Страница 18 из 64
Позже Артур действительно скажет, что в этом ничего личного, только политика, но приятного в таком политиканстве мало. Он стоял за своего принца Филиппа Испанского и королеву Марию, которая страстно желала за этого принца выйти замуж, а Елизавета мешала. Рыжая не просто путалась под ногами, она была претенденткой на престол, протестанткой и грозила стать куда популярнее своей сестры.
Посол Ренард приехал не просто готовить будущее замужество королевы Марии, он еще и должен был устранить ее сестру как соперницу. Император Великой Римской империи испанский король Карл V, отец принца Филиппа, одним из условий, правда оговоренных устно, ставил уничтожение в Англии всех помех правлению его сына, в числе которых оказалась и Елизавета.
Когда это стало понятно (шила в штанах не утаишь), я даже обрадовалась, все же испанский посол свой человек, значит, будет ставить палки в колеса этого самого уничтожения. Меня восхитил замысел Иванова: лучше всего развалить какое-то дело изнутри, принимая в нем участие. Недаром так ценились агенты, внедренные в самые крепкие организации, ведь все испортить может даже излишняя исполнительность, особенно в таких делах, как сватовство, да еще и к престарелой невесте.
Но, к моему ужасу, быстро выяснилось, что Артур вовсе не собирается лить воду на нашу с Рыжей мельницу! То есть он выполнял свои обязанности не за страх, а на совесть, откровенно работая на испанского короля против моей Елизаветы!
Сообразив такое впервые, я минут на пять даже потеряла способность ругаться, что со мной бывало крайне редко. Хорошо, что на дворе ночь и я нужна Елизавете, иначе Артуру-Ренарду до утра не дожить. Сама я к утру немного успокоилась, вернее, пришла к выводу, что «это ж-ж-ж неспроста», как говаривал Винни Пух, и даже решила, что в противостоянии противному Жукову есть своя прелесть. Я Артура терпеть не могла и дома, а уж здесь… в его черных кружевах, при усах и бородке, с его высокомерием и надменностью… ну сам же бог велел надрать ему уши, если не кое-что пониже поясницы! Нет, задумка Антимира даже изящнее, чем могла показаться с первого взгляда. Противопоставить меня Жукову, до такого еще надо дойти.
Когда в окне забрезжил рассвет, у меня уже руки чесались оборвать Артуру кружева на манжетах или вообще втоптать его в грязь. Было почти весело, тогда я еще не знала, что противник куда сильнее меня и что схватка предстоит не на жизнь, а на смерть, причем в буквальном смысле.
А если бы знала? Все равно вмешалась бы. Артур против моей Рыжей, значит, не имел права существовать. Я как асфальтный каток — кто не со мной, тот против и будет закатан в дорожное покрытие вечным напоминанием о собственной глупости!
Интересно, а где остальные, где Влад и сам Иван? Надеюсь, Влад не заявится в образе испанского принца Филиппа? Когда эта мысль пришла мне в голову, стало даже не по себе.
— Ваше Высочество, вы видели портрет испанского принца?
— Да.
— Он хорош?
— Хорош, но мне такие не нравятся.
— Опишите?
Елизавета пожала плечами:
— Невысокого роста, хорошо сложен, приятное умное лицо, большой лоб, широко посаженные серые глаза…
У меня окончательно похолодело в груди. Все, кроме роста, подходило под описание Влада. Нет, появление Влада в качестве супруга Марии я не вынесу, уж лучше Тауэр!
— …пухлые губы и, главное — выступающая вперед челюсть.
— Что?
— Челюсть выступает вперед, она у всех Габсбургов такая, как у Екатерины Арагонской, матери Марии, помнишь?
Да, я помнила, конечно, помнила! Если только Владу нарочно не выдернули нижнюю челюсть вперед, то это не он. Неправильного прикуса у моего приятеля никогда не наблюдалось. И у Ивана тоже, значит, Ивана и Влада мне еще предстоит встретить. Слава богу, полегчало…
У королевы хватило ума не оставлять при себе более молодую и симпатичную сестру, к нашему большому облегчению, она согласилась на отъезд Елизаветы, но не в любимый нами Хэтфилд, а в дальний Доннингтон. Но даже Рыжая на сей раз не противилась, быть даже не первой, а десятой дамой столь нудного и безрадостного двора трудно. Елизавета маялась от невозможности показать себя во всей красе, а также от постоянного наблюдения за каждым ее шагом, каждым вздохом. Лучше уж в Доннингтоне, я с ней в этом была вполне согласна.
