Похоть

Женщина окружена со всех сторон горным массивом, на склонах которого резвятся опытные спортсмены. Она понимает, что ей не хватает надежной опоры, не хватает надежды, за которую жизнь могла бы ухватиться. Семья — дело хорошее, однако семью надо хорошо кормить и приносить ей себя в жертву по праздникам. Любезные домочадцы льнут к матери, сидят рядком и говорят ладком. Женщина обращается к сыну, окружая его (сало, в котором жируют опарыши) тихими и заботливыми причитаниями. Она печется о нем, защищает его своим мягким оружием. Он с каждым днем становится старше, и в нем будто что-то умирает каждый день. Сына не радуют причитания матери — он клянчит себе новый подарок. Подобные сделки по поводу игрушек или спортинвентаря — это их способ общения. Мать с любовью набрасывается на сына, но, как пенящийся ручей, проносится мимо него, и звуки ее затихают в глубине ущелья. Он — единственный ребенок. Муж возвращается из конторы, и жена вся сжимается в комок, чтобы мужчина не почуял ее плоть, возбуждающую аппетит. Из проигрывателя льется барочная музыка. Женщине приходится прилагать усилия, чтобы сохранять цветущий вид и быть похожей на цветные фотографии, снятые в прошлом году в отпуске. Ее ребенок не в состоянии произнести ни одного искреннего слова, ему хочется только одного — поскорее навострить свои горные лыжи, я вам клянусь.

За пределами времени, отведенного на кормление, сын с матерью почти не разговаривает, хотя она с мольбой укутывает его толстым покрывалом вкусной еды. Мать выманивает ребенка на прогулку, и за каждую минуту ей приходится дорого платить. Она слушает, как красиво одетый ребенок вторит телевизору, главному источнику его питания. Вот он снова устремляется прочь, ничего не страшась, потому что сегодня не успел еще насмотреться по видику разных страшилок. Местные дети отправляются спать уже в восемь вечера, а директор тем временем умелыми руками заправляет искусством свой мощный мотор. Чей громкий голос заставляет подняться стада на лугах и в несусветную рань гонит с ложа бедных усталых людей, бросающих взгляд на другой берег, вдоль которого тянутся летние виллы богатых? Этот голос принадлежит радиобудильнику третьей программы австрийского радио, с шести утра ее диск-жокеи крутят хиты, и пронзительные звуки, словно усердные грызуны, впиваются в наш мозг, стоит нам только проснуться.

В подсобных комнатках на заправочных станциях людишки, которым не обойтись без помочей, снова набрасываются друг на друга, без толку растрачивая свой фонд, изливающийся в цветные оболочки, похожие на яркую упаковку батончиков мороженого. Удовольствие заканчивается быстро, а работа тянется бесконечно долго, и вокруг, куда ни посмотри, вздымаются вечные скалы. Эти люди могут запросто размножаться путем бесконечных повторений. Голодная толпа выпрастывает свои половые органы из удобно расположенных дверных створок брюк. А вот окон в этих людишках-домишках не предусмотрено, так что им не приходится смотреть в глаза своим партнершам. Нас держат за скотину, а мы продолжаем беспокоиться о собственном развитии!

Пути земные осенены миром и покоем. В семье всегда кто-то обречен ждать понапрасну или гибнуть в борьбе за собственную выгоду. Мать прикладывает столько усилий ради стабильности и покоя, а ребенок, склонившийся над инструментом, сводит все на нет. Местные жители не чувствуют себя как дома в этих краях, они отправляются на боковую, когда приезжие спортсмены только пробуждаются к настоящей вечерней жизни. День принадлежит им, им принадлежит и ночь. Мать восседает на крепостной стене своего дома и приглядывает за сыном, чтобы тот не расслаблялся. Скрипка не слишком подчиняется ребенку. В журналах для взрослых единомышленники упрямо идут своим путем, чтобы мерить друг друга одинаковой меркой. Люди читают объявления о знакомствах, и каждый радуется маленькому огоньку, который он готов заронить в потемки чужого тела. Усердные мастеровые жизни дают объявления, надеясь встроить свои перегородки в темные чужие закутки. Тягостно быть сытым по горло самим собой! Директор просматривает рекламные объявления и делает заказ для жены, чтобы укрыть ее специальной упаковкой из красных нейлоновых кружев с дырочками, сквозь которые сияют звездочки ее лакомых мест. Одной женщины мужчине мало, однако страх заразиться останавливает его, не дает ему отправить свой бодливый рог на веселую прогулку и лизать мед с чужих кисельных берегов. Однажды он позабудет о том, что член влечет его вдаль, и потребует у жены свою долю урожая: позабавимся на славу! Ходить на сторону можно и дома. Стрелки на матрацах в спальне образуют сложный узор и помечают тропинки, по которым шествуют супруги. Надеюсь, что жар в их очаге никогда не остынет и им не придется заигрывать с собственным разочарованием, раздувая чужие угли. Директору мало жены, но он у всех на виду, вот и ему приходится ограничиваться домашней малолитражкой. Он стремится к самому важному — жить и быть любимым. Другие люди для него — плоды целесообразности, гнущие свои спины на бумажной фабрике сообразно их месту под солнцем: они попали в переплет жизни, нитями которой переплетены книги, они грубо скроены и неладно сшиты. Нужен вой фабричной сирены, чтобы хоть сколько-то их расшевелить. А потом их выставляют за порог, и они падают вниз с высоты своих скромных денежных сбережений. Их лишили руля и ветрил, и жены направляют их корабль в семейную гавань, которую мужчины старательно пытались обойти и заминировать. Их стряхивают с засохших веток, выбраковывают как сухостой. Они лежат на матрацах, охваченные желанием смерти, и жены гибнут от их рук (или продолжают жить, опираясь на скудную руку помощи государства). Они лишены личного пространства, ибо у них нет уютного жилья, они такие, какими вы их видите или какими иногда слышите, внимая пению хора. Словом, ничего в них хорошего. Они могут делать что угодно, однако им не замутить прозрачную воду в бассейне, где жена директора в роскошном купальнике по одежке вытягивает ножки, и одежка эта — самого высокого качества, она обретается в заоблачных высях, недоступных для нас, массовых потребителей.

