Переломы

Автоответчик по-прежнему мигает. Алиса нажимает на кнопку. Последнее сообщение, тоже вчерашнее: «Алиса? Это папа. Я в Лилле, в больнице Салангро. Позвони мне, как только получишь это сообщение».

Алиса сразу же набирает номер справочной, потом звонит в больницу.

Ей приходится ждать, в трубке звучит музыка. Зажав телефон между плечом и щекой, она идет в тесную ванную комнату. Кран подтекает, полотенца разбросаны, значит, она сюда заходила. Она включает громкую связь и раздевается. В трубке по-прежнему звучит музыка.

Она поворачивает кран очень осторожно, чтобы теплая, восхитительно теплая вода не слишком шумела.

Алиса погружает кончики пальцев в воду. Старается выпрямиться перед зеркалом, потом проводит влажной рукавицей по плечу. Потом медленно омывает свое тело с головы до пят. Она не носит никаких украшений, кроме цепочки с медальоном, оставшейся от бабушки. Пальцы натыкаются на шрам от аппендицита, прямо над пахом. Ровная белесая линия, совсем тонкая, Алиса ее ненавидит.

Наконец в трубке слышится голос. Молодая женщина хватает телефон.

— Папа!

— Алиса? Как дела?

— Что случилось?

Он отвечает сухо, в его голосе слышится упрек:

— Теперь тебе интересно, что со мной?

— Папа, пожалуйста.

— Я сглупил, поранился садовым инструментом. Я пытался связаться с тобой, но не мог дозвониться. Куда ты запропастилась?

Алиса, прижав трубку к уху, смотрит в зеркало. Нежное лицо, обрамленное темными волосами до плеч, глубокие голубые глаза. Аккуратный тонкий нос, как у матери. Конечно, бедра широковаты, но гармонично сложенное тело с белой кожей напоминает греческие статуи из алебастра.

— Я не знаю. У меня с позавчерашнего дня был провал.

Вздох.

— И ты ничего не помнишь?

— Нет. Ты первый, кому я звоню, я только что вернулась домой и…

— Что еще учудил этот твой психиатр?

Она хватает полотенце и прижимает его к щекам. Потом замечает, что занавеска для душа задвинута до конца. Она хмурится. Она никогда не задвигает занавеску.

— Он просто лечит меня, папа. И не забывай, ты сам мне посоветовал.

— Ты не оставила мне выбора. Ты думала, что тебе будет лучше вдали от дома, а стало хуже. Всем стало хуже. Возвращайся, Алиса!

Алиса страдает каждый раз, когда он просит ее вернуться домой. Она знает, что Клод говорит искренне, что он зовет ее от чистого сердца, что его голос не обманывает. Но она поклялась себе, что выстоит. Ей двадцать пять лет, и ей нужно строить свою жизнь не в богом забытой деревне.

— Это не так просто.

— Для меня просто. Я готов к тому, о чем говорю.

Алиса, задыхаясь, резко отдергивает занавеску.

Блузка, в которой она была в Исследовательском центре, лежит в красной воде.

Ей становится плохо. При виде крови у нее кружится голова. Она слышит, что отец волнуется, но быстро отключает связь. Едва успевает дойти до кровати и падает без чувств.

8

Ночь. В квартире Алисы все спокойно. Доротея Дехане в темноте тихо крадется к ванной и забирает блузку. Ее сестра наверняка спит в спальне глубоким сном.

Она осторожно проводит по эмали губкой, чтобы стереть все следы крови. Ну вот, как новенькая…

Она выходит из квартиры на четвертом этаже и, сжав зубы, прикрывает за собой дверь.

— Алиса?

Доротея оборачивается. Она совсем забыла про этого дебильного соседа.

— Да… Не ори так, мать твою…

— Что ты тут делаешь в такое время?

— А ты? Шел бы лучше к себе, чем людей караулить.

— Угу… Точно, без очков ты милашка. Если хочешь, моя дверь открыта.

— После дождичка в четверг!

На первом этаже Доротея надевает туфли на каблуках и обматывает шею сиреневым шарфом, а потом уходит в темноту, держа в руке пластиковый пакет с блузкой и грязным полотенцем. Спустился густой туман. Очень сыро. Доротея садится в машину и трогается с места. Она не сразу зажигает фары, выезжает на шоссе А16 и сворачивает на Вимрё, километрах в десяти к северу от Булонь-сюр-Мер. Ей совсем не нравится водить, особенно ночью. По петляющему шоссе она добирается до узкой песчаной дороги, ведущей к прибрежным дюнам в Слаке. Богом забытое место, конец света, именно то, что ей надо.

