Страница 28 из 61
— Не желаете ли какой-нибудь добавки? — услужливо спросил повар.
— Благодарю вас, мистер Блуэ, трапеза была просто отличная, но, кажется, я даже слишком наелась. Надеюсь, что впредь я буду питаться только в нормальное время, так что вам не придется прерывать из-за меня сон.
Он отмел ее слова взмахом руки.
— Младенца надо хорошенько кормить, я распоряжусь, чтобы вам давали дополнительные порции.
— Ну, зачем, это не обязательно…
— Такова воля лорда Уоррика.
Раз лорд Уоррик того хочет, значит, это будет сделано, подумала Ровена. Она стиснула зубы и вышла из кухни, но, прежде чем она ступила на каменные ступени, Бернард подошел к ней сзади и подхватил ее на руки. Однако на его руках она не чувствовала себя надежно, ей казалось, что он вот-вот ее уронит.
— Поставьте меня на ноги, Бернард. Я прекрасно могу идти сама.
— Что это? Испорченность или упрямство? — возмутился оруженосец. — Назло нашему лорду вы готовы заболеть или даже сломать себе шею. Это неслыханно.
— Скорее я сломаю себе шею, когда вы меня уроните, идиот, — сказала она.
— Как истинный рыцарь, я стремлюсь услужить всем женщинам, — парировал Бернард. — Но в следующий раз надевайте обувь, мистрис.
— Ну, вот и пришли, — сказал он, наконец, ставя ее на ноги. — Деревянный пол не такой холодный. Мне надо перевести дыхание, а вы можете идти.
«Спасибо за разрешение», — подумала Ровена, но решила быть с этим мальчишкой такой упрямой и испорченной, какой он ее считал.
— Откуда вам знать, насколько холоден пол, если сами вы обуты? Мои пальцы на ногах замерзли. Вам придется нести меня и дальше.
Юноша застыл в недоумении, тщетно стараясь восстановить дыхание. Вокруг была почти кромешная тьма ночного зала, разгоняемая лишь одним факелом, в тусклом свете которого с трудом можно различить силуэты спящих слуг.
Бернард с искренним ужасом посмотрел на нее:
— Может быть, вы наденете мою обувь?
— Может быть, я лучше вернусь в свою кровать?
Его ужас усилился:
— Вы не можете этого сделать.
— Тогда помешайте мне.
Она повернулась и пошла прочь, но не прошло и пяти секунд, как он снова подхватил ее на руки. Теперь Бернард был по-настоящему зол и возмущен:
— Напрасно вы изображаете из себя леди, вы думаете, что милость лорда поднимет вас столь высоко? Но это не так, что лучше б вам понять сразу.
Слова пажа настолько возмутили ее, что она вспылила, не подумав:
— Мне не надо претендовать на статус леди, потому что я и так леди по рождению. Именно ваш добрый и благородный лорд лишил меня моих прав, а именно, права называться леди Турес и леди Киркбург, — добавила она, — которые он только что разрушил.
— Ты лжешь, девка.
— А ты говоришь прямо как твой хозяин, хам, — парировала она. — А теперь отпусти, я пойду сама.
И паж тут же отпустил ее, потому что его руки уже едва удерживали тяжесть ее тела. Но теперь ей некуда сбежать, ведь они находились в прихожей покоев Уоррика. Дверь в них была открыта, и на пороге тут же появился сам лорд, услышавший ее голос.
— Чем это ты так раздражен? — спросил Уоррик оруженосца, читая возмущение на его лице.
Ровена ответила прежде, чем Бернард успел открыть рот:
— Он хотел подражать вам и нести меня на руках, но ему надо еще немножко подучиться искусству принуждать женщину к тому, чего она не хочет.
Упрек был обращен к обоим мужчинам. От негодования лицо Бернарда залилось румянцем, а Уоррик улыбнулся той ледяной улыбкой, которую она так ненавидела.
— Итак, у моей новой крепостной острые коготки, — заметил он. — Я позабочусь о том, чтобы их обрезать. Входи, Ровена.
Но Ровена утратила способность двигаться, запоздало ужаснувшись тому, что она только что сделала. Как могла она решиться дразнить и оскорблять лорда, не думая о последствиях? Впрочем, наказание ждет ее в любом случае…
— Я… я не собираюсь добровольно принимать от вас наказание, лорд. — Она бросила взгляд на Бернарда, прежде чем продолжить. — Если вы хотите отвести меня в спальню, вам придется втолкнуть меня силой.
