Долина счастья

Видаль был в ярости. Флис видела это, но вместо того чтобы испугаться, развеселилась. Гнев герцога вдохновил ее, усилил желание задеть его еще больнее и продолжать, пока Видаль не выйдет из себя окончательно.

Дрожь от неизведанного прежде чувства охватила Флис. Видаль, конечно, очень страстный мужчина, хотя и держит свои чувства на привязи. Женщина, которая сможет выпустить на волю его эмоции, должна быть такой же страстной, иначе она рискует погибнуть. В постели Видаль был бы...

Пытаясь отвлечься от шокирующих мыслей, Флис покраснела. Что с ней творится? Она чувствовала себя так, будто ее ударило молнией и она потеряла последние силы. Как она посмела думать о Видале подобным образом?

— Фелисити, тебе не следовало сюда приезжать.

— Говори яснее. Ты не хотел, чтобы я приезжала, — заметила Флис. Холодный тон Видаля начал нервировать ее. — Ладно, у меня есть для тебя новости. Мне уже не шестнадцать, и ты не можешь указывать мне, что я должна делать. Теперь, если позволишь, я хотела бы зарегистрироваться в отеле. Тебе не надо было приезжать в аэропорт, — повторила она, подталкивая его к прощанию. — Нам нечего сказать друг другу. Все может подождать до завтра.

Фелисити сделала шаг, собираясь уйти, однако Видаль неожиданно удержал ее руку. Он обхватил длинными смуглыми пальцами запястье девушки. Казалось странным, что такая красивая, с ухоженными ногтями рука может обладать такой дикой мужской силой, но было именно так. Ощутив эту силу, Флис почувствовала, как участился пульс. Ее резкое: «Дай мне пройти», — было встречено мрачным взглядом.

— Я с большим удовольствием оставил бы тебя здесь, поверь, но так как моя мама хочет, чтобы ты остановилась у нас, и ждет, когда мы приедем, боюсь, это невозможно.

— Твоя мама?!

— Да, — подтвердил Видаль. — Она специально приехала из домика в горах в наш городской особняк, чтобы поприветствовать тебя в нашей семье.

— Поприветствовать меня в вашей семье? — Флис с усмешкой посмотрела на него. — Ты считаешь, что я мечтаю об этом после того, как обошлись с моей матерью — гувернанткой и неподходящей невестой? После того, как твоя семья отказалась признать мое существование?

Игнорируя ярость Флис, Видаль холодно продолжил:

— Тебе следовало бы думать о последствиях, но ты не из тех, кто на это способен, не так ли, Фелисити? Ты не думаешь ни о последствиях, ни о том, как они повлияют на кого-то еще.

Флис не могла заставить себя взглянуть на него.

— У меня нет желания видеться с твоей матерью, — сказала она. — Номер в отеле...

— Разбронирован.

Нет, она не может! Она не будет. Паника охватила Флис. Она открыла рот, собираясь запротестовать, но было слишком поздно. Видаль вел ее к парковке. В неожиданно окружившей их толпе Флис оказалась вплотную прижатой к Видалю и ощутила мужскую силу и жар тела, когда она слегка коснулась его бедра с твердыми мускулами, спрятанными под дорогой тканью. Фелисити отшатнулась. У нее пересохло во рту, а сердце бешено забилось. Воспоминания вновь захлестнули девушку.

Они быстро шли под ослепительным палящим солнцем. Видимо, из-за солнца тело Флис начало пылать, и она почувствовала, что сильно покраснела.

— Тебе не помешало бы надеть панаму, — заметил Видаль, критически осматривая ее покрасневшее лицо. — У тебя слишком бледная кожа, чтобы подставлять ее нашему жаркому солнцу.

Флис наконец сообразила, что в жар ее бросило вовсе не от солнца. Слава богу, только она знала причину.

— Моя панама лежит в чемодане, — объяснила она, — но я посчитала, что она мне не понадобится, так как из аэропорта собиралась сразу отправиться в отель. Однако меня фактически похитили и заставили плавиться на солнце.

— Тебе пришлось стоять на солнце только потому, что ты решила поспорить со мной. Моя машина припаркована неподалеку, — надменно произнес Видаль.

