Страница 14 из 16
— Все изложено в приказе.
— Где же приказ?
— Приказ пришлют после регистрации, как положено.
— Когда освободится Непокойчицкий?
— Когда будет отпущен его высочеством.
— Понятно, — Скобелев изо всех сил скрывал нараставшее в нем бешенство, припадкам которого был подвержен в особенности после неумеренных возлияний. — Могу ли я, по крайней мере, спросить ваше превосходительство о силах неприятеля и общей обстановке под Плевной?
Левицкий поколебался, но отказать в такой просьбе уже утвержденному приказом командиру отдельного отряда все же не рискнул. Скучным голосом объяснил по карте обстановку, упомянув, что Осман-паша имеет в своем распоряжении не менее шестидесяти тысяч низама. Скобелев недоверчиво свистнул, и Левицкий, прервав объяснение, заметил с неудовольствием:
— Вы не в конюшне, генерал.
— Прошу прощения, — пробормотал Скобелев. — Где Тутолмин?
— На рысях спешит в ваше распоряжение.
— Насколько мне известно, он не участвовал в деле. Бригаду его не растащили по кускам?
— Насколько мне известно, нет.
— Благодарю за разъяснение, — Скобелев коротко кивнул и направился к выходу.
— Может быть, вас интересует, кто назначен начальником вашего штаба? — неожиданно спросил Левицкий.
— Кто же?
— Полковник генерального штаба Паренсов.
— Благодарю, — Скобелев еще раз кивнул и вышел на крыльцо.
Он мог бы дождаться Непокойчицкого и получить долгожданный приказ, но боялся, что непременно нарвется на самого великого князя, и, поразмыслив, решил найти Паренсова. Он был хорошо знаком с ним еще по Академии Генерального штаба, ценил его богатые знания, способность быстро оценивать изменчивую обстановку боя и без колебаний принимать решения.
Скобелев разыскал полковника Паренсова куда быстрее, чем рассчитывал, потому что Петр Дмитриевич, уже зная о своем назначении, сам искал этой встречи. Выразив взаимное удовольствие как от свидания, так и от предстоящей им совместной службы, они нашли укромное местечко, где Паренсов и поведал Скобелеву, что в распоряжение последнего поступает не только Кавказская бригада Тутолмина, но и отряд подполковника Бакланова, занявшего недавно Ловчу.
— Откуда знаешь? — спросил Скобелев. — Штабные наболтали?
— Старому разведчику таких вопросов не задают, — усмехнулся Паренсов.
Он действительно был разведчиком: еще до начала войны семь месяцев путешествовал по Болгарии. Прекрасно владея болгарским и турецким языками, Петр Дмитриевич умел видеть, наблюдать, слушать и сопоставлять слухи. Его неоднократно арестовывали турецкие заптии, он сидел в Рущукской тюрьме, но сумел выскользнуть и доставить русскому командованию воистину бесценные сведения.
— Ты веришь, что Осман успел собрать шестьдесят тысяч регулярной пехоты?
— Сомнительно, — подумав, сказал Паренсов. — Слишком мало у него времени для этого. Можем уточнить, если желаете.
— Каким образом?
— Есть такой образ. И должен сказать правду, если сам ее знает. Пошли.
— Куда?
— К полковнику Артамонову, — сказал Паренсов уже на ходу. — Он хитер и недоверчив, как стреляный лис, но мне вряд ли откажет.
— Что, одна епархия? — не без ехидства спросил Михаил Дмитриевич.
Паренсов молча усмехнулся.
Полковник Артамонов принял их сдержанно. Он знал Скобелева не столько как полководца самобытного и дерзкого таланта, сколько как шумного, не в меру хвастливого и склонного к веселым компаниям молодого человека. По роду своей службы и складу характера он сторонился подобных людей, но с генералом пришел Паренсов, службу которого у Скобелева дальновидный Артамонов сразу же определил как временную.
— Чем могу служить?
Скобелев открыл было рот, чтобы с ходу выяснить то, что его сейчас интересовало, но Паренсов поторопился заговорить первым:
— Просим извинить, Николай Дмитриевич, мы рассчитываем на разговор особо дружеский и сугубо доверительный. Если мы смеем на это надеяться, то заранее благодарим; если же вы откажете нам, мы покинем вас без всяких претензий.
