Не целуй незнакомца

— Малышку я не отдам, — твердо сообщила Элис.

У нее уже и так накопилось достаточно неприятностей. Почему бы не добавить к длинному перечню прегрешений еще и воровство? Хуже не будет. К тому же Элис была уверена, что Бог дарует ей свое прощение, даже если сестра ее не простит.

Теперь тонкие, совершенной формы ноздри хозяйки Фолстоу раздувались от гнева.

— Уходи. Я скоро приду.

— Пойдем, Элис.

Сесилия взяла ее под руку, предварительно удостоверившись, что обезьяна сидит на другом плече. Ее хватка была не такой твердой, как у Сибиллы. Возможно, просто ногти были короче. Она склонилась к уху младшей сестры и прошептала:

— Пожалуйста, дорогая, ты только усугубишь свое положение, если продолжишь пререкаться с ней. Я и так уже не знаю, на что она может пойти.

Сесилия был права. Элис бросила вызов королеве Сибилле, и та непременно нанесет ответный удар. Старшая сестра считала Элис ребенком и только что не задумываясь унизила ее перед половиной английской знати. Предсказать, какое она придумает наказание для строптивицы, было невозможно.

Элис без труда высвободилась из рук Сесилии.

— Мне надоел этот скучный прием и неинтересные гости, — громко сказала она и повыше подняла голову, борясь со слезами. — Полагаю, я пойду к себе и займусь рукоделием. Желаю всем хорошего вечера!

И Элис быстро пошла через толпу. Обезьянка по-прежнему прижималась к ее плечу. Все поспешно расступались, словно она была проклята.

И Элис подумала, что они, быть может, правы.

Рукоделием в комнате Элис занялась только Сесилия, которая предпочла остаться с младшей сестрой и не возвращаться в зал. К немалому удивлению Элис, святая Сесилия не провела прошедший час на коленях, вознося молитвы о заблудшей душе младшей сестры. Вместо этого она устроилась у очага за столом, на котором горели масляные светильники, и принялась вышивать один из своих бесконечных гобеленов, что, впрочем, не помешало ей прочитать длинную нотацию провинившейся.

— Я знаю, ты считаешь, что у тебя есть основания для подобных поступков, — вздохнув, снова заговорила она, — но никак не могу понять, почему ты не хочешь даже попытаться примириться с Сибиллой, когда это действительно необходимо.

— Я с ней не ссорилась, — упрямо возразила Элис. — Просто Сибилла, как обычно, сунула свой длинный нос куда не просят.

Она и сама чувствовала, что ведет себя как капризный ребенок, которым Сибилла ее считает. Разозлившись, Элис взглянула на свою кровать, где сидела освобожденная питомица леди Бладшир, теперь без юбки, поводка и ошейника, и жевала инжир.

— Это все негодная Этельдред Кобб!

— Ты поставила Сибиллу в неловкое положение своим поведением.

— Я поставила ее в неловкое положение своим поведением?

— Конечно. — Сесилия аккуратно завязала узелок и перекусила нитку. — Сибилла большую часть времени тебя ничем не ограничивает. Не сомневаюсь, она считает, что девушка твоего происхождения и воспитания должна быть выше злобных выпадов даже таких неприятных людей, как леди Бладшир, временами позволяющих себе поступать не так, как хотелось бы.

Элис закатила глаза и отвернулась к окну, хотя уже наступила ночь и она почти ничего не могла разглядеть.

— А я-то думала, ты меня похвалишь за милосердие, проявленное к несчастному созданию, которому не повезло оказаться во власти этой старой ведьмы. — Сесилия бросила на младшую сестру предостерегающий взгляд, но Элис его проигнорировала. — Кстати, и за то, что я защитила себя и нашу семью от ее злословия. Она разве что не назвала нашу маму идиоткой. А Сибилла думает только о внешних приличиях — больше ни о чем. Согласись, в этом есть изрядная доля иронии, потому что она ведет себя как шлюха с любым мужчиной, который переступает наш порог.

— Элис! — нахмурилась Сесилия.

— Это правда, ты сама знаешь. Сколько мужчин побывало в ее постели? Сотня, никак не меньше. И если ты считаешь своим долгом, святая Сесилия, прочитать одной из нас лекцию о благопристойном поведении, ее будет уместнее обратить к Сибилле, а не ко мне.

