столы и отвратительную вонь сальных свечей и горелого мяса. Тут тоже были солдаты. Они задали те же вопросы, получили те же ответы, прежде чем оставить Корбетта и Ранульфа в покое, чтобы они могли поесть дымящегося супа и поспать на кишащем блохами полу.
Путешествие продолжалось четыре дня. Иногда они присоединялись к другим путникам, в основном всякого рода торговцам, а также законникам и буйным студентам, возвращавшимся в университет. От нечего делать Корбетт вступал в немногословные беседы с попутчиками, и все говорили о заметном движении солдат на дорогах, пытаясь угадать, зачем их понадобилось так много.
Почти всем это было по вкусу, потому что, несмотря на приказ короля убрать живые изгороди и очистить дороги от разбойников, нападения все же случались часто.
Корбетту не очень хотелось вступать в беседы, зато Ранульф откровенно наслаждался каждой встречей, особенно с дамами, путешествовавшими в нарядных паланкинах, подвешенных между двумя лошадьми. Иногда Корбетт вмешивался и одергивал своего слугу, дабы тот, забывшись, не вызвал гнев у рыцарей, сопровождавших этих дам.
Но чаще Корбетт и Ранульф продолжали путь одни — красивая дорога шла через леса и рощи, среди дубов, буков и можжевельника. Иногда деревья стояли так близко друг к другу, что соединялись кронами, образуя причудливый полог, который не пропускал слабые лучи солнца. Тогда Ранульф замолкал в страхе перед лесом, перед темными таинственными тенями, не похожими на те, к которым он привык на городских улицах.
Зато Корбетт чувствовал себя в лесу как дома, потому что здесь все напоминало ему о чащобах Западного Сассекса и еще более опасных дебрях Шропшира и Уэльса. Когда же они пересекали плодородные долины Котсуолда, то видели деревни в окружении нарезанных лоскутками полей. Дома там были самые простые, продолговатые, с сеновалом наверху и навесом или кухней сзади. Иногда над ними возвышался окруженный каменными стенами квадратный замок какого-нибудь лорда или бейлифа.
Корбетт словно ничего этого не замечал, а Ранульф не переставал громко удивляться деревенским просторам и с ужасом вспоминал кишащие крысами канавы Лондона. В другое время Корбетт одернул бы его, однако теперь нескрываемая радость Ранульфа уводила его мысли от Элис.
Ранульф не представлял, что такое деревенская жизнь, поэтому хозяин показал парню и общинный луг, где паслись коровы, и опушку дубравы, где рыли землю свиньи. Один раз Корбетт остановился и долго объяснял юноше, как пашут землю, показывая ему тащивших тяжелый плуг волов и крестьянина, который изо всех сил старался держать плуг прямо, да еще нажимал на него, чтобы лемех поглубже входил в землю. Следом шел другой крестьянин, и у него на шее висела тяжелая корзина, из которой он брал зерно, чтобы бросить его в борозду, пока мальчишки разгоняли ворон, стреляя в них из рогаток. Корбетт видел, что Ранульф почти ничего из его объяснений не понимал, но его трогало искреннее, почти детское любопытство юноши к окружающему миру.
Постепенно холмы становились все ниже, потом показалась река — они приближались к Оксфорду. Корбетт принялся терпеливо объяснять Ранульфу, что Лондон не единственный город в королевстве, и Ранульф понял это сразу же, едва они оказались у ворот и, миновав грозную крепостную стену, въехали в Оксфорд. Много лет Корбетт не был тут, однако не заметил особых перемен. Повсюду встречались студенты и ученые, представительные чиновники и высокоумные преподаватели, знатоки теологии, философии, логики и Священного Писания.
Корбетт решил остановиться в Нью-Холле и без особых хлопот получил свежепобеленную комнату для себя и Ранульфа, а также место для лошадей на ближайшем постоялом дворе. К удивлению Ранульфа, он без промедления заказал в прачечном дворе ушат с горячей водой, залез в него и не вылезал, пока не смыл с себя всю грязь, накопленную за время пребывания в Тауэре и путешествия из Лондона. Потом он настоял на том, чтобы Ранульф последовал его примеру, и, когда Ранульф вылез из воды, она была черной как уголь. Корбетт приказал вылить воду, заново наполнить ушат и опять посадил в него несчастного, дрожащего Ранульфа, чтобы тот вымылся как следует. Потом велел слуге постирать одежду, а сам отправился в университетскую библиотеку.
Через некоторое время к нему присоединился чистенький Ранульф, и Корбетт, стараясь, чтобы тот забыл об унижении, вызванном насильственным мытьем, стал показывать ему места для чтения и сотни бесценных книг, гордость библиотеки. Каждая из этих книг была обернута в тончайший пергамент и лежала прикованная цепью к своему месту. Корбетт рассказал Ранульфу, какое богатство представляют собой эти книги и с какой тщательностью университет заботится о них, недаром на каждом футляре написано предостережение: «Мойте руки, дабы от прикосновения грязных пальцев не осталось следов на безупречно чистых страницах».
Из часовни, в которой располагалась библиотека, Корбетт повел Ранульфа в большой сводчатый зал, где накормил простым, но сытным обедом, и они вернулись в свою просторную комнату, чтобы выспаться и подготовиться к переезду в Вудсток. По мгновенно раздавшемуся храпу Корбетт с завистью определил, что Ранульф заснул, тогда как сам он крутился без сна на своем узком ложе, терзаемый тревогой об Элис, — перед глазами стояли отряды солдат на дорогах. Вновь и вновь он прокручивал в уме свой отчет с приведенными в нем доказательствами, обвиняющими ее секту. Он разрывался между любовью к Элис и своим долгом и не мог забыть об этом, даже когда дремал, потому что в снах видел Элис, Барнелла, ухмыляющегося Беллета, костры в Смитфилде, виселицы в Элмзе, высокие и черные на фоне неба.
Едва рассвело, Ранульф разбудил Корбетта. Тот встал, ополоснул лицо холодной водой из медного кувшина, стоявшего на деревянной подставке, и торопливо натянул на себя свою лучшую одежду, которую взял специально для такого случая. Оглядев чистого и опрятно одетого Ранульфа, он хмыкнул от удовольствия, и оба отправились в кухню и кладовку, чтобы утолить голод ржаным хлебом с элем.
До Вудстока они добрались без происшествий. Обогнув деревню, выехали на широкую ухабистую дорогу, которая была проложена в большом рукотворном парке и вела к королевскому дворцу. Корбетт был здесь впервые и удивился, увидев дом чуть побольше обычного замка, стоявший на невысоком холме. Главный дворец с башней возвышался над другими домами и часовнями, пристроенными позднее. Старую стену уже ломали, но строительство новой еще не довели до конца. Работа кипела, от ворот нескончаемым потоком тянулись подводы. Проходя мимо, придворные в шелковых платьях и украшенных горностаем плащах надменно поглядывали на строителей. Туда-сюда шныряли с озабоченным видом чиновники и курьеры, а в парке расположились лагерем всадники и пехотинцы — охрана короля.