Обретение судьбы

Низкий утробный скрежет, выжатый сквозь стиснутые зубы. Стадное животное громко отрыгнуло и с глухим влажным звуком принялось пережевывать свою жвачку.

Ратха подкралась ближе, отряхивая лапы после каждого шага.

Было сыро, трава покрылась росой. Легкий туман заволакивал лунный свет дымкой, заглушал немолчную песню сверчков. Грузное животное, лежавшее на боку, слегка пошевелилось. Потом шумно засопело и фыркнуло, с ленивой настороженностью уставившись на Ратху своими маленькими глазками, близко посаженными на длинной, тупорылой морде. Животное пошевелило ушами, похожими на уши трехрога, и проглотило жвачку.

Ратха брезгливо подобрала усы. Ей было противно думать о том, что траву можно есть, не говоря уже о том, чтобы снова и снова отрыгивать ее и бесконечно пережевывать. Зачем они это делают? Неужели непонятно, что мясо гораздо лучше? Его нужно прожевать всего один раз, а проглоченное навсегда исчезает в животе и никогда не возвращается обратно... если только не глотать слишком быстро.

Животное сжало челюсти и сердито уставилось на маленькую кошку. Рогов у него не было, зато оно могло больно бодаться своей твердой большой головой. Толстые бока и короткие ножки придавали ему неуклюжий и нелепый вид. Но Ратха знала, что это впечатление обманчиво. Несколько пастухов поплатились за эту ошибку сломанными ребрами.

Животное снова отрыгнуло. Ратха поморщилась и попятилась.

Окинув взглядом луг, она посмотрела на пастухов, которые стояли окружив стадо и повернувшись мордами к лесу. Ратха зевнула, сладко потянулась так, что хвост задрожал, и заметила между двумя тенями в тумане пустующий промежуток. Судя по всему, этой ночью ничего плохого не случится... Пережитый на тропе страх так и останется единственным переживанием этой долгой ночи. Может, Такур прав, и она видела совсем не Безымянного, а обычного племенного котенка.

Обогнув куст папоротника, Ратха услышала, как два пестроспинки сопят и возятся в темноте. Обычно пестроспинки забирались друг на друга по весне, но эти что-то рано начали.

Ратха почувствовала густой притягательный запах кобылы, резкий дух пота и гона, исходящий от маленького жеребца. Этот запах одновременно отталкивал и будоражил ее, напоминая о едких метках, которые племенные самцы оставляли на деревьях.

И еще этот запах почему-то заставлял ее думать о Такуре, и о том, как он вылизывал ей голову за ушами, когда они шли по тропе.

Подергивая хвостом, Ратха прислушивалась к возне пестроспинок и ритмичному сопению жеребца. Эти мысли были новыми для нее, совсем не детскими, и она подходила к ним осторожно и с опаской, как к рыгающему стадному животному.

Вскоре от стояния на одном месте у нее отсырели лапы. Ратха по очереди отряхнула их. Туман сгущался. Может быть, сходить, поискать Такура?

Его запах смешивался с ароматами стадных животных, дыханием леса и запахами других пастухов. Сосредоточившись, Ратха выделила единственный нужный ей запах и пошла на него.

Такур, крепко обвив хвостом лапы, сидел на вершине греющего камня и разговаривал со стоявшей рядом Фессраной.

Ратха поспешно подбежала к ним и резко остановилась, чувствуя, как топкая сырость просачивается между ее когтей.

Такур наклонил голову в ее сторону.

Ратха почтительно приблизилась к Фессране и потерлась носом о ее нос.

— Племенная пастушка, двое из твоих пестроспинок спрятались в папоротниках, — доложила она. — Загнать их обратно в стадо?

— Нет, Ратха. Оставь их, я сама за ними пригляжу, — ответила Фессрана своим мягким певучим голосом.

— Этот маленький жеребчик никак не уймется, да? — усмехнулся Такур. — Ах, Фессрана, у нас будет много жеребят, и мы накормим племя досыта!

—

Яаррр!

— Мне нравится, что она так быстро всему учится, — продолжала Фессрана, глядя на Ратху.

— Да, я тоже доволен. Самки редко рождаются с задатками пастухов, но ей повезло, и она работает без устали.

