Страница 22 из 29
Он заметил лишь одно: мальчик копия Зигни. Как и Питер.
И еще — Кен был потрясен — Зигфрид владел японским языком.
Глядя на отца глазами, которые были точной копией глаз Зигни, парнишка спросил:
— До дэс ка?
— Он спрашивает, как у тебя дела, — поспешила перевести Зигни.
Кен был ошарашен. Так что, все разговоры о нездоровье Зигфрида сплошное пустословие? Да, да, наверное. Ну еще бы, разве у меня мог родиться больной сын?! Да Зигфрид просто гениальный ребенок, а все дети с нестандартным уровнем развития могут показаться больными тем, кто мыслит стандартными категориями.
Кен смотрел в ясные серые глаза сына и чувствовал, как на его собственные наворачиваются слезы. А если бы ребенок, этот светлоголовый Зигфрид, так похожий на шведа, был бы здоров с самого начала? Кто знает, может быть, их с Зигни жизнь сложилась бы иначе? Тогда он не отпустил бы Зигни от себя, потому что не чувствовал бы за собой вины, потому что именно его род обрек дитя на боль. И Зигни тоже.
— Ий дэсе, милый. У папы все хорошо, — ответила Зигни сыну.
— Как-как? — с улыбкой переспросил Кен.
Мальчик повторил фразу по-японски и, расплывшись в улыбке, добавил:
— Я так и знал, мамочка.
Кен моргал и никак не мог прийти в себя от потрясения.
— Зиг, он что, спрашивал меня по…
— Именно так, он спрашивал тебя по-японски, как дела. И я ответила за тебя — надеюсь, не ошиблась, что у тебя хорошо. У тебя ведь правда все хорошо? Как и у нас. — Она потрепала узкой рукой с длинными пальцами с идеально сделанным маникюром светлую головку сына. — Наш мальчик талантлив. К языкам.
— Папочка, хочешь, я поговорю с тобой еще?
— Милый, папа предпочитает говорить по-английски. Он не знает японского.
— Ты еще его не научила? — искренне удивился мальчик. — А он может говорить по-шведски?
— Нет пока. Но обязательно научится. Позднее. — Зигни поцеловала сына и, наклонившись, прошептала: — Карэ-ва соно кото-ни… — И перевела для Кена: — Я сказала Зигфриду, что ты не проявляешь большого желания. Пока не проявляешь. — Она улыбнулась и добавила: — Я верно говорю, Кен?
Кен потрясенно смотрел на ребенка. Да может ли такое быть? Может, мальчик не был болен с самого начала? Страшный диагноз — врачебная ошибка? Такое случается.
— Но, Зиг, если сын не просто здоров, а еще и талантлив, для чего держать его тут? Давай увезем его домой, в Америку. И будем жить все вместе! Мы арендуем новый большой дом…
— Не спеши, Кен, Зигфриду здесь хорошо. И Питеру тоже. Я бы хотела, чтобы они подольше оставались в Шотландии.
А потом они с Зигни отправились на машине к морю. Кен, кажется, напрочь забыл о Салли, из постели которой выбрался несколько часов назад. Ее сейчас не было с ним даже в мыслях, Зигни овладела Кеном целиком.
Они отъехали от города и оказались в маленькой деревушке — всего несколько домов из серого мощного камня, от которых веяло такой надежностью и такой неколебимостью, что невольно возникало чувство защищенности у того, кто смотрел на эти дома.
Оставив машину на площади посреди деревни, они пошли вдоль берега моря, по самой кромке воды. Волны бились о прибрежные камни, стараясь дотянуться до ног Зигни и Кена. Кену вдруг показалось, что он уже не на Земле, а на другой планете, где другой мир, который населяют другие люди. Его взяла в этот мир колдунья Зигни, посланница чужого мира.
Он зябко повел плечами.
— Тебе холодно, Кен? Это суровые места, но, стоит привыкнуть к ним, и сразу станет тепло, уютно… Разве ты не чувствуешь в здешней природе какую-то особенную надежность, покой?
— Ты говоришь так, будто сама давно прочувствовала это, — заметил он. — Зиг, я все же хочу…
— Погоди, я знаю, чего ты хочешь. Но пойми, я сначала должна отдать долг, мне подарено невероятное счастье, и оно пришло через тебя, Кен…
— В таком случае, разве я не достоин кусочка счастья?
Он обнял Зигни за плечи. Какая красивая женщина! Но Кену показалось, что сейчас он обнимает призрак, ускользающий от него.
