Не вижу зла

–  Ayinger Brau-Weisse,светлое, – вещал тот. Потом сделал маленький глоток, быстро-быстро причмокивая губами, подобно колибри, взмахивающей крылышками. – Фруктовое, но с травянистым привкусом.

Джек медленно оторвал голову от подушки. Самое прекрасное в пшеничном пиве то, что после него не бывает похмелья. Еще одна ложь в исполнении Тео. Наконец Джек сумел принять вертикальное положение, сев на край кровати. Тут в ухо ему ворвался рев походного боевого рога, но это оказался всего лишь телефон. Он схватил трубку, прежде чем прозвучал второй звонок. Это был Тео, бодрый и жизнерадостный, как всегда, и по его голосу никак нельзя было сказать, что вчера он предавался излишествам. Это не мужчина, а сам дьявол во плоти.

– Привет, Джек. Ты уже видел утреннюю газету?

– Только если ее транслируют мне прямо в мозг.

– Тогда я сейчас прочту тебе кое-что, слушай.

Джек застонал. Это была еще одна из причуд Тео. Наверное, когда он был маленьким, ему никто и никогда не читал вслух, или, быть может, он подвизался в роли суфлера на телевидении, но по какой-то причине Тео обожал читать вслух, с чувством – и необычайно громко. Немного громче, чем способен был выдержать пропитанный пивом мозг Джека. Он отвел трубку подальше от уха и стал слушать.

Тео откашлялся, быстро огласил вступительную часть и перешел к главному.

– Вот что здесь написано, цитирую: «Как сообщают, обвинительный приговор, вынесенный миссис Харт, всерьез обеспокоил ее предполагаемого любовника, лейтенанта Береговой охраны США Дамонта Джонсона. Репортеру газеты «Трибьюн» из конфиденциальных источников стало известно, что больше всего лейтенант Джонсон опасается, что миссис Харт, осужденная за убийство, нарушит обет молчания и поведает правду о том, как погиб ее муж, к смерти которого может оказаться причастным и Джонсон. Те же источники подтверждают, что лейтенант Джонсон пообещал избить ее до полусмерти. Однако в интервью по телефону вчера вечером федеральный прокурор Гектор Торрес не подтвердил, но и не опроверг тот факт, что он ведет какие-либо переговоры с лейтенантом Джонсоном, и отказался комментировать возможность заключения правительством сделки в обмен на откровенные и полные свидетельские показания лейтенанта».

В голове у Джека застучал отбойный молоток, но пшеничное пиво было тут ни при чем.

– Там не говорится, что это за источники?

– Нет. Одно из этих анонимных интервью. Хочешь, я навещу Джонсона и попробую узнать побольше?

– Нет. Держись от этого подальше.

– Но я, в общем, не совсем понимаю, – продолжал Тео. – Линдси уже осудили. Для чего теперь прокурору идти на какие-то сделки, чтобы получить свидетельские показания Джонсона?

– Нам еще предстоят слушания по поводу определения наказания. Торрес хочет, чтобы ей воткнули иглу в руку, [16]а я пытаюсь сохранить ей жизнь.

– Получается, что Джонсон намерен снова перевернуть все с ног на голову и заявить, что убийство совершил не ребенок?

– Не знаю. Это всего лишь газетная статья, основанная на сведениях из «анонимных источников». Кто знает, что происходит на самом деле? Это вполне может оказаться правдой, но с таким же успехом кто-то мог и солгать чересчур ретивому репортеру, преследуя какие-то собственные цели.

– В последнем случае это может быть и мужчина, и женщина.

– Да, ты прав.

– Что ты собираешься делать?

Джек принялся массировать виски в надежде унять пульсирующую боль.

– Отправлюсь прямо к своему единственному источнику. Я хочу поговорить с Линдси.

Безжизненный цвет лица Линдси полностью соответствовал холодному бежевому оттенку стен Центра содержания под стражей. Она выглядела так, как Джек себя чувствовал, хотя наверняка и не пьянствовала всю ночь напролет. Она облокотилась о стол и обхватила голову руками. Перед ней лежала газета, раскрытая на странице со злополучной статьей. Они были вдвоем в лишенной окон комнате, предназначенной для свиданий адвокатов со своими клиентами.

