Страница 7 из 54
И чем больше он смотрел, завороженный этим зрелищем, тем больше становился сам водопад — и вот он уже просто ниспадал с самих небес. Вода прямо-таки лилась нескончаемым потоком с неба и уходила в недра земли.
Но внезапно она стала багрянисто красной, как густое красное вино. Нет, как кровь, ниспадающая вниз темной багрянистой массой. И ему пришла в голову странная и пугающая мысль о том, что кровь — это ведь всего лишь жидкость. Ее можно пить.
И у него есть кровь, много крови… И не нужно никуда ползти — он мог утолить свою жажду здесь, и сейчас, своей собственной кровью. Кровь — это ведь всего лишь жидкость.
Но водопад был миражем или очередным пригрезившемся сном. И он исчез, как исчезают все сны. Он чувствовал какую-то обиду и жуткое отчаяние, как будто этот мираж и правда существовал. Вот же оно, было рядом — и пропало, бросило его. Как оставили его и бросили все остальные надежды. Но вскоре он окончательно отогнал от себя эти миражи и кошмары. И вновь продолжил ползти к сияющему явлению во тьме безмолвной пустыни.
Время для него длилось ужасно медленно, ночь словно замерла. Он не знал, сколько минут или часов уже прошло с тех пор, как это сияющее маленькое солнце появилось на горизонте. Казалось, что ночь уже прошла, но солнце, настоящее солнце, почему-то всё не всходило, словно давая ему еще один шанс дойти… доползти.
Он полз, и сияние становилось всё ярче и… ближе. Но даже сейчас он не мог понять, что это такое. Он всё приближался и приближался к заветной цели, но когда оставалось совсем немного… Он снова рухнул на песок и окончательно осознал — ему уже не подняться.
У него не было сил встать, а всего лишь в нескольких десятках шагов маячило таинственное сияние, но он не мог даже дотянуться до него. Он продолжал лежать в полуобморочном состоянии, когда утреннее солнце вновь взошло, вернув пылающий жар. Сначала понемногу, но затем вдарило со всей силы.
Он умирал, и умирал совершенно бесповоротно. Было ясно — это действительно конец. Он воспринял это спокойно. Даже с облегчением. И никаких больше усилий, сопротивлений — только умиротворение и… смерть.
Загадочная серебристая мембрана стала сильнее мерцать и немного вибрировать, раздражая окружающий воздух своими колебаниями, а затем из нее проступил человек. А затем еще несколько, один за другим, твердыми и уверенными шагами ступавшими на эту пустынную землю, и осматриваясь вокруг.
Восемь человек, облаченных в необычайно странную для этих мест, плотно облегающую всё тело, черную ткань. Это черное одеяние начиналось от шеи, и вплоть до обуви на ногах и перчаток на руках, составляло единое целое, покрывая всё тело, как непроницаемая пелена, защищающая своего носителя. По краям располагались яркие пурпурные полосы — знак отличия сенаторского сословия. И у каждого на левой груди выпирал маленький серебристый предмет, изображавший зверя, и скрытый под прозрачной пленкой одеяния.
За спиной у них был закреплен небольшой продолговатый жезл, переливающейся цветом ртути. Оба его конца были идеально ровными и плоскими со множеством микро отверстий.
Сами же странники внешне выглядели совершенно по разному, кто-то был крупнее, а кто-то выше или старше. У кого-то темные, а у кого-то светлые волосы. Но всё же кое-что их всех объединяло — отсутствие бороды или усов, жёсткие выразительные лица с ярко выраженными скулами, и разноцветные глаза — один небесно-голубой, другой светло-зеленый.
Выйдя из сияющей завесы, они отошли немного в сторону, освобождая путь. И буквально тут же за ними прошло еще несколько человек. Эти люди были одеты в точно такую же, но белую ткань, с сенаторскими пурпурными полосками по краям, и без серебристых фигурок животных на левой груди. И глаза абсолютно одинакового цвета, в отличие от предыдущих.
Они тащили бесконечным потоком различные контейнеры, какие-то установочные приборы, оборудования и прочее снаряжение. Как будто здесь намечалась стройка века.
