Нет голода неистовей

Он сможет ее найти. Ему это уже удавалось. Стоит только оказаться поблизости от Эммы, и он сможет проследить ее прямо до Хельвиты.

Лаклейну было суждено отыскать ее.

Низкий голос раздался из темноты:

— Что ж, посмотрим-ка, за кем гонялся мой генерал.

Эмма взглянула в направлении, откуда донесся звук. Еще секунду назад она, без сомнения, была одна в комнате. Но уже в следующее мгновение — еще до того, как он зажег лампу, — Эмма заметила фигуру, сидящую за большим столом. Глаза вампира сверкнули красным.

Казалось, от него исходило напряжение. Он смотрел на нее так, будто видел привидение.

Совсем одна, она была вынуждена ждать в этом жутком замке, слушая то и дело раздающиеся снизу крики, которые стихли только к восходу. За это время она прошла через своего рода катарсис. Ее мысли прояснились, а решительность только усилилась, став абсолютной. Она чувствовала себя так, как, ей казалось, чувствовали себя ее тетки перед великой битвой. И теперь она ждала, чтобы все закончить… так или иначе. Эмма знала — эту комнату живым покинет только один из них.

Деместриу вызвал стражу.

— Когда Иво вернется, не впускай его сюда, — приказал он вампиру. — Какой бы ни была причина. И ни слова о том, что нашел ее. Если проговоришься, то лишишься внутренностей на долгие годы.

Что ж. Она росла, слушая не менее популярные в Ллоре угрозы — те, что начинались с «если этого не произойдет или не случится» и заканчивались «тогда приготовься к последствиям» — но этот парень был не плох.

Переместившись к двери, Деместриу закрыл ее за стражником на засов.

Знаааачит… никто не может переместиться внутрь или наружу, и теперь, никто также не может выйти отсюда?

Когда Деместриу вернулся на свое место, любое удивление, которое он испытывал до этого, исчезло. Он хладнокровно ее изучал.

— Ты точная копия своей матери.

— Спасибо. Мои тетки часто говорили то же самое.

— Я знал, что Иво что-то задумал. Знал, что он что-то разыскивал и что потерял дюжины наших солдат — в одной только Шотландии троих. Поэтому решил забрать у него то, к чему он так усердно подбирался. Но не ожидал, что это будет моя дочь.

— Что ему от меня нужно? — спросила она, хотя и догадывалась, теперь, когда имела четкое представление о своей гребаной родословной.

— Иво веками что-то замышлял, целясь на мою корону. Но он знал, единственное, что Орда считает священным — это кровное родство. Он не смог бы править, не имея связи с королевской семьей. И так случилось, что он нашел эту связь. В моей дочери.

— Так он решил, что просто убьет тебя и заставит меня выйти за него?

— Именно, — последовала пауза, и затем он спросил: — Почему ты никогда не искала меня до этого дня?

— Я узнала о том, что ты мой отец примерно восемь часов назад.

В его глазах вдруг мелькнули чувства, но они оказались столь мимолетны, что Эмма подумала, будто ей привиделось.

— Твоя мать…не сказала тебе?

— Я не знала ее. Она умерла сразу после моего рождения.

— Так скоро? — тихо спросил он будто самого себя.

— Я искала информацию о моем отце — о тебе — в Париже, — пояснила она, отчего-то пытаясь утешить его этими словами.

— Я жил там с твоей матерью. Над катакомбами.

При упоминании о месте, из которого Лаклейн с трудом вырвался, возникшая еще минуту назад толика тепла по отношению к Деместриу тут же испарилась.

— Посмотри, как в твоих глазах искрится серебро, прямо как у нее, — взгляд его красных глаз впервые оценивающе прошелся по Эмме.

Повисла неловкая тишина. Она огляделась по сторонам, пытаясь вспомнить тренировки, которые навязывали ей Анника и Регина. Накостылять Кассандре — это одно, но сейчас перед ней сидел монстр.

Она нахмурилась. Если он монстр, тогда и я тоже.

Эй, и мне не обязательно жить. Она знала, что только один из них покинет эту комнату. И теперь Эмма осознала, что это в лучшем случае.

