Страница 1 из 19
Евгения Лифантьева
Орк-лекарь
Если вы когда-нибудь бывали в горах, то знаете, что значат слова «молоко упало». Если не бывали, то попробуйте представить.
Курумник — склон, покрытый камнями. Здесь и валуны размером с грузовик, и мелкая щебенка. Камни эти «живые», при любом неосторожном движении качаются, шевелятся, скатываются вниз. Представили? А теперь вообразите, как по этому склону медленно, но неудержимо ползет туман. Эта клубящаяся пелена движется вопреки всем законам логики вверх и от того кажется одушевленным и не очень-то добрым существом. От него веет смутной угрозой.
Добравшись до седловины, «молоко» замирает на миг и начинает стекать в соседнюю долину, заполняя ее белесой мутью. Час-другой, и уже не видно ни озерца на дне, ни деревьев по склонам. Теперь распадок — гигантская чаша, в которой истекают паром куски «сухого льда».
Над клубами тумана сверкает солнце, а внизу, в «молоке», всегда, даже в самый жаркий день, — промозглый холод. Цвета истаивают, словно растворяясь в сыром воздухе, а шаги звучат глухо, как через толстый слой ваты. И видно в «молоке» лишь на пару метров… Да что там метров — собственные ботинки иногда кажутся немного размытыми, словно носишь обычно очки с приличными диоптриями, а тут забыл их надеть…
Конечно, никакой магии в «молоке» нет.
Просто низко плывущее облако зацепилось за горный склон. Издалека кажется оно белым и пушистым, словно мультяшный барашек. «Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана…» Романтика! Вот только окажешься внутри этой красоты — и понимаешь, что один неверный шаг — и можно не собрать костей. Ни травы, ни деревьев нет, но камни покрыты какой-то растительной гадостью, то ли мхом, то ли плесенью, которая, напитавшись влагой, становится скользкой, как лед. И под ярким солнцем скакать по курумнику — небольшое удовольствие. А в тумане да в мороси — акробатический трюк на грани безумия. Так что если «молоко» застанет, когда идешь по склону, то самое разумное — выбрать ровное местечко, сесть и постараться не делать резких движений.
Вот такое милое явление это «молоко». К счастью, тучи не всегда окутывают горные вершины, гораздо чаще мир вокруг ярок, а воздух — так прозрачен, что потом, спустившись в город и показывая приятелям фотографии из похода, не можешь никому доказать, что они не правлены в фотошопе. Да и курумники — не единственное, что есть в горах…
Есть мир, в котором вечно стоит плотный, как «молоко», туман, а земля везде усыпана серой осклизлой щебенкой. Там нет ни дня, ни ночи. Вечные сумерки, и не поймешь — то ли свет не может пробиться сквозь белесую муть, то ли сам туман фосфоресцирует, не давая увидеть звезды.
Впрочем, это место — даже не мир вовсе, а так, промежуточное пространство, дорога между вселенными, заброшенный коридор, лестничная площадка… Кому охота наводить красоту «в местах общего пользования»? Обычно люди проскакивают от лифта до двери квартиры, зажав нос и зажмурив глаза, лишь бы не смотреть на обшарпанные стены, не нюхать то, чем пахнет в подъезде. Хорошо еще, если «управляющая компания» сподобится и пришлет электрика ввернуть лампочку на площадке. А нет — так и будете спотыкаться в темноте, рискуя свернуть себе шею, и материть некое абстрактное «начальство». При этом никто и не подумает купить эту несчастную лампочку за собственные деньги, да еще потратить время и силы, чтобы водрузить ее на положенное место…
Впрочем, разговор не о проблемах ЖКХ, а о странном месте, таком же мерзком, как запущенный подъезд многоквартирного дома, управлять которым взялись или воры, или безрукие халтурщики.
Речь пойдет о Междумирье, в котором, как бы то ни было, тоже есть свои обитатели. Это те, кого можно бы было назвать «сотрудниками управляющей компании», — мрачные, молчаливые существа, занятые не то ремонтом, не то уборкой. Это — бомжи-бродяги, у которых нет ни двери, в которую они могли бы зайти, ни облагороженной евроремонтом квартиры за ней. Это всевозможное зверье, неизвестно чем питающееся и как выживающее: чьи-то неприкаянные души, похожие на подвальных кошек и полупрозрачных от голода мышей, и угнездившиеся в темных углах пауки бездомных страхов. И много еще кто…
Если очень повезет, можно отыскать в туманном коридоре, соединяющем вселенные, обжитые закутки. Любители компьютерных игр ввели в обиход хорошее слово — локация. Не полноценный мир и не родной дом. Подвальная лежка бомжа, каптерка в пристройке, лоджия, которая проектировалась для того, чтобы дружные соседи сушили белье, а теперь там можно найти только шприцы и горелую бумагу.
