Страница 85 из 87
– Ей за это что-нибудь будет? – спрашивала Света, сидя в светлой уютной кухне дома у лейтенанта Миронова.
Полчаса назад они проводили Серебрякова, Козлодоева и младшего Кашина в Москву, надавав кучу ценных указаний по работе с младенцем. В Москву, потому что, во-первых, “дело космонавта” приняло, по слухам, серьезную политическую окраску. А, во-вторых, Саша совершенно себе не представлял, что теперь делать с этим ребенком, раз уж не удалось его придушить сразу.
– Бу-удет! Конечно, будет! – важно отвечал Миронов, пытаясь размешать в чае восьмую ложку сахара.
Света переводила тоскливый взгляд с него на Сашу, потом в окно – на гулявших по двору кур, потом снова – на Сашу. Где-то у соседей надрывно лаяла собака. Из стоящего на допотопной этажерке красного магнитофона-мыльницы энергичная импортная дамочка настойчиво призывала неизвестного Фреда.
– Свет, – Саша говорил с трудом, словно только что отбарабанил трехчасовую речь на митинге, – что там за ерунда с пеленками? Откуда взялся этот дурацкий сюжет со змеей?
– Илонкины заморочки. – Света пожала плечами. – Не знаю. Просто выпендривалась, наверное. Увидела в каком-нибудь каталоге татуировок. Она и себе хотела такую сделать. На заднице.
Лейтенант Миронов подвигал лицом, словно хотел сплюнуть. Странные ребята, эти ленинградцы. Примчались, шухер навели, разговаривают как-то необычно... Вазу с цветами за собой таскают.
– В сущности, она несчастная баба. – Миронов мотнул головой и с удовольствием прихлебнул свой сироп. Саша удивленно повернул голову, не сразу сообразив, о ком речь. – Ляпин этот, муженек ее, дерьмо был порядочное. Пил, как свинья. Может, потому у них ребенков-то и не получалось... С родней всей поссорился, с работы его три раза выгоняли. А как помер, так она и вовсе – одна осталась...
Знаешь, Миронов, в другое время я, может быть, и послушал бы твои деревенские истории. И даже, может быть, выпил с тобой пива под местную, так красочно расписываемую рыбу. Но если бы ты только знал, как мне сейчас не до этого!
Саша в который раз обвел взглядом уютную кухню и вдруг с ужасом поймал себя на мысли, что врет. Врет сам себе! А точнее... Точнее, его внутреннее состояние выглядело как очередное раздвоение личности. Спаситель человечества Саша Самойлов еще ерепенился, суетился, надо признать, скорее по привычке. А капитан Самойлов спокойно пил чай и ждал машину, которая доставит его и сотрудника Жукову прямо к поезду. Какому поезду? А, неважно, на ходу сочинится что-нибудь достаточно комфортное, идущее прямо до Ленинграда. Елки-палки! Чего я рыпаюсь? Куда? Вот он, мой собственный, кайфово устроенный мир. Все здесь так, как я себе захотел. Нормальная мужская работа, дом, друзья, Света (Света!). Только полный кретин мог бы еще сомневаться, что выбрать.
– Пойду-ка я прогуляюсь, – задумчиво произнес Саша, поднимаясь со стула. На это заявление никто из присутствующих не среагировал. Миронов пил чай, Света отрешенно смотрела в стену.
И деревня мне эта нравится. Слаб я, конечно, в географии, и неизвестно, есть ли такой населенный пункт в Московской области, но даже здесь придумано симпатично. Дома крепкие, люди славные, вон корова упитанная прошла. А завтра приедем в Ленинград, доложимся начальству, может, поощрение какое отвалят и снова к серьезной оперативной работе допустят...
Словно отвечая Сашиным мыслям, в кармане запиликал радиотелефон. А что, и правильно. Раз здесь “Тойоты” водятся, почему бы и радиотелефону не быть?
Звонил генерал Степницкий.
– Здорово, здорово, Самойлов. – Голос у генерала был по-доброму стандартно-киношный. – Ну что ж, поздравляю с очередным успехом. Мы тут подумали, – голос генерала стал тише, как будто он там у себя кивнул в сторону на тех, с кем подумал, – не назначить ли тебя начальником отдела по борьбе с... киднеппингом. – Саша, ухмыльнувшись, представил, как на столе рядом со Степницким лежит листок бумаги с крупно написанным иностранным словом.
– Спасибо, Глеб Егорович, – серьезно ответил Саша, – но нам бы что посерьезней...