Молодая женщина выключает мотор, выходит и берет из багажника канистру с бензином. Она чувствует, как стынут пальцы. Холод пощипывает щеки.

По мокрому песку она уходит в темноту, в сторону дюны. Под подошвами хрустят раздавленные ракушки. Она забирается на дюну, спускается к берегу. Чуть дальше море выводит свою странную мелодию. Доротея останавливается, сгибается, упершись руками в колени, немного приходит в себя. Последнее время она почти не выходила из дому… малейшее усилие дается ей с трудом. Наконец она бросает пакет на землю.

Выливает на него полканистры бензина, щелкает зажигалкой и поджигает. Тихий треск нарушает тишину. Ясно проступают очертания берега. Глаза молодой женщины блестят, как две перламутровые жемчужинки. Ткань очень быстро сгорает, скоро от нее остаются только хлопья пепла, кружащиеся на ветру.

Она закрывает глаза и с облегчением переводит дух, изо рта вырывается облачко пара. Закуривает, и нервы тут же отпускает. Больше нет никакой блузки, никаких следов крови в ванной. Алиса, как обычно, проснется с ощущением, что видела страшный сон.

Не сводя глаз с черных волн, еле различимых в тумане, Доротея докуривает сигарету. Ее сестра всегда любила море, его простор. Конечно, она видела в нем самое живое воплощение свободы. Свобода… Прекрасная иллюзия.

Затушив сигарету, Доротея возвращается к машине, поливает водой из бутылочки подошвы, чтобы смыть песок. Потом кладет зажигалку в кармашек под сиденьем, сует в рот мятную жевательную резинку и трогается с места… как будто ничего не произошло.

9

Утром в четверг доктор Люк Грэхем встает, натягивает халат, спускается по лестнице, выходит на террасу, на которую намело песок с дюн, и берет сигарету. Он получает удовольствие только от первой сигареты. Люк кашляет и трет губы. Он похож на прирожденного курильщика, тогда как на самом деле он всегочетыре года как начал курить.

Он бессознательно обводит пальцами края доходящей ему до колена овальной пепельницы на ножке. Потом, опомнившись, запахивает халат и поднимает глаза к морю. В глаза ему бросается белый парус яхты, идущей вдоль берега. Не отводя от него взгляда, в оцепенении, он толкает стеклянную дверь. Ее больше нельзя запереть на ключ, он так и не исправил замок. А надо бы, с учетом того, что случилось позавчера.

В доме мало мебели, убранство самое что ни на есть простое. Люк никогда не отличался богатым воображением. Без сомнения, это семейная черта, унаследованная от отца-психиатра и матери-врача. Он включает радио, там как раз передают новости. Потом он берет с низкого столика мобильный телефон. Пришло какое-то сообщение…

Алиса… Наконец-то Алиса ему позвонила. Он внимательно слушает сообщение.

Черная дыра… Два дня после эксперимента со стимуляцией, и ни малейших воспоминаний. Это радует Люка. Тест, проведенный в Исследовательском центре, сработал. Ему наконец удалось найти пусковой механизм, одну из последних деталей головоломки под названием «Алиса Дехане».

Люк бежит одеваться — темно-синяя рубашка, черные фланелевые брюки, мокасины, — а потом бросается к машине.

Ему предстоит выехать на шоссе и, как обычно, влиться в поток спешащих на работу людей, проехать мимо фламандских ферм с красными крышами, мимо иммигрантов, идущих пешком вдоль лесопосадок в направлении Дюнкерка, потом Кале… Эта дорога, больные, долгие дни на работе изматывают его морально, но ему нравится естественный снотворный эффект усталости.

Люк вздыхает: снова пробка. Он открывает бардачок, где в хронологическом порядке размещены шестьдесят две маленькие кассеты. Весь курс психотерапии Алисы Дехане. Он берет запись, сделанную в октябре 2006 года, во время одного из первых сеансов, и вставляет ее в свою «особую автомагнитолу»: диктофон, встроенный в пластиковую панель под кнопками обогрева. Доморощенное устройство, вполне пригодное для того, чтобы не прерывать работу даже за рулем.