Страница 68 из 75
Ощущая боль потери как свою, Анетт скорбно вздохнула. Провела рукой по краю туалетного столика, по прямой спинке стула, стоящего перед ним, открыла дверь шкафа и посмотрела на висящую на вешалках одежду. Это были льняные, шелковые и шерстяные платья и костюмы сплошь в приглушенных тонах — за исключением одной более яркой вещи. Анетт раздвинула плечики, чтобы рассмотреть эту вещь получше. Это оказалось цветастое платье в ярких красных и желтых тонах. Разглядывая его, Анетт ощутила странное чувство узнавания. Она уже видела когда-то это платье, давным-давно, когда, как бывает со всяким ребенком, играла там, где ей не разрешали. Тогда, помнится, она подумала, что платье очень красивое, но раз Джинни никогда его не надевала, то оно, наверное, принадлежало ее матери. Только сейчас Анетт догадалась, в чем дело — и в то же мгновение поняла, что строгий костюм цвета слоновой кости, который они передали гробовщику, совсем не то, в чем следует хоронить Джинни. Думая, что ошибку нужно исправить как можно быстрее, пока еще не поздно, она быстро повернулась к двери — и остолбенела. В дверях стоял Жан-Поль! Вид у него был неуверенный, но никогда еще муж не казался Анетт таким красивым.
Ее глаза наполнились слезами. У нее возникла совершенно абсурдная мысль, что если она срочно не объяснит, почему держит в руках яркое цветастое платье, Жан-Поль окажется миражем.
—Думаю, мама носила это платье тем летом, с Уиллом. Мы должны похоронить ее в нем.
— Да, — тихо согласился Жан-Поль.
Все-таки это не мираж, она слышит его голос, спокойный, вселяющий уверенность.
—Жан-Поль?
—Независимость — это замечательно, но давай отложим ее до другого раза, хорошо?
Анетт улыбнулась сквозь слезы:
— Жан-Поль!..
— Ты сказала, что было бы неплохо, если бы мы с детьми помянули твою мать. Я решил, что лучшего способа не придумаешь. Они меня поддержали.
Сейчас, когда Анетт об этом подумала, она тоже не смогла предложить ничего лучшего.
Глава 21
Похороны были назначены на понедельник, на середину дня, но горожане начали приходить в Старз-Энд уже в воскресенье. Если кого-то из них и привело только любопытство, они этого не показывали. Никто не задавал вопросов, никто не разглядывал с праздным интересом дом. Те, кто заходил, чаще всего держались застенчиво, даже чуть виновато, всегда вежливо. «Я только пришел выразить соболезнования», «Я помню вашу мать, она все время улыбалась». И никто не задерживался надолго.
Мало кто приходил с пустыми руками, поэтому когда наступило время обеда, стол ломился от мисок с салатом и кастрюлек с жарким, а выпечки было столько, сколько одной Лиа не напечь бы и за неделю. Но она продолжала стряпать — если бы она остановилась, то у нее появилось бы время задуматься, а этого она как раз и не хотела. К счастью, Гвен все поняла и отдала кухню в ее распоряжение, а сама занялась мелочами, которые всегда возникают в последнюю минуту. Лиа тем временем трудилась у плиты. Она приготовила на завтра холодный суп, потушила лосося в укропном соусе, сварила компот и пекла все новые булочки всевозможных форм и размеров.
При звуке голоса Джесса внутри у Лиа разлилось знакомое тепло. Как она ни была растеряна, даже испугана, она не могла не улыбнуться.
— Привет, — ответила Лиа не оглядываясь: она фаршировала грибы, а это занятие требовало сосредоточенности.
— Ты не устала?
— Я в порядке.
—Твои сестры за тебя беспокоятся.
— Это они тебя прислали?
— Нет, я тоже волновался. Лиа, еды полно, ты можешь больше не готовить.
— Мы пригласили целый город; если после похорон все придут сюда, еды может не хватить.
— Они принесут еще, одна только Джулия собирается привезти чуть ли не целый фургон закусок.
— Маме было бы приятно это слышать, — сказала Лиа тоненьким голосом, чуть не плача и одновременно чуть не рассмеявшись. Она была близка к истерике. — Больше всего Джинни боялась, что на устроенном ею приеме чего-нибудь вдруг не хватит.
