Страница 17 из 29
Я выучил нужнейшие фразы — «Что это значит?», «Повторите помедленнее!» и еще пару десятков слов — «драться», «смотри», «меч», «рука», «танец». Чтобы объяснить последнее слово, мне пришлось разыграть такую сцену, что под конец мы оба покатились от хохота.
Это было захватывающе. То, что у каждого слова имеется свой тон, означало, что в самом языке присутствует своего рода музыка. Я поневоле задался вопросом…
— Темпи! — спросил я. — А какие песни вы поете?
Он непонимающе уставился на меня. Я подумал — может, он не понимает абстрактных вопросов?
— Спой мне адемскую песню!
— Что есть «песня»? — спросил он. За последний час Темпи усвоил вдвое больше слов, чем я сам.
Я прокашлялся и запел:
Когда я запел, глаза у Темпи расширились. Он уставился на меня как завороженный.
— Ну а ты? — сказал я, ткнув его в грудь. — Ты можешь спеть адемскую песню?
Он густо залился краской, и на его лице отразилось сразу множество неприкрытых чувств: ошеломление, ужас, смятение, шок, отвращение. Он поднялся на ноги, отвернулся и пробурчал что-то по-адемски, слишком быстро, так что я не понял ни слова. Можно было подумать, будто я попросил его сплясать нагишом.
— Нет, — сказал он наконец, сумев кое-как взять себя в руки. Его лицо снова сделалось бесстрастным, но светлая кожа по-прежнему была залита румянцем. — Нельзя.
Он, глядя в землю, ткнул себя в грудь и помотал головой.
— Нельзя песня. Нельзя адемская песня.
Я тоже вскочил, не понимая, что я сделал не так.
— Извини, Темпи!
Темпи покачал головой.
— Нет. Ничего извини.
Он перевел дух, помотал головой и пошел прочь.
— Это сложно.
ГЛАВА 81
РЕВНИВАЯ ЛУНА
В тот вечер Мартен подстрелил трех жирных кроликов. Я накопал корешков, набрал кое-каких травок, и еще до того, как село солнце, мы впятером уселись за трапезу. Ужин вышел идеальный: у нас было еще два больших каравая свежего хлеба, масло и крошащийся сыр, слишком местный, чтобы иметь особое название.
Денек выдался погожий, все мы были в хорошем настроении и после ужина снова принялись рассказывать сказки.
Геспе рассказала удивительно романтичную историю о королеве, которая влюбилась в пажа. Геспе вложила в рассказ подлинную нежную страсть. А если этого было недостаточно, взгляды, которые она бросала на Дедана, рассказывая о любви королевы, были сами по себе достаточно красноречивы.
Дедан, однако, упорно не замечал признаков ее влюбленности. Мало того, он продемонстрировал редкую глупость, принявшись рассказывать историю, которую слышал в трактире «Пенни и грош». Повесть о Фелуриан.
— Парнишка, который мне это рассказывал, был еще моложе нашего Квоута, — говорил Дедан. — И если бы вы сами его слышали, то увидели бы, что он не из тех, кто способен выдумать такое.
Наемник многозначительно постучал себя по лбу.
— Впрочем, послушайте и сами посудите, стоит ли этому верить или нет.
Как я уже говорил, язык у Дедана был подвешен неплохо, да и сам он, когда давал себе труд подумать головой, был куда умнее, чем казалось на первый взгляд. Увы, сейчас был как раз тот случай, когда язык он в ход пустил, а голову нет.
— Здешних лесов люди остерегаются с незапамятных времен. И не из страха перед разбойниками или потому, что боятся заблудиться. Нет! — Дедан покачал головой. — Рассказывают, будто тут водится дивный народ.
Духи с раздвоенными копытами, пляшущие при полной луне. Темные длиннопалые твари, что крадут детей из колыбелек. Здешние бабы, старухи и молодухи, оставляют на ночь хлеб и молоко. А многие мужики строят дома непременно так, чтобы все двери были друг напротив друга.
