Страница 16 из 54
Шумная оживленная улица, через которую он недавно проходил, по сравнению с этим рынком показалась бы тихим храмом. Эфраиму давно не доводилось видеть такой толчеи, суеты и гомона, какие встретили его здесь. Продавцы орали и вопили, заманивая к себе покупателей. А какие-то потерявшиеся в этой толкотне дети слезливо рыдали.
Пробившись с трудом через всю эту неугомонную толпу в одну узкую улочку, он свернул из нее в проулок. Народ здесь практически отсутствовал, и можно было спокойно напрямую отправляться на Восточный базар, не отвлекаясь ни на что.
Эти узкие улочки немного петляли, и теснились вплотную друг к другу, запутывая незнакомого с ними человека. Здесь запросто можно было заблудиться, и зайти в какой-нибудь тупик. Но для знающего ничего не стоило пересечь весь город кратчайшим путем именно через такие вот проулки.
Но Эфраиму сегодня было не суждено проделать этот путь до конца. Довольно странные события неожиданно вторглись в его планы, перевернув впоследствии всю жизнь. Ему пришлось столкнуться с невозможным после того, как он выбрался из толпы на рыночной площади, и оказался в этих проулках посреди наставленных впритык друг с другом старых обветшалых, и частично заброшенных, домов.
Направляясь на Восточный базар по этим улочкам и проходя между домов, он случайно заметил какое-то мимолетное движение на одной из плоских крыш позади него. Словно что-то появилось и тут же пропало. А мгновение спустя вновь возникло, но уже на крыше другого дома. Сверху посыпалась пыль и послышались чьи-то шаги. Но когда Эфраим обернулся, чтобы осмотреться, то ничего не увидел. Всё та же тишина и спокойствие, не нарушаемая никем.
А затем откуда-то с площади до него донеслись крики и ор, приближающиеся к нему. День становился всё более странным и удивительным. Голоса становились всё громче и отчетливее. Сквозь общий шум ему удалось расслышать что-то о краже.
Это его не интересовало, и стараясь как можно быстрее покинуть эти проулки, он направился к ближайшему своротку, дабы избежать надвигающейся толпы. Но натолкнулся на человека, буквально появившегося перед ним прямо из воздуха. Эфраим повалил его на землю, теряя равновесие от этого столкновения.
Снизу на него уставилось заостренное крысиное лицо с разноцветными глазами. Этот человечек затрепыхался под ним, не ожидая такого поворота событий, и попытался сбросить с себя Эфраима, ударив его ногой в грудь.
Мигом поднявшись с земли, он огрызнулся своими странными глазами, и уставившись куда-то впереди себя, сжал в руке нечто похожее на змейку кусающую себя за хвост. И через мгновение растворился в воздухе, также внезапно, как и свалился Эфраиму на голову.
Но буквально тут же появился на одной из крыш впереди. И уставившись вдаль исчез. Так он мелькал, то на одной крыши, то на другой, удаляясь небольшими прыжками-перемещениями, исчезая и появляясь, пока окончательно не скрылся из виду
Эфраим оставался лежать на пыльной дороге посреди этих домов в полном недоумении, и пытаясь унять боль от удара в грудь. Усиливающиеся крики наконец достигли этого проулка, преобразившись в разъяренную толпу людей, жаждущих крови. Они стремительно направлялись к лежащему Эфраиму, продолжая выкрикивать свои угрозы того, что они сделают с похитителем и вором.
В этой пыли улицы Эфраим увидел прямо перед собой небольшую вещичку, видимо оставленную тем удивительным человеком, исчезающим в воздухе. Это была прекрасная жемчужина — просто таки огромный нежно-розовый редкий экземпляр, без единого изъяна и порока. И вот она лежала посреди этой грязи, блестя и приковывая внимание.
Тот человек с крысиным лицом и разноцветными глазами видимо выронил эту жемчужину, когда на него так внезапно налетел Эфраим. И это похоже было, что из-за нее был весь шум. Тот человек был вором, и судя по этой редчайшей жемчужине, ограбил он не просто какого-нибудь очередного богача.
Подбежавшая толпа людей, увидев жемчужину, мгновенно оценила ситуацию и вынесла свой однозначный приговор, накинувшись на единственного человека, кого по их мнению стоило винить.
