Нет голода неистовей

— Когда ты еще раз попьешь, они совсем затянутся, — сев рядом, Лаклейн начал закатывать рукав, но она отпрянула от него.

— Где я? — ее глаза забегали по комнате и, в конце концов, остановились на изножье кровати из красного дерева. Некоторое время она пристально рассматривала замысловатую резьбу, а затем повернулась, чтобы взглянуть на изголовье. Вырезанные там инструктированные символы удостоились такого же тщательного осмотра. Освещенная лишь разожженным огнем в камине, комната постепенно погружалась в темноту, и в сгустившихся сумерках казалось, что эти символы двигаются.

Мастера начали трудиться над этой кроватью в день рождения Лаклейна, не только для него, но и для нее тоже. Он часто лежал на том самом месте, где сейчас находилась Эмма, зачарованно рассматривая резьбу и воображая, какой будет его подруга.

— Ты в Киневейне. В безопасности. Здесь тебе ничто не угрожает.

— Ты убил их всех?

— Ага.

Эмма кивнула. Было ясно, что она довольна этим.

— Ты знаешь, почему они напали на тебя?

— Ты меня спрашиваешь? — она попыталась подняться.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — укладывая ее снова на кровать, требовательно спросил Лаклейн.

— Мне нужно позвонить домой.

— Я позвонил им прошлой ночью.

От видимого облегчения ее глаза широко распахнулись.

— Клянешься? Когда они за мной приедут?

Лаклейн был расстроен тем, что мысль покинуть его сделала Эмму такой счастливой. Но он не мог ее винить.

— Я разговаривал с Анникой и теперь знаю, кто они такие. Кто ты такая.

У нее вытянулось лицо.

— Ты сказал им, кто ты?

Когда он кивнул, Эмма отвернулась, покраснев, как он понял, от стыда. Лаклейн постарался подавить вспыхнувший в нем гнев.

— Тебе стыдно перед ними за то, что ты со мной?

— Разумеется!

Лаклейн заскрежетал зубами.

— Потому что считаешь меня животным.

— Потому что ты враг.

— Я не враждую с твоей семьей.

Эмма скептически приподняла бровь.

— Ликаны не сражались с моими тетками?

— Только в последнее Воцарение, — всего пять столетий назад.

— Ты убил кого-нибудь из них?

— Я никогда не убивал валькирий, — честно ответил Лаклейн. Но себе он признался, что, возможно, только потому, что никогда не сталкивался с ними.

Эмма задрала подбородок.

— А что насчет того, что внутри тебя? Что оно замышляет?

Глава 19

Эмму все еще била дрожь при воспоминании о том, что ей пришлось увидеть во время атаки вампиров.

Теперь, к своему сожалению, она имела четкое представление о том, как выглядел Лаклейн во время обращения. На него словно накладывалось нечеткое, мигающее изображение проектора, которое, казалось, освещало что-то дикое и свирепое, скрытое у него внутри. И это ЧТО-ТО не сводило с нее взгляда, полного обладания.

И в данный момент она находилась в Его постели.

— Эмма, то, что ты видела прошлой ночью — это не все, кто я есть, — упавшие на его лицо отблески огня воскресили в памяти недавние события. — Это лишь маленькая часть меня, и я могу ее контролировать.

— Контролировать, — она медленно кивнула. — Значит, тогда в поле и в номере отеля ты просто решил на меня напасть? Ты хотел меня задушить?

Ей вдруг показалось, что он подавил дрожь.

— Мне нужно кое-что объяснить. Тебе известно, что я был пленен Ордой, но ты не знаешь, что меня… пытали. Это повлияло на мое поведение и мышление.

Она догадывалась, что его пытали, но не представляла, как именно.

— Что они с тобой делали?

Выражение лица ликана стало настороженным.

— Я никогда не обременю тебя такими деталями. Почему ты не сказала мне, что на половину валькирия?

— А что бы это изменило? Я все еще вампир, а мои тетки — все еще твои враги.

— Это не так, — опроверг он ее слова. — Я не считаю врагами маленьких фееподобных женщин, живущих на другом континенте.

Его пренебрежительный тон раздражал почти так же, как если бы он признал, что был их врагом.

— Когда Анника приедет за мной?

Он прищурил глаза.

— Ты обещала остаться со мной до следующего полнолуния.

Его слова заставили Эмму ахнуть.

— Ты не… она не приедет за мной?

— Пока нет.

Она открыла рот, не в силах поверить в услышанное.