Ничего, наше время еще придет. А от испанцев с их королем лучше держаться подальше. У него один посол чего стоит! Мое нутро чувствовало (тут даже подсказок внутреннего голоса не надо), что неприятности от Артура еще впереди. И выходить во двор, где они ждут, как котенок Гав из мультика, мне совершенно не хотелось.
Мы уехали в Доннингтон с явным облегчением.
Марии так хотелось замуж за Филиппа, что она готова была принести в жертву всех: леди Джейн Грей, герцогов и даже собственную сестру Елизавету и интересы Англии. Недаром Большой Гарри, как называли короля Генриха, так боялся женщины на троне!
Англичане пришли в ужас: наполовину испанка, воспитанная в испанском духе, ярая католичка, решила выйти замуж за испанца?! Это означало не просто необходимость посещать мессы, но и костры, как на континенте! Теперь англичане, похоже, поняли, кого посадили на трон, вернее, чем им грозит правление Марии. Хозяйничанье испанцев вкупе с инквизицией радовало мало кого.
Когда англичане поверили, что их королева собирается замуж за испанца и намерена сделать его королем, недовольство перехлестнуло через край и вылилось в восстание. Его возглавил Уайат, твердо вознамерившийся свергнуть королеву-католичку и посадить на трон протестантку. То есть Елизавету. Мало того, Елизавета по замыслу организаторов должна была выйти замуж за Кортни, также имевшего королевскую кровь и отдаленное право на престол, и тем самым закрепить успех восстания.
Мы в своем Доннингтоне, конечно, слышали о творившемся в Лондоне и округе. Наверное, Елизавета была бы не прочь выйти замуж за Кортни, но сама голову в петлю сунуть не торопилась. То, чего я в эти дни боялась до смерти, — чтобы Рыжая не рванула на баррикады или возглавлять войско, как Жанна д’Арк, — не случилось. Пронесло, мы пересидели всю бучу в Доннингтоне, казалось, что пересидели…
…Восстание подавили безжалостно, Мария умела мстить. И умела превращать крохи милости в яркое представление.
Из Лондона приходили страшные вести. В городе некуда деваться от трупов, причем тех, кто перешел на сторону Уайата, вешали на дверях их же домов, запрещая снимать, даже когда трупы начинали разлагаться. На Тауэр-Хилл, Лондонском мосту, Смитфилд, Чипсайде, Флит-стрит… по всему Лондону ветер раскачивал трупы… Больше сотни повешенных только в Лондоне. Город смердел трупным запахом.
Но Мария понимала, что повесить всех нельзя, а потому решила продемонстрировать свою якобы милость, простив остальных. Их вели с петлями на шеях через весь город на площадку перед Вестминстером, а там поставили на колени в стылую грязь, чтобы подчеркнуть унижение. Люди, просто не желавшие себе на шею короля-испанца, теперь получили петли.
Королева все рассчитала верно. Они прекрасно видели болтавшиеся трупы на многочисленных виселицах, столбах, даже дверях домов, хорошо понимали, что их ждет, и стояли в грязи, униженно ожидая приговор. Потому, когда, вдоволь насладившись видом поверженных противников, Мария вдруг объявила, что милует всех, кого еще не успели повесить, в воздух полетели шапки помилованных. «Боже, храни королеву!» А что они могли еще кричать, снимая с шеи петли?
Но в Лондоне нашлись те, кто не поверил в такое милосердие, самое удивительное, что это оказались дети! Нет, они не задумывались над происходившим, сотни девчонок и мальчишек принялись играть в игру «королева против Уайата»! Сражались свирепо, и в этой игре далеко не всегда побеждала, как в жизни, королева. Закончилось все трагедией. Дети расправлялись с неугодными им персонажами по-своему, вовсе не считаясь с реалиями жизни. После того как ребенок, изображавший испанского принца, был захвачен и повешен и едва действительно не погиб в петле, Мария приказала схватить всех зачинщиков такой игры, подержать в Тауэре и жестоко выпороть!