Кто-то из толпы швырнул в него камень, попавший в живот. А один из самых расторопных кинулся пинать лежащего, нанося болезненные удары и попутно наступив ему на левую ладонь. К нему присоединились и остальные, даже забыв на какой-то момент о причине всего этого — жемчужине, которая оставалась лежать в пыли.
Они бездумно наносили удар за ударом, продолжая его избивать, пока он окончательно не потерял сознание. Хоть на ком-то можно было выместить всю свою накопившуюся злость и ярость. Просто возник подходящий случай.
Прибывшие наконец смотрители порядка, забрали с собой полуживого Эфраима. Жемчужина была возвращена, а «похититель» наказан.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Падение в бездну
«Вид пропасти должен рождать мысли не о бездне, а о мосте».
Город Хеврон, Иудея, 2 год н. э. (За неделю до Явления в пустыне)
Темнота здесь была абсолютной. Он чувствовал себя так, будто ослеп. Или умер, похороненный в мрачной могиле. Эту сумрачную тишину не нарушали практически никакие звуки, и лишь холодный воздух пронизывал пустоту, не давая заснуть. Никаких окон не было, постели тоже, и даже ведра. Солома на полу провоняла мочой.
Эфраим не мог сказать сколько минуло времени с тех пор, как очутился здесь. Открывал он глаза или нет, разницы не было. Ни луна, ни солнце сюда не заглядывали, чтобы можно было отметить на стене дни. И часы превращались в долгие ночи, так по крайней мере ему казалось.
Здесь просто невозможно было понять, когда наступает день, а когда опускается ночь. В этом мрачном безмолвии всегда царил мрак и безнадежность ночи. Ни тепла, ни света, и никакой надежды.
В этом месте время словно замерло, остановившись в той точке безнадеги, когда человек погружен в самое глубокое отчаяние. И нет никакого желания бороться, зная что ты просто не можешь ничего сделать. Не можешь покинуть эту тьму, а возможно погряз в ней навечно.
Боль постоянно ему напоминала о себе, то утихая, то вновь возвращаясь. Тупая ноющая боль, в тех местах где его так беспощадно били. Да и во всем теле.
Его лихорадило, а губы высохли и растрескались. Эфраим старался не шевелиться, и поэтому в основном лежал неподвижно. Он спал, просыпался и засыпал вновь.
Трудно сказать, что было мучительнее — спать или всё же бодрствовать. Когда Эфраим засыпал, то ему приходили тяжелые сны — мрачные и тревожные, полные крови и вероломства. А когда он бодрствовал, то, не имея другого дела, покорялся думам, которые были еще хуже кошмаров — воспоминания.
Они выползали из пугающей тьмы — такие яркие, словно сон. А ведь совсем недавно ему казалось, что жизнь выравнивается и налаживается. Он строил планы и надеялся на что-то.
Еще недавно он находился посреди толпы людей и буйно живущего города, их суеты и толкотни, которые окружают нас своими нитями и законами, правилами и отсутствием таковых, справедливостью и бесчестием. И вот теперь всё это ушло в никуда, оставив только пустоту, как внутри него, так и снаружи.
Всё сложилось в какую-то нелепую ситуацию, утянувшую его на дно. Такая дикая случайность, когда человек просто подвернулся, только из-за того, что оказался не вовремя в том месте, где даже не должен быть.
Такие люди, как Эфраим для них ничто — пример для наказания и поучения. Неважно кто он и виновен ли вообще — главное побольше жертв для успокоения масс, и поучения.
И тут же в памяти всплывает образ тощего замученного старика, сидящего рядом с такими же как и он узниками в маленькой тесной комнатушке — Мелех, отец Эфраима, которого он еще недавно навещал. Теперь Эфраим как никогда действительно понимал его. Теперь, когда он оказался в подобной ситуации.
После задержания отца, когда Ирод вынес свой приговор, Эфраим не стал добиваться защиты для него. Никто не стал добиваться справедливости. Из страха перед царем, который в последние дни своей жизни был беспощаден даже к своим собственным сыновьям. Все тогда волновались только за себя и своих родных.