Ратха удивилась, увидев, как распушилась Фессрана.

— Когда ты успел стать таким же скудоусым, как Меоран? — прорычала она. — Самки ничуть не менее талантливы, чем самцы! Просто наш блохастый дурень, по ошибке называющийся вожаком, не желает их обучать. Возьми хоть Сингру, дочь Драни. Скажешь, она менее способна, чем Ратха? Но ее отец запретил ей учиться, а Меоран пригрозил отгрызть мне уши, если я посмею обучать своему искусству кого-нибудь кроме тех, кого он сам выберет! — Фессрана опустила голову и хлестнула себя хвостом. — И Сингры, как ты знаешь, не оказалось в числе тех, кого он выбрал в этом сезоне. А теперь уже слишком поздно, она с каждым днем становится все более жирной и неповоротливой.

Яаррр

!

— Не шипи, Фессрана, — успокоил ее Такур. — Будто ты не знаешь, каких трудов мне стоило отвоевать Ратху!

— Ты получил ее только потому, что старый Байр был жив! А с тех пор как вожаком стал Меоран, ни одна маленькая самка не поступила в обучение к пастухам.

Пта

!

—

Сссс

,

— Узнаю мудрого Такура! Ты всегда был намного осторожнее, чем я, — пробурчала Фессрана, приглаживая свою шерсть. — Эти пестроспинки, наверное, уже закончили. Пойду, загоню их обратно в стадо.

— Фессрана! — окликнул ее Такур. Кошка остановилась и обернулась к нему. — Я сделаю все, что смогу, для Ратхи. Но тебя я никак не смогу защитить. Прошу тебя, будь осторожна в словах, и тогда, может быть, уцелеешь.

— Ты прав, но мой характер часто выбирает слова за меня, — вздохнула Фессрана и, печально понурив усы, побежала прочь.

Такур тоже вздохнул и поудобнее устроился на сыром камне, распушив шерсть.

Ратха задрала заднюю лапу и с наслаждением почесалась.

Впереди, на лугу, заблеяли стадные. Такур сел. Еще одно животное тревожно закричало. Потом застучали копыта, несущиеся через траву. Раздался грубый вой. Он взлетел в небо, задрожал, превратившись в визг, и тут же ему ответил второй.

Ратха вскочила, шерсть у нее стояла дыбом. Такур спрыгнул с камня.

— Это не зов племени, — хмуро сказал он подскочившей Ратхе.

Она увидела, что со всех сторон к ним бегут другие пастухи, услышала хруст веток и пронзительные голоса.

— Останься здесь, однолетка, — резко приказал Такур.

Тень выступила из тумана и со всех лап бросилась к ним. Это была Фессрана.

— Такур, на краю луга прорвались захватчики. Они завалили двух оленей. Скорее!

Такур повернулся к Ратхе.

— Следи за пестроспинками, однолетка. Заставь их держаться вместе!

— А если придут захватчики?

— Они не придут, — оскалилась Фессрана. — Так далеко им не прорваться.

— Если кто-нибудь нападет на мое стадо, я буду драться, — воскликнула Ратха, решительно взмахнув хвостом.

— Нет, не будешь, — сердито сверкнул глазами Такур. — Ты заберешься на ближайшее дерево и будешь сидеть там, пока я тебя не позову. Племя может потерять нескольких пестроспинок, но только не тебя!

—

Appp!

— Это не возня котят, Ратха. Разве я не предупреждал тебя перед тем, как мы вышли? Ты не будешь сражаться. Все поняла?

— Да, — вздохнула Ратха.

Послышался отчаянный вопль стадной самки, затем несчастное животное захрипело. Из густого тумана донесся приглушенный вой.

— Быстрее, Такур! — прошипела Фессрана, и они оба помчались через луг, оставив Ратху в одиночестве.

Она поежилась и взглянула в небо. Луна превратилась в мутное белое пятно, звезды исчезли.

Ратха подбежала к рассыпавшемуся стаду пестроспинок и начала обегать его кругом, сгоняя животных плотнее друг к другу.

Почувствовав опасность, те сделались норовистыми, убегали и громко кричали. Маленький жеребец собрал вокруг себя кобыл и попытался увести их от остальных пестроспинок.