— Просто невероятно! Значит так, в силу того, что ты из другого времени, я просвещу тебя о кое-каких правилах. Правило первое — если Эмма едва не погибает от рук вампира, она получает карточку-освобождения-из-этой-ликанской-песочницы [33].

— Правило второе, — Эмма отогнула второй палец.

— Теперь мои тетки знают, кто ты, и если ты немедленно не отправишь меня в ковен, они тебя попросту убьют. Твой единственный шанс — отпустить меня как можно скорее.

— Что ж, если они смогут нас найти, то заслуживают подобной попытки.

Осознав, что он настроен решительно, Эмма почувствовала, как ее нижняя губа начинает дрожать.

— Ты станешь удерживать меня вдали от моей семьи, когда я так в них нуждаюсь? — по ее щеке скользнула одинокая слеза. Раньше, он, казалось, испытывал отвращение при виде ее слез. Но сейчас выглядел так, будто… они причиняли ему боль. Ликан даже быстро протянул руку, чтобы вытереть слезинку.

— Ты хочешь домой и окажешься там, но не в ближайшие пару дней.

Уже не пытаясь скрывать свое раздражение, она бросила:

— Что тебе дадут эти пару дней?

— Могу спросить тебя о том же.

Стиснув зубы, Эмма попыталась побороть гнев и подступающие бессмысленные слезы.

Обхватив ее лицо ладонями, Лаклейн нежно погладил большими пальцами ее щеки и с хрипотцой в голосе произнес:

— Девочка, если у нас осталось так мало времени, я не хочу ссориться. Пока что, позволь показать тебе Киневейн, — он поднялся, подошел к окну и, раздвинув гардины, вернулся к Эмме. Хотя она напряглась, отпрянув от него, Лаклейн поднял ее на руки и понес через просторную комнату к балкону.

— Ты удивишься, узнав, что Киневейн все еще принадлежит мне. Никакого Уолл-Марта на его месте.

Снаружи светила луна, освещая древние стены величественного замка и великолепные прилегающие к нему поля. А по земле стелился туман, оставляя после себя капли росы.

Указав рукой куда-то вдаль, Лаклейн произнес:

— Ты не можешь видеть стены, окружающие эти владения, но знай, что пока ты в их пределах, ты под защитой.

Ликан посадил Эмму на перила, и она тут же зацепилась ногами за мраморный парапет, хотя он и так держал ее за бедра.

Лаклейн нахмурился такой ее реакции, но промолчал.

Вместо этого он поинтересовался:

— Что скажешь?

В его голосе читалась гордость. И, совершенно заслуженно, владея таким-то замком. В середине каменного фасада, огибая окна, были выложены изумительные узоры «в ёлочку». Тропинки, как и задняя стенка огромного камина этой спальни так же имели схожий рисунок. Сады выглядели просто безукоризненно. И если остальная часть замка декорировалась в таком же стиле, то Киневейн можно было по праву назвать образцом роскоши. И валькирская сущность Эммы не могла не оценить этого.

— Ну и? — Лаклейн выглядел выжидающим. Он хотел, чтобы замок ей понравился.

Отвернувшись, Эмма взглянула поверх верхушек деревьев на вышедшую луну.

— Я думаю, до полнолуния осталось несколько дней.

А когда развернулась, то заметила, что он напряженно сжал челюсти.

Проведя рукой по запутанным волосам, она почувствовала в них песок.

— Я хочу принять душ, — произнесла она, выглядывая из-за его торса и оглядывая комнату.

Эмма начала вертеться, пытаясь вырваться из его хватки, и Лаклейн ее отпустил.

— Я помогу тебе. Ты все еще слаба…

— СА-МА! — выпалила она и зашагала в шикарную — современную — ванную. Поспешив закрыть за собой тяжелую дверь, Эмма с ужасом обнаружила грязь под ногтями.

Сняв, как оказалось, ЕГО рубашку — которую он же на нее и надел — Эмма взглянула на ужасные шрамы, исполосовавшие ее грудь, и, пошатнувшись, издала невольный стон. До конца своей жизни ей не забыть взгляд того вампира в момент, когда он накинулся на нее с когтями.

33

В данном случае идет намек на игру «Монополия» (настольная игра в жанре экономической стратегии для двух и более человек. Цель игры — рационально используя стартовый капитал добиться банкротства других игроков), где есть карточка «освобождение из тюрьмы». Здесь фраза подверглась изменению из-за сарказма героини про песочницу и невозможности соединить в русском языке две эти фразы.