Пробуждение любви

— Она — моя последняя надежда получить Шербон, — спокойно произнес Родерик. — Мне исполнится тридцать через сто восемьдесят восемь дней. Если Микаэла Форчун не останется…

— Итак, ты наблюдал за нами! — воскликнул Хью с усмешкой, когда до него дошло, что Родерик скрывался достаточно долго, поскольку узнал полное имя девушки.

— Если она не останется или что-то во мне или в замке ее не устроит, все достанется Алану Торнфилду.

— Ну и пусть, — спокойно произнес Хью. — Я ненавижу это место, Рик, ты тоже ненавидишь его…

— Я не ненавижу…

— Чушь! Ненавидишь! — воскликнул Хью. — Ходить там, где ходил твой отец, жить в комнатах, где умерла твоя мать, где ты видел, как били и убивали слуг и крепостных, где так плохо обращались даже с тобой, — все это гложет тебя.

— Это подстегивает меня, — возразил Родерик. — Тебе не понять этого, Хью. Назвать Шербон своим — цель моей жизни и мое вознаграждение. Я должен добиться этого. Я обязан здесь многое исправить…

— Исправить? — Хью поднялся на ноги. — Применяя ту же тактику, что и твой отец?

— Нет, конечно.

— Именно ту самую! Ты не можешь простить, Рик, ни слуг, ни меня, ни себя. Ни Лео. Ведь он, черт подери, очень любит тебя, аты ведешь себя так, словно его не существует…

— Довольно! — прорычал Родерик. — Второго предупреждения не будет, Хью.

— Приношу свои извинения, — произнес наконец Хью. — Прости меня, Рик. Конечно, ты сможешь увидеться с мисс Форчун, когда сочтешь это нужным. Я в твоем распоряжении.

Родерик с трудом поднялся с кресла, и Хью тут же оказался рядом, когда тот ухватился за высокий столбик в ногах кровати. Он жестом отстранил друга.

— Я сам, Хью, оставь меня. — Родерик раскачал тело с помощью руки и опустился на кровать.

— Хорошо, Рик. Тебе понадобится что-нибудь, прежде чем ты выйдешь сегодня вечером? — Это было сказано как бы между прочим, но Родерик знал, что друг говорил всерьез, и был прав. Он не покинет своей комнаты до наступления полной темноты.

Родерик покачал головой, затем, когда Хью приблизился к двери, окликнул его.

— Она очень хорошенькая, не так ли, Хью? Хью замер на месте и оглянулся через плечо.

— Мисс Форчун, как ты называешь ее, — уточнил Родерик. — Она…

— Она странно выглядит, — заметил Хью. — Неловкая. Отчаявшаяся. Вероятно, мстительная.

Сказав это, Хью удалился.

Родерик лег на правый бок, но его рука запротестовала, и поэтому он снова перевернулся на спину. Он пристально посмотрел в сторону окна, но на улице было еще недостаточно темно для него, так что он прикрыл глаза рукой.

Он ждал наступления ночи.

Выйдя из комнаты, Микаэла пошла по коридору в направлении противоположном тому, откуда привел ее Хью, предположительно к комнате, где «вы можете пописать». Микаэла пользовалась уборной в Торнфилд-Мэноре, и ей было приятно, что Шербон мог похвастаться не одной, а двумя удобно расположенными комнатами для ее нужд. Привыкнув к жизни в Торнфилд-Мэноре, девушка теперь рассматривала удобства дома как абсолютно необходимые и улучила момент, чтобы заглянуть в обе, лишь для того, чтобы убедиться, что их действительно две.

В комнате слева, как и сообщил сэр Хью, стоял пренеприятнейший запах.

Она продолжила путь по коридору, хотя темноволосого мальчика и след простыл. Проход был широким, с низким потолком и извивался, как длинная стружка, появляющаяся из-под инструмента резчика по дереву. Как и весь тот Шербон, который ей уже довелось увидеть, коридор был темным-претемным, хотя, вечер еще не наступил. Вдоль стены на равномерном расстоянии друг от друга висели подсвечники со свечами, предназначенными для того, чтобы быть зажженными и рассеять мрак внутреннего пространства, но использовалась только каждая пятая или шестая, остальные, казштось, были словно нарочно сломаны у основания. Микаэла дважды поскользнулась, наступив на цилиндрические кусочки воска под ногами.