Джесс привлек Лиа к себе и, почти касаясь губами лба, сказал:
— Она бы одобрила твою работу, но сейчас, думаю, она бы хотела, чтобы ты побыла вместе с остальными.
— Мне нужно закончить, утром у меня не будет времени, тогда придется заниматься цветами.
— Цветами займусь я, это моя работа.
— Но я хочу…
Только сейчас Лиа подняла глаза и увидела, что Джесс пришел в серых брюках и свитере. В этой одежде он выглядел таким же горожанином, как Жан-Поль или Бен. От неожиданности Лиа не смогла вымолвить ни слова.
Бен приподнял ее подбородок.
— В чем дело? Лиа сглотнула.
— Ты не похож на садовника.
Джесс и вел себя не как садовник. На протяжении последних суток он беседовал с Беном о свете и тени, обсуждал проблемы охраны окружающей среды с Жан-Полем, сводил детей Анетт на экскурсию по скалам и этим дал возможность взрослым немного отдохнуть. Он оказался удивительным человеком, ему не стоило никакого труда сменить один облик на другой. Лиа тоже хотела бы это уметь, но перемены никогда не давались ей легко. Ей больше нравилось заниматься тем, что она знала и что у нее хорошо получалось. Она не любила рисковать.
Полюбить Джесса — было само по себе очень рискованно, но тут уж она ничего не могла с собой поделать. Один взгляд на него — и все в ней уже жаждет того, чем он был для нее и мог бы стать. Но сама мысль об этом приводила в ужас. Не желая не только говорить, но даже задумываться об этом, она спросила:
— Как тебе понравились мои родственники?
— Приятные люди.
— Они не слишком подавляют?
— Нет.
— А мне кажется, что да.
— Это потому, что ты сравниваешь себя с ними. Но ты другая, Лиа, ты мягче.
— О нет! Я крепкая, я светская женщина.
— Лиа, ты создана для этого места.
— Мои вашингтонские друзья с тобой не согласятся. Я устраиваю лучшие приемы в городе.
— Не сомневаюсь.
— Сегодняшнее мероприятие не в счет, Джесс, это не прием, а похороны.
— Ты могла бы раз в месяц открывать поместье для горожан и устраивать грандиозные приемы.
— Но я должна быть в Вашингтоне.
— Ты не должна.
— Ну хорошо, не должна — хочу.
— Ты в этом уверена?
В этом-то вся проблема. Вздохнув, Лиа снова повернулась к столу. Джесс больше ничего не добавил, только поцеловал ее в лоб и вышел из кухни.
В понедельник день выдался ясный, солнечный, Джинни бы такой понравился. С этой грустной мыслью Лиа, поднявшись рано утром, срезала цветы и расставила их по вазам. У нее был верный глаз и умелые руки, и она получала удовольствие от этого занятия. Но Лиа устала. Накануне она допоздна возилась на кухне, потом долго сидела у открытого окна в своей спальне и в конце концов сдалась: вышла из дома и побежала через лужайку к коттеджу Джесса. Там она тоже спала лишь урывками, не больше чем по несколько минут, то и дело просыпаясь. Беспокойные мысли не давали ей расслабиться.
К одиннадцати прибыли гости, прилетевшие в Портленд из других городов. Для них на веранде сервировали кофе с открытыми пирожками. К половине двенадцатого на подъездной дороге стали собираться местные жители. Без четверти двенадцать пришел священник, а без десяти двенадцать прибыл катафалк. В сопровождении самых близких гроб вынесли на берег, где пышно цвели розы.
В полдень священник произнес надгробную речь — несколько общих слов о любви, привязанности и возвращении. Солнце стояло высоко, над морем кружили чайки, волны набегали на каменистый берег, рассыпаясь хлопьями пены. Когда священник закончил, процессия медленно двинулась по берегу к кладбищу.
Лиа почти не слышала того, что говорил священник. Она погрузилась в свои мысли, задумалась о любви и потере, слезы застилали ей глаза, далекий горизонт и зияющее пятно пустой могилы расплывались перед взором. Она тихо всхлипнула, прижимая ко рту платок, и прислонилась к Джессу, который обнимал ее за талию. Он был такой теплый, живой, полный жизненных сил. Лиа и не пыталась скрывать, что охотно принимает от него утешение.