Страница 11 из 98
Принцип стандартных проектов клонирования был отчетливо предсказуем. Первое: выделить клетку у животного, которое хотите клонировать — как правило, стволовую, — и энуклеировать ее, то есть удалить из нее ядро. Второе: взять яйцеклетку у суррогатной матери и также ее энуклеировать. Третье: поместить ядро стволовой клетки в вылущенную яйцеклетку, подвергнуть электрическому шоку, чтобы «сплавить», объединить их, и затем ждать, когда единая клетка начнет делиться в процессе, называемом митозом. Если это произойдет — внедрить гибридную яйцеклетку в суррогатную мать и предоставить ей развиваться естественным путем.
Этот метод взял начало от легендарного клонирования Долли, шотландской овцы. Вскоре последовала лавина клонированных образцов: рыб, птиц, коз, крупного рогатого скота, даже собак и кошек. Процесс сделался настолько корректно сформулированным, что его элементы уже преподавали в средней школе.
Главным во всех методах клонирования было использование того же самого или схожего вида и для яйцеклетки, и для существа, которое будет клонировано. Для проекта предка, однако, последний близкий родственник умер приблизительно 260 миллионов лет назад. Компьютерная программа Цзянь, которую они все прозвали «Машиной Бога», воспроизвела геном, который фактически создал жизнеспособный эмбрион, самостоятельно делящийся, подвергаясь нескольким циклам митоза. В чашке Петри этот этап, этот невозможныйэтап, уже был преодолен. Но в чашке Петри вырастить животное невозможно: до тех пор, пока не удастся изловчиться и заставить иммунную систему коровы принять эмбрион как «родной», как самое себя, он не мог развиться до плода. И проект застрял на месте.
С кваггой все получилось относительно просто. Животное приходилось зебре близким родственником. Как только они культивировали хромосом квагги из ДНК, «вытянутой» из волоса и других останков, они ввели его в энуклеированную яйцеклетку зебры, а затем внедрили яйцеклетку назад в суррогатную зебру-мать.
Поначалу не сработало. Иммунная система зебры отторгла эмбрион. Эрика нашла решение проблемы путем изолирования нуклеотидной последовательности гена, которая вырабатывала антигены — вызывавшие нарушения белки, — и затем заменила последовательность аналогичным сегментом из ДНК зебры. Это была крохотная секция ДНК, и они были не вполне уверены, для чего она была закодирована, но метод сработал. Без устраненных белков-аллергенов тело зебры нормально справлялось с беременностью, и животное разрешилось первым жеребенком-кваггой на Земле, спустя почти столетие после вымирания последнего взрослого экземпляра.
Все дело в том, что ДНК зебры и квагги на 99 % идентичны. Сейчас, однако, у их ученой группы не было генетически «близкой» матери. А были спроектированный с помощью компьютера геном и живая корова.
«Машина Бога» Цзянь задавала «рейтинг жизнеспособности» для оценки шансов гибридного зародыша пройти тест иммунной реакции и затем в процессе суррогатной беременности развиваться вплоть до рождения. Она оценивала продукты известных последовательностей ДНК в сравнении с менее известными или даже совсем не известными. Пока что 65 процентов были их высшим достижением. Где-то в тех остававшихся 35 процентах присутствовали белки, которые приводили в действие иммунную систему коровы. Эти 35 процентов состояли из миллиардов нуклеотидов, миллионов последовательностей — слишком много, чтобы устранить их путем проб и ошибок. Никто не знал точно, какие гены закодированы и для каких признаков. Эрика и Цзянь продолжали менять неизвестные последовательности, но не могли сказать наверняка, каким будет результат: то ли изменится белок, влияющий на цвет глаз животного, то ли белок, являющийся критическим компонентом развития его мозга. И они не моглиэто знать, пока животное не вырастет из грозди недифференцированных клеток. Чтобы сработал эксперимент с иммунной системой, им необходимо получить показатель рейтинга жизнеспособности в 80 процентов, а возможно, и больше.