Артамонов пожевал тонкими губами, потер высокий костистый лоб худыми длинными пальцами, привыкшими держать карандаш и никогда, как вдруг показалось Скобелеву, не сжимавшими эфеса сабли. Тихим голосом пригласив гостей садиться, сказал, что вынужден ненадолго покинуть их по делу, и тут же вышел.
— Бумажная душа, — проворчал Скобелев.
— Эта бумажная душа, Михаил Дмитриевич, два года лазала по Европейской Турции, где и произвела глазомерную съемку местности на протяжении двух тысяч верст.
— Вроде тебя? — не удержался Скобелев.
— У меня была иная задача, — улыбнулся Паренсов. — Но если бы не бессонные ночи Николая Дмитриевича Артамонова, вряд ли бы вы, ваше превосходительство, имели бы новейшие карты этого театра военных действий, — Петр Дмитриевич помолчал. — Хозяин наш скрытен и не доверяет порой самому себе. Поэтому, если не возражаете, расспрашивать буду я.
— А я что должен делать?
— А вы по-генеральски поглаживайте бакенбарды, если я веду разговор в правильном русле, и кашляйте, если меня унесло.
Вернулся Артамонов. Плотно прикрыл за собой двери, заглянул в единственное оконце, заботливо поправив при этом занавеску. Прошел к своему столу, сел и положил сплетенные пальцами руки перед собою.
— Я отослал людей, в доме никого нет.
— Генерал Скобелев получил в свое распоряжение отдельный отряд, — неторопливо начал Паренсов. — Судя по тому, что к этому отряду причислены части подполковника Бакланова, оперировать нам придется где-то между Плевной и Ловчей. Как известно, турки намертво вцепились в Плевну, но логично предположить, что они попытаются столь же энергично вцепиться и в Ловчу.
— В Ловче — Бакланов, — сказал Артамонов.
— Надолго ли?
Артамонов опять пожевал губами и стал тереть пальцами лоб. Молчание затягивалось.
— Мне желательно знать… — с генеральскими интонациями начал было Скобелев, но Паренсов так глянул на него, что он сразу примолк и начал рассеянно поглаживать бакенбарды.
— Я — не пророк, — тихо сказал Артамонов.
— И все же, Николай Дмитриевич? — настойчиво, но весьма деликатно допытывался Паренсов. — По сведениям Левицкого у Османа-паши свыше шестидесяти тысяч низама. Если это соответствует действительности, то Осману ничего не стоит выделить треть своих сил для захвата Ловчи. Отсюда вопрос: Левицкий назвал ту цифру, которую вы ему сообщили?
— Левицкий назвал цифру, полученную от дьякона Евфимия, — сказал, помолчав, Артамонов. — Я ему таких сведений не представлял.
— А каковы ваши цифры? — продолжал наседать Паренсов. — Мы ведь не любопытства ради допытываемся, дорогой Николай Дмитриевич. Если мы окажемся между Плевной и Ловчей, куда нам направить свои пушки?
— Пушек-то будет — кот наплакал, — хмуро проворчал Скобелев. — Кровью ведь умоемся и кровью держать будем.
— Осман-паша не пойдет на Ловчу, — Артамонов сказал это настолько тихо, что Скобелев и Паренсов невольно подались вперед. — Разделите цифры дьякона Евфимия пополам, и вы получите более или менее реальное представление о силах Османа-паши.
— Так ведь… Об этом необходимо немедленно довести до сведения главнокомандующего! — крикнул Скобелев, вскакивая. Ах, крысы штабные…
— Сидите, Михаил Дмитриевич, сидите, — сквозь зубы процедил Паренсов. — Сидите я гладьте свои бакенбарды.
— Я все сообщил, — глухо сказал Артамонов. — Я все сообщил своевременно, но мою докладную записку навечно положили под сукно.
— Но почему же? Почему? — вновь не выдержал Скобелев.
— Почему? — полковник Артамонов вдруг зло улыбнулся. — Потому что кое-кому это весьма выгодно. Победил — так победил шестьдесят тысяч, имея у себя двадцать пять. Не победил — так тоже потому, что у Османа все те же мифические шестьдесят тысяч вместо реальных тридцати. Некоторые генералы умеют побеждать, а некоторые — воевать. Тоже, между прочим, искусство, — он помолчал. — Надеюсь, господа, вы не воспользуетесь моей откровенностью.