Да, черт побери, какой призрак! — возмутился Кен. А дети, которые живут здесь, мои дети, Зигфрид, о котором говорят, что он больной… Да не сам ли я болен?! В своем ли я уме?! За что мне все это, простому американскому парню, который хотел жить только так, как его родители и знакомые, а не выдуманной, призрачной, какой-то фантастической жизнью?!
— Зиг, ты перестала меня хотеть. Я не понимаю… — Боже, как я жажду оказаться с ней в постели! — Зигни, — сдавленно прошептал Кен, — я хочу тебя. Ты перестала меня хотеть…
Она шумно вздохнула.
— Тебе трудно будет понять, Кен. Нет, я не перестала тебя хотеть. Но у меня такое странное чувство, что я отдаюсь им, японским мужчинам, которые жили много веков назад. Я вижу каждого, будто наяву, когда читаю сочиненные ими стихи о любви.
Кен смотрел на Зигни, и ему казалось, что он бредит. Живая, теплокровная женщина, которую он столько раз любил, которая невероятна в постели… Что она говорит? Или ему мерещатся эти слова?
— И знаешь, что еще более странно? У этих мужчин твое лицо, твое тело, твои руки, губы, все твое. — Она усмехнулась. — Понимаешь? Я с тобой каждый день, каждую ночь, Кен.
— Но я, я-то… нет. — Он молча смотрел на ее лицо, которое слегка разрумянилось от сделанного признания. Потом покачал головой. — Значит, ты мысленно занимаешься любовью со мной?
Зигни улыбнулась, почти застенчиво, и подняла на него загоревшиеся глаза.
— Вот так? — Кен потянул ее к себе, прижал к груди, впился губами в ее влажные и слегка соленые от морских брызг губы. Его язык быстро проник в мягкий рот Зигни, она застонала и крепче прижалась к Кену. — Так?
— Ну, в общем, да, — прошептала она. — Но я бы тебе показала, как еще… — И Зигни потянула его к ближайшему валуну. — Знаешь, я хочу…
Кен подчинился и не пожалел. Да, наверное, японские мужчины научили Зигни любви.
— Япония, конечно, морская страна… — пробормотал он. А когда понял, чего хочет Зигни, изумился: — Но это же…
— Тсс… — Она приложила палец к губам. — Мы рассчитаем до секунды. И волна накроет нас именно тогда, когда…
Невероятная неземная изобретательность Зигни заставила Кена возбудиться тотчас. Он сбросил с себя все, до последней нитки. И Зигни тоже. Волна откатилась от берега, оставив влажным валун — плоский, словно положенный здесь именно для них. Зигни уже лежала на нем, белая, невероятно белая. Мраморная женщина. С голубыми жилками, убегающими под золотой пушок волос…
Кен со стоном упал на нее, Зигни была совершенно готова. Он вошел в нее одним сильным ударом и со стоном замер, не веря собственному счастью. Зигни ударила его пятками, точно подгоняя, потому что видела, как приближается волна. Вода с шумом вот-вот ворвется на берег, сперва накроет мелкие камешки, потом проскочит над средними и потом… потом накроет их. Зигни хотела, чтобы это произошло в тот самый миг, когда семя Кена исторгнется в нее. Она хотела, чтобы ее омыло и изнутри, и снаружи.
Почему хотела — она сама не знала. Как не могла объяснить многое из того, что ей представлялось и о чем не знал никто на свете.
Кен почти вышел из нее, а потом мощно ударил и, кажется, глубже войти уже не смог бы. И тут же волна накрыла его спину, бросила волосы на лицо, ягодицы покрылись мурашками. Кен застонал во весь голос, но крик заглушила волна. Зигни хохотала, Кен чувствовал влагу внутри и снаружи, он тонул в ней. Как и Зигни, влага объяла его целиком.
Они лежали не двигаясь. Небо над ними было серое, свинцовое, но они не чувствовали холода, прижавшись друг к другу.
Кен с трудом поднял голову и посмотрел в серо-зеленые, как небо, глаза Зигни.
— Ты невероятная, Зиг. Ты необыкновенная, Зиг…
— Может быть. Но разве тебе от этого плохо? — Она провела пальцем по его позвоночнику, словно считая позвонки.
Кен закрыл глаза.
— Не уходи, ладно? — попросила Зигни.
Он не ответил. Он думал: ну почему так не может быть всегда?