Нет голода неистовей

— Ну, хоть это хорошо. Скажи мне, куда вы направляетесь?

— Чтобы Анника могла найти и притащить меня домой за ухо? «Ввязавшись в смертельную схватку с Лаклейном??» — Ни за что. Передай ей, что я буду дома самое позднее через неделю. И что, если она попытается меня найти, я буду знать, что она мне не доверяет, а я вполне способна сама о себе позаботится…

Регина хрюкнула и затем уже засмеялась в полный голос.

— Я могу о себе позаботиться, — настояла она, но не смогла скрыть обиду в голосе. — Почему это так забавно?

Смех перешел в хохот.

— Да иди ты, Регина! Знаешь что, я пришлю тебе открытку.

Она кинула трубку на рычаг и схватила свои сапожки. Засунув ногу в один сапог, она со злостью пробормотала. — Уж я-то поеду, — затем второй. — И совершенно точно могу не боятся какого-то там Стокгольмского синдрома [13].

Когда несколько секунд спустя телефон зазвонил вновь, Эмма резко рванула трубку. — Что еще?

— Оки-доки, будь по-твоему. Теперь ты официально сама по себе, — сказала Регина, хлюпнув носом, словно плакала от непрерывного смеха. — И теперь, если ты вдруг столкнешься с кровососом, без обид, но придется вспоминать все тренировки.

— Без обид. Не ту ли ты тренировку имеешь в виду, когда, обойдя мою защиту, ты шлепнула меня по заднице и пропищала «Убита», повторив этот маневр потом еще пару раз? Да, припоминаю. Наверно, именно так и поступлю.

— Нет, я о тех тренировках, когда ты, заслышав, что я ищу тебя для занятий, уносила ноги, как ополоумевшая.

Когда Эмма вновь бросила трубку, из-за угла медленно вышел Лаклейн, даже не потрудившись притвориться, что не подслушивал.

От неожиданности, она снова подскочила, но затем нахмурилась. — Ты ведь все слышал, верно?

— Ага, — ответил он, без малейшего намека на угрызения совести.

— Узнал что-то новое? — спросила она раздраженно.

Не особо.

— У тебя странный акцент, да и ты говорила слишком быстро, — честно ответил он. Но затем, самодовольно ухмыльнувшись, добавил. — Но то, что ты считаешь меня «безумно привлекательным» я услышал.

Лаклейн задумался, почему от этих слов он почувствовал вспышку удовольствия. Словно ему было не все равно, что она о нем думала.

Эмма быстро отвернулась, но Лаклейн успел заметить ее румянец. Ему даже показалась, что она пробормотала. — «Ударение на слово безумно».

— Почему ты не сказала своей семье, кто я?

— Я бы никогда не заставила их чрезмерно нервничать.

— А тот факт, что ты с ликаном, сильно расстроил бы их? — спросил он, словно не знал, как бурно они отреагировали бы на эту новость.

— Конечно, расстроило бы. Они рассказывали мне о тебе. О том, кто ты есть.

Скрестив руки на груди, Лаклейн поинтересовался. — И кто же я?

Впервые с момента ее похищения, Эмма намеренно встретилась с ним взглядом. — Глубоко внутри, ты монстр.

Глава 6

Эмма носится со своим страхом, как с флагом.

Вот что тетки всегда говорили о ней. Без злого умысла, но всякий раз озадаченно покачивая головами. По сравнению с ними она была настоящей трусихой — и могла бы первой это признать.

Ее тетки были бесстрашны и безжалостны, каждая из них имела какую-то цель в жизни — кто-то охранял несокрушимое оружие, чтобы оно никогда не попало не в те руки, а кто-то приглядывал за родом одной весьма сильной и благородной семьи людей. Их считали ангелами-хранителями.

А что сделала Эмма? Хм, она совершила эпическое завоевание …колледжа. В Тулейне. При этом даже не рискнув выехать за пределы своего родного города, дабы получить диплом бакалавра гуманитарных наук по поп-культуре.

Эмма отчетливо помнила один случай из детства, когда, будучи еще совсем маленькой, она сидела и играла в своей песочнице после захода солнца, как вдруг краем глаза заметила желтое свечение группы упырей, спустившихся к их поместью.

Она кинулась к дому. И, залетев через парадные двери, закричала — «Бегите!».

На лицах ее теток застыло одинаковое выражение. А ее приемная мать Анника даже, казалось, смутилась от подобного заявления. — Эмма, дорогуша, что именно ты подразумеваешь под словом бегите? — спросила она. — Мы никогда и ни от чего не бежим. Мы существа, от которых другие спасаются бегством, помнишь?