Флис заскрежетала зубами. Как это похоже на герцога де Фуэнтуалва! Вместо того чтобы извиниться, он пытается свалить всю вину на нее. Видаль поднял руку, собираясь опустить ее на спину Флис и, без сомнения, подтолкнуть девушку к ожидавшей их машине, но Флис поспешно увернулась. Она не может позволить Видалю дотрагиваться до нее. Разрешив ему это, Фелисити изменит самой себе. И, кроме того, он слишком... Слишком что? Слишком мужественный?

Конечно же Видаль заметил ее поспешное движение, и теперь от его взгляда, полного презрения, у Флис все застыло внутри.

— Слишком поздно строить из себя робкую девственницу, боящуюся мужских прикосновений, — процедил он сквозь зубы.

Она не допустит, чтобы он так с ней разговаривал.

— Я не притворяюсь, — ответила Флис, — и это был не страх, а отвращение.

— Ты уже давно утратила право на такое целомудренное поведение, и мы оба это знаем, — горько упрекнул ее Видаль.

Ярость и что-то еще — что-то болезненное, грустное и потерянное — сжало грудь Фелисити.

Однажды, много лет назад, — или просто сейчас так казалось, — она, будучи молодой девушкой, трепетала от первой, необычайно эмоциональной влюбленности во взрослого мужчину. Флис видела в этом мужчине все, чего страстно желало ее сердце, и ощущала в нем способность удовлетворить ее невинные чувственные фантазии, порождаемые проснувшейся в ней сексуальностью. Внезапное, похожее на заряд тока ощущение пробежало по спине Флис, возбудив ее и приподняв волоски на затылке.

Фелисити вздрогнула. Ее охватила паника. Должно быть, дело в жаркой погоде. Не может быть, чтобы причиной оказался Видаль. Так не может быть, так не должно быть! Видаль ни в коем случае не станет причиной неожиданного, лишающего ее спокойствия трепета от прикосновения, которое обдало Флис невероятным жаром. Скорее всего, это скрытое проявление того, как сильно Фелисити брезговала Видалем. Дрожь отвращения, не иначе, а вовсе не женский трепет, вызванный страстным желанием. Флис хочет Видаля? Это исключено. И это никогда не случится.

Осознав, что ее пульс участился, а сердце бешено бьется — несомненно, от праведного гнева, — Фелисити остановилась и попыталась взять себя в руки. На мгновение, пока девушка вдыхала воздух волшебного города, враждебность по отношению к Видалю была забыта. Флис была словно очарована. Да, она чувствовала запах бензина и выхлопных труб, но также ощущала запах раскаленного от солнца воздуха Гранады. Казалось, он до сих пор хранит историю Востока с его могущественными мавританскими правителями и был наполнен дорогими тонкими ароматами вперемешку с запахами специй. Если бы Фелисити закрыла глаза, она без сомнения услышала бы мелодию журчащей воды, столь любимой маврами, и увидела бы блеск дорогих тканей, которые проследовали по Великому шелковому пути, прежде чем попасть в Гранаду. Историческое прошлое города, казалось, заключило Флис в свои объятия — экзотические ароматы, нежное прикосновение шелка...

— Вот моя машина.

Голос Видаля, внезапно вторгшийся в ее тайные мысли, вернул Фелисити в реальность, но недостаточно быстро, и она не успела помешать ему положить руку ей на спину. Рука Видаля словно прожигала кожу Флис сквозь одежду. Девушка представила, как мужская рука ласкает обнаженную женскую спину. Как она медленно опускается к ягодицам, поворачивает женщину к себе... Его темная кожа и ее лунная бледность... Дыхание учащается, пока он разглядывает ее, словно охотник свою жертву...

Нет! Голова и сердце Флис теперь разрывались от нахлынувших эмоций. Она должна сконцентрироваться на реальности. Даже осознавая это, девушка приложила немалые усилия, пытаясь совладать с собой.

Машина, на которую указал Видаль, была очень большой, идеально отполированной и черной — класс машин, в которых богатые и влиятельные особы разъезжают и по Лондону.

— Значит, ты не защитник природы и отравляешь окружающую среду? — Флис не могла удержаться и в очередной раз уколола Видаля, когда он открыл дверцу автомобиля, взял у нее дорожную сумку и положил ее на заднее сиденье.

Щелчок захлопнувшейся дверцы был единственным, что Флис услышала в ответ, перед тем как Видаль сел на водительское сиденье.