– А чем тебе это не серьезно? – явно заводясь, повысил голос генерал. Но тут же потишал и примирительно закончил: – Ладно, приезжай, обсудим.
– Есть – обсудить! – гаркнул Саша и снова представил, как Степницкий, повесив трубку, сообщает кому-то из друзей-генералов: “Упрямый, черт. Но команда у него лихая!”
Здорово, да? Но уж больно все просто. Ну, приедем мы в Ленинград, выцыганим какое-нибудь крутое дело, с блеском его провернем... Рано или поздно, хм, а именно – сейчас! – к тебе придет, – да пришла уже, пришла! – элементарнейшая мысль. А что осталось ТАМ? ТАМ, у НАС, не в придуманном Ленинграде, в настоящем Питере? Мне, безусловно, плевать, что творится сейчас с господином Антоновым, Вомбат которого так неудачно наступил на перевертыш. Кстати, непонятно, почему именно о нем я вспомнил в первую очередь? Гораздо интересней, что случится со мной ТАМ, если я останусь ЗДЕСЬ? А Света? А Юрий Адольфович? А все-все-все? Я тут буду ловить выдуманных преступников и передавать их в руки выдуманного правосудия. А в это время какие-то дрянные халявщики-инопланетяне, черт бы их подрал, будут доить человечество, забирая наши бессмертные души...
Саша остановился около какого-то заборчика. Хмурая женщина, сидя на крыльце, чистила живых карасей.
...А мы будем стоять с идиотским видом пресловутой коровы, которую доит деревенский вор? И чем все это закончится?
– ... а тем, что вы перестанете кичиться своей цивилизацией, вернетесь в леса и моря и станете жить спокойной жизнью обыкновенных животных! – вдруг заявила ужасно знакомым голосом веселая пучеглазая рыба, вырываясь из рук женщины и посмотрев Саше в лицо.
Женщина дико вскрикнула, уронила нож и свалилась с крыльца. Саша тоже покачнулся, но не упал, а только ударился грудью о забор. Но тут же взял себя в руки и строго сказал:
– Юрий Адольфович! Это что еще за дикие шутки?
Что происходило дальше в тихом поселке Матвеево – неизвестно. Дневной свет вдруг померк, под коленки Саше ткнулось что-то мягкое...
И вот уже вместо солнца – справа горит торшер, под ногами вместо деревенской улицы – знакомый палас в клетку, а под... короче говоря, через мгновение Саша обнаружил себя сидящим к кресле. “Света...” – стоской успел подумать Саша и тут же услышал:
– Приношу свои глубочайшие извинения за столь грубое вмешательство, но мне показалось, вы слишком неосмотрительно упускаете инициативу! – Вездесущий букет стоял на столике, сурово уперев в бока вазы наспех придуманные фарфоровые ручки.
– Юрий Адольфович, – устало попросил Саша, – ну, хоть теперь-то вы можете принять человеческий вид?
– В данном случае абсолютно не принципиально, в каком виде я буду с вами разговаривать! – еще строже произнес букет.
– Вы сердитесь? – удивился Саша.
– Я?! – Букет дернулся и чуть не свалился на пол. – Я просто вне себя! – Видно, распиравшие Юрия Адольфовича чувства были настолько сильны, что он решил немедленно это продемонстрировать. Ваза взорвалась во все стороны осколками, сильно обрызгав Сашу водой.
– Красиво, – спокойно заметил он, отряхиваясь.
– Прошу прощения, – смутившись, сказал Юрий Адольфович, превращаясь в зеленоватую каплю. – Не сдержался.
– Пожалуйста, пожалуйста, – Саша на всякий случай отодвинулся подальше.
– Я больше не буду, – пообещала капля. Но тут же взяла официальный тон: – Уважаемый Александр Юрьевич, объясните мне, пожалуйста, ваши действия.
– Какие именно? – Саша уже полностью успокоился и готов был отвечать на любые вопросы.
– Я неправильно выразился. Правильнее было бы сказать: ваше БЕЗдействие. – Капля снова начала горячиться. – Мы тратим огромные силы, ставим блок, находим ребенка... И когда все уже в ваших руках, вы внезапно останавливаетесь, глупо улыбаетесь и пускаете все на самотек!
– Я действительно глупо улыбался? – переспросил Саша.
– Не поручусь за улыбку, но лицо у вас было весьма... – Капля строго покашляла. – И теперь я спрашиваю вас: что, черт возьми, произошло?