На стенах она заметила оружие. Перевернутые вверх ногами и висящие крест-накрест мечи. Те, что в ножнах — были более подвержены ржавчине, и поэтому хрупки. Значит, нужно достать тот, что без ножен.

— Садись, — когда она неохотно подчинилась, он поднял кувшин с кровью. — Выпьешь?

Она мотнула головой.

— Поостерегусь.

Он бросил на нее взгляд полный отвращения.

— Ты говоришь как человек.

— Мне бы по доллару за каждое такое заявление… — выдохнула она.

— А может, ты просто совсем недавно пила из своего ликана?

Даже если бы могла, она не видела смысла это отрицать, поэтому, расправив плечи, произнесла:

— Да, пила.

Он приподнял брови и посмотрел на нее с новым интересом.

— Даже я отказался пить из бессмертного, подобного ему.

— Почему? — спросила она, наклоняясь вперед. Ею полностью завладело любопытство.

— Это было единственным указанием, которое моя мать дала теткам, когда отослала меня к ним — я никогда не должна была пить напрямую из источника.

Деместриу не сводил взгляда с кубка с кровью.

— Когда ты выпиваешь кого-то досуха, ты забираешь все его воспоминания, всё, что у него есть — даже самое потаенное из глубин души. И стоит чаше воспоминаний переполниться, как эта бездна становится очень даже буквальным термином. Можно ощутить ее на кончике языка. Сердце становится черным, а глаза краснеют от переполняемой ярости. Это яд, который не можешь не жаждать.

— Но выпить из источника и убить — две разные вещи. Почему бы ей тогда было не предостеречь меня от убийств? — все казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой. Они разговаривали, задавали и отвечали на вопросы друг друга, даже несмотря на повисшую между ними взаимную напряженность — прямо как доктор Лектор и Кларис в тюремной сцене. Любезный и отвечающая на любезность [40]…

— И почему я тогда вижу эти воспоминания?

— У тебя есть этот темный талант? — он коротко засмеялся, но в его интонации не слышалось юмора.

— Я подозревал, что это передается по крови. Думаю, это то, что выделило нашу королевскую линию во время первого хаоса Ллора. Подобный дар есть у меня. У Кристофа. И передалось каждому человеку, которого он обернул, — добавил вампир с ухмылкой.

— И ты также унаследовала это? — переспросил он, приподняв брови, будто все еще не мог поверить ее словам. — Твоя мать, должно быть, этого и боялась. Выпив живое существо досуха — ты начинаешь сходить с ума. Выпив и забрав чужие воспоминания — ты теряешь рассудок, но также становишься сильнее.

Эмма пожала плечами, не ощущая себя сумасшедшей. Да, она чуть не разрушила замок во сне, но…

— Я не чувствую ничего подобного. Стоит ли мне еще чего-то опасаться?

Деместриу выглядел пораженным.

— Тебе мало того, что ты видишь чужие воспоминания? — выдал он, и следом продолжил. — Забирать их кровь, их жизнь, все, что они испытали и пережили — в этом предназначение истинного вампира. Раньше я выслеживал бессмертных ради их знаний и силы, но и страдал, преследуемый отголосками их сознаний. Для тебя пить из кого-то со столькими воспоминаниями все равно что… играть с огнем.

— Ты даже не представляешь, насколько прав.

Он нахмурился, задумался на мгновение, и затем произнес:

— Я держал этого ликана в катакомбах?

— Но он сбежал, — выпалила она самодовольно.

— А, и теперь ты помнишь его пытки?

Она медленно кивнула. Один из них должен скоро умереть. Продлевала ли она разговор, чтобы получить ответы на вопросы, что так долго ее мучили? Или же хотела пожить еще немного? И почему он давал ей ответы?

— Представь десять тысяч воспоминаний подобных этому, сгущающихся в сознании. Представь, как испытываешь смерть своей жертвы. Моменты, предшествующие этому: когда ты подкрадываешься к ней, а она объясняет этот звук дуновением ветерка. Или когда называет глупостью и разгулявшимся воображением поднявшиеся на затылке волосы, — рассказывая, он смотрел куда-то сквозь нее.

40

намек на фильм «Молчание Ягнят» 1991 г.