Поэтому, когда Эмма заявила о своем желании поехать за границу, их удивлению не было предела. Но еще больше тетки поразились бы, узнай они, что сейчас она уверенно нажимала кнопку вызова лифта, чтобы спуститься к ликану, который ждал ее внизу. После того как она в лицо назвала Лаклейна монстром, его глаза на мгновение вспыхнули, но, приказав ей встретить его внизу у машины, он быстро вышел из комнаты.

Внизу у машины. Матерь Божья, неужели она действительно собиралась это сделать? Спускаясь к Лаклейну, Эмма взвешивала все за и против ее с ним поездки и сотрудничества.

За.

Она могла использовать его, чтобы лучше понять себя и свою природу. К тому же, он убьет любого вампира, встретившегося у него на пути, и тем самым защитит ее от них.

Против.

Лаклейн так и не сказал, собирается ли убить ее. Да, он мог защитить Эмму от других вампиров, но кто оградит ее от него?

Возможно, ее тетки и не убегали от опасности, а вот Эмма этим славилась.

И сейчас, пока она не села с ним в машину, у нее еще был шанс спастись.

Выйдя из лифта, Эммалин кинула взгляд через вестибюль и сразу же заметила его. Лаклейн ждал у проездной аллеи. Едва увидев Эмму, он тут же впился в нее взглядом. Она сделала глубокий вдох, впервые радуясь их с Региной перебранке. Эти споры всегда распаляли ее, и порой даже настолько, чтобы она перестала быть мямлей и решилась на что-то рискованное.

Лаклейн стоял около черного седана… черного Мерседеса? Эмма приподняла одну бровь.

Он взял напрокат модель 500 серии, которая обойдется ей в целое состояние, чтобы совершить одностороннюю поездку в другую страну? Этот оборотень что, не мог найти простое Ауди?

Взглянув сейчас на него, она поняла одну вещь — да, Лаклейн был ликаном, но никто и никогда не сказал бы, что он принадлежал другому виду. Лениво облокотившись на дверцу машины и скрестив на груди руки, он выглядел, как обычный человек. Более высокий, сильный, таящий в себе какое-то необъяснимое притяжение, но человек.

И хотя Лаклейн казался сейчас расслабленным, в его глазах читалась настороженность. Благодаря свету уличных фонарей можно было заметить, насколько он сосредоточен, и что его взгляд ни на секунду не отрывался от нее. Эмма подавила в себе желание обернуться назад и посмотреть на ту женщину, которую он на самом деле пожирал в этот момент глазами.

У нее вдруг закралась мысль — а может, вся эта ужасная ситуация стоила того, чтобы почувствовать на себе такой взгляд? Чтобы хоть раз испытать, каково это — иметь мужчину, который смотрел бы на нее так, словно она была единственной женщиной в мире?

Всю свою жизнь она жила в тени теток, настолько прекрасных, что о них слагали Эдды [14]. И хотя ее родная мать была мертва, Эмма не уставала поражаться сказаниям о ее сказочной красоте.

В то время как Эммалин была тощей, бледной и … клыкастой.

Тем не менее, этот красивый мужчина одаривал ее взглядом, способным расплавить даже металл. А что, если бы он не внушал ей такого страха и не нападал на нее с самого начала? Если бы он смог быть нежным любовником, который, накрыв ее грудь ладонями, ласково прошептал бы ей на ухо, как нежна ее кожа — уехала бы она тогда с ним?

Она встретилась с ним взглядом.

Этот мужчина прикасался к ней, как никто другой, заставлял ее чувствовать такое, чего она раньше и представить себе не могла, и всегда завидовала другим за способность испытывать такие чувства. Впервые ощутив, каково это — прижаться лицом к голой груди мужчины, Эмма осознала, что ни на что не променяла бы этот новый для нее опыт.

13

Стокгольмский синдром — защитно-подсознательная «травматическая связь», возникающая между жертвой и агрессором в процессе каптивации (каптивация — по прошествии какого-либо времени) и применения (или угрозы применения) насилия.

14

Эдда (древнеисландское Edda), основное произведение Германо-Скандинавской мифологии. Состоит из двух версий: Старшая Эдда (поэтический сборник мифов Скандинавии), а также Младшая Эдда (произведение средневекового исландского писателя Снорри Стурлусона, задуманное как учебник скальдической поэзии, написано в 1222–1225). Обе версии записаны в начале XIII века и являются основным источником сведений о мифах Скандинавии и скальдической поэзии.