– Кто этот источник, о котором говорится в статье? – спросила Линдси.

– Я не знаю, – ответил Джек.

– Как, по-вашему, кто это?

– Не имею понятия. По дороге сюда я слушал кубинское радио. Они считают, что это Кастро.

– Очень смешно.

– Я не шучу.

Линдси встала и отошла подальше от стола. Она начала медленно расхаживать по комнате, по нескольку шагов в каждую сторону, поскольку помещение было очень маленьким.

– Им полагаете, это может оказаться правдой? Вы полагаете, Джонсон хочет заключить сделку с федеральным прокурором».

– Перед тем как приехать к вам, я позвонил Гектору Торресу. Он не пожелал со мной разговаривать.

– Тогда, наверное, это правда, – заявила она, и голос ее дрогнул. – Они договариваются.

– Я бы не стал спешить с выводами.

– Вы не знаете Дамонта. В глубине души он упрямец, способный добиться своего.

– Упрямец он или нет, но ему предстоит пройти долгий путь, прежде чем он сумеет завоевать доверие федерального прокурора.

– Торрес – просто мешок дерьма. Ему плевать на то, что Джонсон – скользкая личность, лишь бы он полз в нужном направлении.

– Мне об этом ничего не известно, – сказал Джек. – Если Джонсон может оказаться полезным обвинению, он должен заявить, что это вы застрелили своего мужа. Проблема заключается в том, что он уже показал под присягой, что в то утро был у вас дома и что ваш сын признался в совершении преступления. Так что эти два варианта трудно совместить.

Она перестала расхаживать по комнате и взглянула Джеку в лицо.

– Они прекрасно согласуются друг с другом.

Под ее взглядом Джек растерялся.

– Что вы хотите сказать?

– Брайан признался в совершении преступления, потому что…

– Почему?

– Потому что он думал, будто покрывает меня.

У Джека учащенно забилось сердце.

– В самом деле?

Она глубоко вздохнула и отвернулась.

– Линдси, Брайан действительно покрывал свою мать? – прямо спросил Джек.

Она по-прежнему не отвечала и избегала смотреть на него.

Джек повысил голос.

– На этот раз мне нужна вся правда, черт бы вас побрал. Довольно лжи. Вы говорите мне правду и, может быть, я сумею договориться с Торресом. Если вы будете продолжать лгать, я могу гарантировать, что вы умрете от летальной инъекции.

Она повернулась к нему лицом, в глазах ее стояли слезы.

– Брайан не убивал Оскара. Но и я тоже этого не делала.

– Тогда что случилось на самом деле?

Она снова вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

– Большая часть того, что вы услышали об Оскаре, – правда Он был ужасным человеком, мерзко вел себя со мной, с Брайаном. Мы часто ссорились, и от этого больше всего страдал Брайан. Эта история с наушниками и то, как Брайан лишился слуха, – чистая правда.

– Но на этом правда и заканчивается? А все остальное, о чем вы рассказали присяжным, – это ложь?

– Нет. Никоим образом. Секс. Оскар, и Джонсон, и я. Обо всем этом я тоже говорила правду. Он подмешал мне какой-то наркотик. Вот так все и началось.

– И вы сама не хотели этим заниматься?

– Нет. Вовсе нет. – Она сделала паузу, потом добавила: – Поначалу.

Джек тряхнул головой, чтобы удостовериться, что он все расслышал правильно.

– Что вы имеете в виду, говоря «поначалу»?

Она смахнула слезы с глаз, в голосе ее зазвучали вызывающие нотки.

– Как, по-вашему, Джек, что это значит? Это значит, что сначала мне не нравилось то, чем я занимаюсь, но со временем мои чувства изменились.

– Что вы хотите сказать? Над вами надругались, у вас начались психологические проблемы с собственной самооценкой…

– Я не ищу оправдания, ссылаясь на этот жалкий стокгольмский синдром, Джек. Мое отношение к нашему гадкому треугольнику не изменилось. Просто мои чувства к Дамонту стали другими.

– Вам понравилось заниматься с ним сексом?

– Дело не только в этом. Мне стал нравиться он сам.

16

Имеется в виду казнь путем введения смертельной дозы препарата.