Вода в бассейне голубая, и она никогда не застаивается. Муж приходит домой после дневных трудов. Не каждому дан хороший вкус. Ребенок сегодня на продленных занятиях в школе. Директор все дела перевел в компьютер, он сам пишет программы, это его увлечение. Ему не нравится дикая природа, молчаливый лес не говорит ему ни о чем. Жена открывает дверь, и он наперед знает, что нет вещи, которая была бы слишком велика для него, чтобы он не мог ею овладеть, однако она не должна быть и слишком мала, иначе придется ее тут же откупорить. Алчность его неподдельна, она ему по размеру, словно скрипка, которую сын прижимает к плечу подбородком. Любящие супруги видятся дома не один раз на дню, ведь все у них идет от души, а белого света им не пристало стыдиться. Муж хочет остаться наедине со своей божественной женой. Беднякам приходится платить, прежде чем им позволят пристать к заветному берегу.

Женщина не успевает широко закрыть глаза. Директор не дает ей отправиться на кухню и испортить ему лакомое блюдо. Он решительно берет ее за руку. Сначала он хочет заняться с ней делом, ради этого он отказался от двух деловых встреч. Жена открывает было рот, чтобы отказать ему, но тут же вспоминает, какой он сильный, и снова смыкает губы. Мужчина способен извлечь мелодию даже из каменного лона, водя своим членом, словно смычком по громко взвизгивающей скрипке. Он постоянно заводит одну и ту же песню, исторгая оглушительные звуки, ошеломляющие, жуткие, и пожирая жену противным взглядом. Ей недостает духа, чтобы воспротивиться, она покорно следует за мужем.

Мужчина всегда наизготовку и рад своим достоинствам. И бедным и богатым дарован радостный день, но, увы, бедные не хотят одаривать богатых. Женщина нервно смеется, когда мужчина, не снимая пальто, обнажается перед ней. Он без всяких церемоний выставляет свой член напоказ. Женщина смеется громче, потом испуганно бьет себя ладонью по губам. Он угрожает ей побоями. В ней еще не отзвучала музыка с пластинки, вместе с которой вращались по кругу ее чувства и чувства многих людей, принявшие облик Иоганна Себастьяна Баха, препарированного для всеобщего удовольствия. Из пышущих жаром зарослей паха вздымается мужская плоть. Мужчины мгновенно прибавляют в росте, но труды их быстро обращаются в ничто. Не сравнишь со стволами деревьев, что неколебимо высятся в лесу. Директор спокойным тоном говорит о том, как настежь распахнет ее щель. Он словно пьяный. Слова его будто во хмелю. Левой рукой он крепко держит женщину за бедро, а правой стягивает с нее через голову одежду, легко поддающуюся его желанию. Женщина шатается под тяжестью его веса. Он громко бранится, ведь он давным-давно запретил ей надевать колготки. Чулки намного женственней, они обрамляют заветные дырки, открывают к ним прямой доступ. Он снимет с нее пробу, снимет не мешкая, раза два подряд, не меньше, — громко заявляет муж. Женщины зарастают кустами надежды и живут воспоминаниями, а вот мужчины живут мгновением, которым они владеют, и из этих мгновений при надлежащем усердии можно сложить уютную горку времени, и эта горка тоже принадлежит им. Ночью без сна не обойтись, это время для них — как потерянное. Они горят желанием и согреваются у собственного огня, пылающего в чреслах. Жена директора стала бесплодной из-за тайком принимаемых таблеток, совершенно непостижимо, ведь неутолимо алчущее сердце мужа никогда бы не допустило, чтобы из его резервуаров, заправленных до самого патрубка, больше не изливалась наружу жизнь.