Длинные отрезки коридора были окутаны полной темнотой, и свет отдаленной свечи служил единственным проводником для Микаэлы. Стены, казалось, дышали холодом и словно шептали про зловещие, скрытые подо мхом тайны, которые она не хотела слышать. Микаэла торопливо шла от одного огонька к другому, не зная, были ли темные тени, мимо которых она шла, дверьми в другие комнаты или же черными привидениями, поджидающими ее.

Коридор перешел в узкую крутую лестницу, и Микаэла, несомненно, скатилась бы с нее, разбившись насмерть, если бы не так пристально смотрела на камни под ногами. На повороте лестницы она увидела трепещущий луч света, и до нее донеслись приглушенные звуки разговора, звон металла, хлопки, треск и громкие удары. Она почувствовала запах свежеиспеченного хлеба, и заурчавший живот, а также яркий свет заставили ее поспешить вниз.

Лестница неожиданно закончилась, и Микаэла действительно попала на кухню, оказавшись сразу возле широкого и длинного деревянного рабочего стола, где две женщины — одна низенькая и округлая, другая высокая, тощая и седая — рубили овощи.

На высоком табурете со стороны толстой кухарки сидел убежавший из ее комнаты темноволосый маленький мальчик и жевал морковку.

Три головы повернулись, чтобы взглянуть на Микаэлу, когда она буквально упала на стол, отправив при этом на пол несколько репок, и во мгновение ока маленький мальчик спрыгнул с табурета и молнией промчался к противоположной стороне кухни.

— Подожди! — крикнула Микаэла, но это было бессмысленно, поскольку мальчик показал пятки, прежде чем она успела заговорить. Микаэла прижала руку к месту на талии, где завтра появится здоровенный синяк от края стола, и обратилась к женщинам, которые смотрели на нее так, словно она была чем-то вроде вертикально поставленного полена. — Чей это ребенок? — требовательно спросила она.

Никто из женщин и глазом не моргнул, а худая женщина еще сильнее поджала губы.

— Эй! — Микаэла помахала рукой перед своим лицом. — Меня что, не видно?

— Нет, миледи. Вы вполне ощутимы. Добрый вечер, — произнесла наконец полная женщина.

Седая женщина вернулась к прежнему занятию и вновь принялась кромсать репу.

— Этот мальчик прятался в моей комнате и убежал, когда я позвала его, — объяснила Микаэла. — Я хочу поговорить с его матерью.

Теперь уже и полная женщина взялась за резку овощей, и Микаэла почувствовала себя так, словно осталась одна в комнате с куполообразным потолком. Реакция женщин уязвила Микаэлу, но она сдержалась — вероятнее всего, они не знали, кто она. Но поскольку сэр Хью подразумевал, что ей подобает выполнять функции хозяйки Шербона, Микаэла решила, что надо начать с этих женщин. Хозяйке дома не подобает мириться с подобным неуважением к себе.

«Осторожно, — предупредил ее спокойный внутренний голос. — Ты уже собиралась стать хозяйкой Торнфилд-Мэнора. Но не получилось».

— Я леди Микаэла Форчун, — сообщила она. — Я приехала, чтобы стать женой лорда Шербона.

Ни одна из женщин не оторвалась от своей работы. На мгновение Микаэла поджала губы.

— Возможно, я стану вашей хозяйкой в начале нового года.

Женщина с жалостью посмотрела на нее:

— Дай вам Бог здоровья, миледи.

Седая женщина даже не подняла головы, но ехидно фыркнула.

Терпение Микаэлы было на исходе — к этому привело именно фырканье. Сколько она себя помнит, над ней всегда насмехались. Даже здесь, в замке Шербон, ей не дают возможности начать новую жизнь.

— А теперь послушайте, — начала она. — Не знаю, кто учил вас правилам хорошего тона, но поверьте: впредь я не потерплю подобного поведения. Сэр Хью предложил мне выполнять роль хозяйки здесь, и я…

Седая женщина швырнула на деревянный стол свой нож с такой силой, что и Микаэла, и полная кухарка подпрыгнули. Прищуренные глаза, которыми она впилась в лицо Микаэлы, были холодными и злобными.

— Миледи, — язвительно произнесла она, — у меня нет времени, чтобы кланяться и расшаркиваться перед каждой беспородной, лишенной средств к существованию цыпочкой, которая проходит по большому залу Шербона.