Лежащий неподалеку умирающий путник почувствовал как что-то к нему прикоснулось. Что-то легонько и осторожно, ткнулось ему в руку. Это был один из прибывших странников в черной одежде, с фигуркой птицы Анзуд на груди, хищно расправившей свои крылья, и при этом имеющей голову львицы. Умирающий попытался что-то прохрипеть.
— Воды… — едва различимым шелестом раздался его голос. — Воды…
Странник, с серебристой птицей анзуд на груди, обернулся боком ко всем остальным, но при этом вонзился своим взглядом только в одного из них.
— Кажется это по твоей части, Левиафан, — он ткнул легонько ногой в лежащего человека. — Он просит наполнить песок под ним водой. Не окажешь такую услугу?
Человек, чьё имя было Левиафан, осторожно подошел к умирающему страдальцу. На груди блестело изгибающееся, змееподобное утолщенное и вытянутое тело, с парой рудиментарных задних ног-плавников и хищно раскрытой пастью с двойным рядом острых зубов. Фигурка изображала огромного и древнего Базилозавра.
Склонившись над павшим, Левиафан слегка коснулся его рукой. Изображение базилозавра отдало холодом и небольшой вибрацией, словно отвечая на призыв. Лежавший на песке человек раскрыл рот, как будто безмолвно кричал от дикой боли — но ни единого звука не вырвалось из него.
Его тело еще больше иссушивалось, теряя последние остатки жидкости и влаги. Потрескавшаяся кожа становилась абсолютно сухой и безжизненной, спадая лохмотьями с тела и окончательно отмирая. Кости трещали, ломаясь, с глухим треском. Кровь медленно стекала с него ручейками, образовывая под ним небольшую лужицу, и моментально впитываясь в песок.
Словно по чьей-то зловещей воле вся жидкость из его организма стекалась прямо в песок, оставляя тело пустым и высушенным сосудом. И вот он уже напоминал какие-то жалкие останки мумии, растрескавшейся и брошенной посреди пустыни, пролежавшей здесь не одну сотню лет. Еще одни останки в этой безжизненной пустыне, которые ее уже никогда не покинут.
— Бог в отпуске, приятель, — особо ни к кому не обращаясь, Левиафан поднялся и отошел. — Всегда надейся только на себя.
— Вот вечно так, — человек с фигуркой птицы анзуд осматривал то, что осталось от тела. — Куда не придем, везде какой-нибудь мусор валяется.
— А без всего этого, конечно же, никак было не обойтись, да Крафт? — один из людей в белом одеянии, чью голову обрамляли шелковистые вьющиеся волосы, был явно недоволен этой ситуацией, но даже не попытался помешать. — Есть в вас хоть немного жалости? Нельзя же так обращаться с людьми, только от того что они оказались не в том месте.
— Столько же, сколько и в тебе, Деметрий, — слегка похлопал его по плечу, подошедший сзади человек с хамелеоном на груди. — Столько же, сколько и в тебе.
Деметрий дернул плечом, сбрасывая руку, и резко обернувшись посмотрел прямо в разноцветные глаза этого человека, но не увидел в них ничего, кроме холодного блеска.
— Думаешь, я вечно будут прикрывать вас, Иллюзион? — Деметрий попытался изобразить что-то наподобие разъяренного зверя, но выглядело это нелепо и смешно. — И эти ваши безумные идеи, игры и неизвестно что там еще…
— Я не заглядываю так далеко в будущее. А смотрю на настоящее. И вижу тебя перед собой. Ты здесь, а значит…
— А может с меня уже хватит, а? — Деметрий озирался, смотря то на Иллюзиона, то на Крафта, или других людей. — Рано или поздно ведь в Сенате всё равно узнают об этом. Или Верховные протекторы…
— Оставь это нам, Деметрий, — Крафт подошел к нему, развернув лицом к себе. — Это наша забота, а не твоя. И не стоит об этом беспокоиться. Поверь мне.
— Когда-то же нужно остановиться. Вас ждет зона отчуждения, мой друг, и долгая вечность одного зацикленного дня. И я не хотел бы оказаться с вами в этот момент. Нет уж, спасибо.
— Пустые слова и не более, — вклинился Левиафан. — Ты говоришь об этом каждый раз, снова и снова. В тебе говорит страх. Но бояться абсолютно нечего.
— Мое дело прикрывать вас и… контролировать.