Локации.
Они есть в тумане — нужно только уметь искать.
Одно из таких особенных мест — Костер. Именно так — с большой буквы. Букет из лепестков истинного пламени, непостижимым образом выживающий на бесплодных камнях.
Здесь, возле Костра, чаще всего можно найти одного бездомного бога, которого другие обитатели Междумирья — конечно, те из них, кто способен к членораздельной речи, — называют Игроком. Когда-то, очень давно, этот бог выбрал свободу вместо возможности получить в единоличное пользование один новенький, только что сотворенный мир. Был тот мир юн, чист и прекрасен в своей упорядоченности, но пресен, словно манная каша в школьной столовой. Вроде бы со всех точек зрения полезная еда — но заталкивать ее в себя приходится насильно. Если вообще удается это сделать…
Потом Игрок, может быть, не раз пожалел о сделанном выборе. Или — не пожалел, потому что судьба дала ему шанс получить гораздо больше, чем один мир.
Но тогда Игрок был до смешного молод — боги тоже бывают молодыми. Тогда у него был Учитель из Высших, тех, кто распоряжается безмолвными «уборщиками» и «сантехниками», заглядывающими в Междумирье, чтобы навести относительный порядок. И тогда Игрок, как всякое юное существо — даже божественной природы, — вряд ли думал о будущем. Его несло в вихре веселых авантюр, и такие же, как он, юные богини восхищенно вздыхали, наблюдая, как ловко плетет он интриги и как ему удается, стоит только захотеть…
Позже, много позже, начав уставать от бесприютности, Игрок стал грустным и желчным. Тогда подброшенная Учителем идея насильно привязать к одному конкретному миру такого же бродягу, гораздо более древнего и мощного, показалась ему забавной.
И вот теперь, узнав и одиночество, и тоску, Игрок неожиданно вспомнил о той старой истории.
Он сидел на валуне возле Костра, смотрел в огонь и вспоминал, а между языками пламени сами собой возникали картины далекого прошлого.
Вот идет по дороге между мирами Безумный Контролер, которого называют Лофт, что на языке одной давно погибшей цивилизации означает «Вероятность». Худая, сутулая фигура в развевающемся плаще стремительно приближается, и уже видны черты смятого морщинами лица и задумчивые светлые глаза. У Лофта взгляд ребенка, потерявшего родителей. Он идет, привычно переставляя узловатый посох, а серая безжизненная равнина за его спиной шевелится, то вздымаясь каменными волнами, то расцветая подснежниками и мальвами, то превращаясь во что-то совершенно непредставимое — застывший смерч или сросшиеся между собой мириады шевелящихся жуков.
А это кто? Это одна из подруг Игрока, веселая и прекрасная богиня, чье имя Игрок сейчас предпочитает не вспоминать. Легкими шагами она приближается к Безумному Контролеру, останавливается и смотрит на него изумрудными глазами. А притаившийся в тумане Игрок вдруг ловит себя на острой зависти к стоящему на дороге серому существу без возраста, похожему на стертую до неразличимости игральную карту.
Когда Игрок и Зеленоглазая оставались вдвоем, она позволяла ему целовать себя, но никогда не смотрела так. Как так? Так, словно у этого Лофта было что-то, не понятное и не доступное ей, но желанное настолько, что она сама готова броситься в бездну безумия.
Что это?
Рассыпается мелкими, как пепел, ошметками материи мертвый мир, в котором было слишком много войн и который давно стал некрозной тканью, отсеченной от других, здоровых, вселенных… Но Лофт смотрит и на этот беспощадный и бесплодный мир с тем же детским удивлением, что на самые прекрасные фантазии Создателя. А зеленоглазая, которая заманила безумца в царство окончательной смерти, дрожит от страха, потому что силы, бушевавшие тут когда-то, гораздо больше, чем она может себе представить.