Кое-кто мог бы назвать этих людей суеверными, но они-то знают, что к чему. Безопаснее всего вообще не встречаться с фейе, но, если что, лучше уж с ними не ссориться.
Это история о Фелуриан. Владычице Сумерек. Владычице Изначальной Тишины. Фелуриан, что несет смерть мужам. Однако смерть эта сладка, и они охотно идут ей навстречу.
Темпи втянул в себя воздух. Он сделал это почти незаметно, однако это бросилось в глаза, потому что до сих пор он, как и прежде во время вечерних рассказов, сидел абсолютно неподвижно. Теперь я лучше понимал почему. Он хранил тишину.
— Фелуриан? — спросил Темпи. — Смерть мужам. Она… — он запнулся, — она — сентин?
Он поднял руки и сделал хватающий жест. И выжидательно уставился на нас. Потом, видя, что мы не поняли, коснулся своего меча, лежащего рядом.
Я понял.
— Нет, — сказал я. — Она не из адемов.
Темпи покачал головой и указал на лук Мартена.
Я покачал головой.
— Нет. Она вообще не воин. Она…
Я запнулся, не сумев сообразить, как ему объяснить, каким образом Фелуриан убивает мужчин, тем более что мы были вынуждены объясняться жестами. Я беспомощно оглянулся на Дедана.
Дедан не раздумывал долго.
— Секс, — сказал он напрямик. — Секс, понимаешь?
Темпи поморгал, потом запрокинул голову и расхохотался. У Дедана был такой вид, словно он не может решить, обижаться ему или нет. Вскоре Темпи перевел дух.
— Да, — сказал он. — Да. Секс — я понимаю.
Дедан улыбнулся.
— Вот этим-то она мужиков и убивает.
На секунду лицо Темпи стало еще более непроницаемым, чем обычно, а потом оно мало-помалу исполнилось ужаса. Нет, не ужаса — чистого отвращения и гадливости, еще более впечатляющего оттого, что обычно его лицо выглядело таким бесстрастным. Его рука сделала несколько непонятных жестов.
— Как? — выдавил он.
Дедан начал было что-то говорить, потом остановился. Хотел было объяснить жестом, потом снова остановился и смущенно поглядел на Геспе.
Геспе гыгыкнула и обернулась к Темпи. Секунду поразмыслила, потом сделала вид, будто держит кого-то в объятиях и целует. Потом принялась ритмично постукивать себя по груди, имитируя сердцебиение. Она стучала все чаще и чаще, а потом стук прервался, Геспе стиснула руку в кулак и широко раскрыла глаза. Напряглась всем телом, потом обмякла и уронила голову набок.
Дедан расхохотался и зааплодировал.
— Да, именно так. Но иногда…
Он постучал себя по виску, щелкнул пальцами, скосил глаза и высунул язык.
— С ума сходят!
Темпи расслабился.
— А-а! — сказал он явно с облегчением. — Хорошо. Да.
Дедан кивнул и снова принялся рассказывать:
— Так вот, Фелуриан. Тайная мечта всех мужчин. Красота несравненная.
Чтобы Темпи было понятнее, он сделал жест, как бы поправляя длинные волосы.
— Двадцать лет тому назад отец и дядя того парнишки были на охоте в этом самом лесу. Солнце как раз уже садилось. Они припозднились и решили пойти домой напрямик через лес, а не дорогой, как все разумные люди.
Шли они, шли, как вдруг слышат — вдалеке поет кто-то. Они свернули туда, подумав, что близко дорога, но вместо этого очутились на краю небольшой поляны. А на поляне стояла Фелуриан и вполголоса пела:
Хотя Дедан напел мелодию весьма приблизительно, я содрогнулся от этих звуков. Мелодия была странная, влекущая и совершенно незнакомая. И языка я тоже не понимал. Не понимал ни слова.