Когда они только начали проект с геномами млекопитающих, доступными «онлайн» в общественном достоянии, рейтинг был низким. Первая тысяча геномов выдала рейтинг в 11 процентов. Следующая тысяча подняла их на порог 20 процентов. После обработки четырех тысяч геномов млекопитающих они преодолели барьер в 45 процентов жизнеспособности. С этого момента бездонные ресурсы «Генады» приступили к генетическому секвентированию редких млекопитающих, даже исчезнувших биологических видов, и с каждым рейтинг чуть поднимался.
А может, именно четыре новых вида Бобби Валентайна помогут преодолеть барьер 80 процентов? А если нет — что она может изменить? Может, новый подход и дополнительные геномы — все это вместе привнесет перелом? Одна половинка Эрики верила в успех, другая, более сильная, — в неудачу. Последнее, что она хотела бы видеть, — доктора Клауса Румкорфа, награжденного за то, что все это время он был нудным, мелочным болваном.
8 ноября. У каждой фотографии своя история
Магнус сложил мобильный телефон и опустил в левый карман пиджака. Сделал глоток «Юкон Джека». [8]Тихонько брякнули кубики льда. Он поставил стакан и положил обе руки на стол. Медленно вздохнул и выдохнул. Вдох — выдох.
В контраст к эскизам да Винчи брата и бесценным шедеврам в оформлении кабинета Магнуса преобладали личные мотивы: десятки фото и даже настенный выставочный стенд.
На нескольких снимках был запечатлен улыбающийся после завершившейся операции Магнус в различных униформах: маскировочной желтовато-коричневой, зеленой, а на одной — в толстом «мокром» гидрокостюме. На всех он позировал с другими такими же перемазанными, улыбающимися, опасного вида мужчинами. Четыре физиономии то и дело повторялись: Энди Кростуэйт, Гюнтер Джонс, Брэйди Джованни и Бобби Валентайн. Это были фотографии тех лет, когда Магнус служил во Второй объединенной оперативной группе — контртеррористическом подразделении канадского спецназа. На большинстве тех фотографий он улыбался. Тогда жизнь имела смысл.
Самый крупный снимок — из той поры, когда Магнус играл тайтэндом в «Калгари Стэмпедерз» Канадской футбольной лиги: в красно-белой форме, вытянувшийся в струнку, чтобы поймать мяч за мгновение перед приземлением в конечной зоне. Самое беззаботное время — время между уходом из армии и началом работы с Данте в «Генаде».
Не все снимки были времен КФЛ или службы в спецназе. Вот Магнус и Энди Кростуэйт держат охотничьи ружья, стоя на коленях перед старой стеной черного камня; кровавая вереница отрезанных оленьих голов протянулась перед ними. Данте всякий раз просил эту фотографию убрать, добавляя, что ей не место в кабинете, но Магнус любил ее и потому оставил. Были здесь, конечно, и «открыточные» фото: снимки Магнуса и Данте, рыбачащих нахлыстом в Монтане, на деловом собрании в Брюсселе, вдвоем на яхте на юге Франции. Эти фотографии с братом были настоящим сокровищем: семья — святое. Данте был единственным родным человеком, оставшимся у него.
Данте также просил Магнуса убрать отсюда деревянный стенд, но тот об этом и слышать не хотел. В левой части стенда красовались награды Магнуса и знаки отличия. В правой — выстроились десять боевых ножей «Ка-Бар», закрепленные кончиками лезвий вниз, заточкой вправо. Каждый хранил свою историю. На пяти ножах было заметно обесцвечивание металла, раскаленного огнем. Оставалось достаточно места для трех-четырех ножей в правой части стенда: какие-то истории еще ждут своего начала или продолжения…
Магнус вновь сделал глубокий вдох, сфокусировался, медленно выдохнул, затем повернулся к компьютеру и открыл электронную таблицу.
Множество красных пометок.
Его брат просто изматывал «Генаду» ради какой-то альтруистической фантазии. И во имя чего? Замененный орган покупал вам что — десять лет? Может, двадцать? Вселенной как минимум тринадцать миллиардов лет — существуют ли даже десятичные знаки, чтобы измерить соотношение двадцати против этой цифры?
8
Полусладкий крепкий канадский ликер.