Уоррик принял ее вызов. И хотя она сопротивлялась, как могла, он крепко сжал ее запястье и грубо втолкнул в спальню, захлопнув за собой дверь. Затем поволок к кровати и распростер на ней. Потом медленно и с явным удовольствием он склонил свое тело над нею, обняв ее так, что она не была в состоянии пошевелиться.
— Видишь теперь, как мало значит это твое нежелание? — издевательски спросил он.
— Я вас ненавижу.
—Что ж, благодарю за чистосердечное признание. Честно говоря, ненависть меня устраивает куда больше, чем равнодушие. — На лице его играла та самая жестокая улыбка, так что она поняла, что дальнейшее сопротивление бесполезно.
Вдруг ей неудержимо захотелось плакать. На глаза навернулись слезы, и это не ускользнуло от его внимательного взора. Он изучающе посмотрел на нее, а затем спросил:
— Уж очень просто ты сдаешься, где обещанное тобою сопротивление?
— Моя ненависть и сопротивление, очевидно, доставляют вам удовольствие, а я предпочла бы, чтобы вы не испытывали никакого удовлетворения.
— Эгоистичная девчонка, — возмутился он, хотя в глазах его промелькнул смешок. — Ты решила лежать здесь, как бревно, надеешься, что мне это надоест и я отпущу тебя восвояси?
Она не нашлась, что ответить, и честно призналась:
— Я действительно хочу, чтобы случилось именно так.
Он рассмеялся, смутив ее этим, и рассмеялся еще сильнее, увидев ее смущение. Затем он нежно коснулся ее щеки, погладил ее и провел пальцем по полной нижней губе.
— И что же мне с тобою делать? — спросил он скорее себя, чем ее.
Но она тут же поспешила с ответом:
— Позвольте мне уйти.
— Нет, никогда, — сказал он мягко, и его глаза остановились на ее губах. — Я еще не до конца лишил тебя девственности. Посмотри, сколь прекрасны твои губы.
Его глаза теперь были полны тепла, а улыбка стала доброжелательной и располагающей. Он гипнотизировал ее. Губами он нежно коснулся ее губ.
Она видела как надвигаются его губы, и уже приготовилась сопротивляться, но оказалась совершенно не готова к неожиданному поведению своего тела, которое устремилось навстречу его ласке. Уоррик провел по ее губам языком, и сладостная дрожь пробежала по животу Ровены. Язык его раздвинул ее зубы, слился с ее языком, и она ощутила жар в лоне.
Действительно, еще никто и никогда не дал ей познать наслаждение поцелуя. То, что показал ей Гилберт перед тем, как оставил на произвол Уоррика, не шло с этим ни в какое сравнение. Тот его поцелуй был коротким и жестким, вызвал у нее отвращение. Теперь же она познала бесконечный нежный поцелуй, сладость которого потрясла все ее существо, в чем ей так не хотелось себе признаваться.
— Как я и предполагал, в этой области ты все еще оставалась девственной, — сказал он, явно довольный собой. — Такое впечатление, что я сорвал замок, которым были заперты твои губы.
Чем она могла еще от него защититься, кроме слов? И Ровена прибегла к ним, как к последнему средству для продолжения своей отчаянной и бесполезной борьбы.
— Вспомните, ведь все-таки не вы овладели мною, а я вами. И теперь вам совсем не хочется делать то, что вы делаете. А теперь дайте мне уйти, Уоррик.
Но Уоррик не забыл. Он был в бешенстве, чего она, coбственно, и добивалась, вот только результат оказался прямо противоположным ее целям. Она поняла это не сразу, а лишь когда, провалившись в трепетное беспамятство, вдруг услышала его приказ? «А теперь умоляй меня!» И тут ее вожделение достигло такого неистовства, что она выполнила приказ.
23
Разноречивые чувства охватили Уоррика. Он никак не могла понять, что с ним происходит. Одно желание сталкивалось с другим, и разобраться во всем этом невозможно. Несомненно то, что светловолосая ведьма дала ему почувствовать невероятное наслаждение. Впрочем, наверняка это наслаждение вызвано удовлетворенной местью. Никакая другая причина не могла родить столь безмерного удовольствия.