— У нее не так много… друзей, — смущенно сказала Сесилия, отведя глаза. — И пожалуйста, Элис, не называй меня святой Сесилией. Это богохульство. Ты делаешь мне больно.

Элис почувствовала сожаление в сердцах обидев сестру.

— О, Сесилия, прости, пожалуйста! Мне очень жаль. Я так раздражена, что не могу себя контролировать.

— Позвольте мне сказать.

Сибилла вошла в спальню Элис крадучись, словно кошка на охоте. Элис было достаточно одного взгляда на блестящие глаза и расправленные плечи старшей сестры, чтобы понять — дичью будет она. За Сибиллой, словно тень, стоял престарелый дворецкий Фолстоу — Грейвз. Как обычно, он смотрел мимо сестер — куда-то в угол комнаты, всем своим видом показывая, что не интересуется делами женщин. Он поступил на службу в поместье еще до того, как родился отец Элис, и стал такой же неотъемлемой частью Фолстоу, как строительный раствор между камнями замка.

— Я не буду извиняться, Сибилла, — заявила Элис раньше, чем старшая сестра успела подойти и остановиться перед ней, — ни перед тобой, ни перед этой злобной драконихой. Ты унизила меня перед нашими гостями — это было отвратительно, и, признаюсь, я нисколько не сожалею ни о чем, что сказала!

— Между нами говоря, я уже по горло сыта твоей непокорностью, Элис Фокс, — заявила Сибилла, вплотную подойдя к окну, где сидела Элис. Теперь, даже если бы та захотела встать, сестра не позволила бы ей это сделать. — Твое поведение нынче вечером перешло все границы. Но это было последнее оскорбление.

Элис в сердцах всплеснула руками:

— Оскорбление? И ты еще говоришь об оскор…

— Я сказала: хватит! — возвысила голос Сибилла.

Элис редко приходилось слышать столь громкий голос всегда спокойной и холодной как лед старшей леди Фолстоу.

Сестры несколько мгновений сверлили друг друга злобными взглядами, потом Сибилла резко повернулась, схватила стул с высокой деревянной спинкой — на таком же сидела Сесилия, — придвинула к себе и величественно опустилась на него. Теперь она оказалась рядом с подоконником, на котором расположилась строптивица.

— Элис, — начала Сибилла уже спокойнее, но если бы в комнату по чистой случайности залетела снежинка и опустилась на прекрасные губы молодой женщины, то не растаяла бы. — Мы с тобой часто ссоримся, это правда. Но я надеюсь, ты понимаешь, что мне…

— …главе этой семьи, — услужливо подсказала Элис. Старшая сестра мгновенно замолчала и поджала губы. — Ты никому не даешь забыть, что именно ты управляешь Фолстоу, Сибилла. Так что не стесняйся, продолжай, скажи, какое наказание для меня родилось в твоей опьяненной властью голове.

— Элис! — ахнула Сесилия со своего места у очага.

Еще до того как Сесилия одернула Элис, та почувствовала, что перегнула палку. Все же, наверное, у нее действительно слишком длинный язык. Нельзя сначала говорить, а потом думать. Теперь в голубых глазах Сибиллы не осталось и намека на милосердие.

— Я всегда хотела для тебя только лучшего, веришь ты этому или нет. Понимаю, мама баловала тебя — самую младшую в семье, потакала всем твоим капризам, позволяла делать то, что тебе нравится. Вот ты и носилась по замку, как невоспитанный мальчишка, а не приличная юная леди, проводила время с крестьянами, говорила что хотела и вела себя как заблагорассудится. Не сомневаюсь, что ею двигала большая любовь, но считаю, что это сослужило тебе плохую службу.

— Не смей говорить непочтительно о маме, Сибилла, — обманчиво спокойным голосом проговорила Элис.

— Я ничего дурного не имела в виду, — пошла на попятную Сибилла. — Я тоже любила маму, и мне ее очень не хватает. Но ее больше нет с нами, а я не в состоянии контролировать тебя. Возможно, твой будущий муж справится лучше, чем я. Мы все будем молиться об этом.

— Давайте не будем снова обсуждать вопрос моего замужества! — Элис даже глаза закатила. — Сесилия старше меня на четыре года. Мучай ее.