Не вижу зла

Но Линдси в очередной раз разрушила все его планы.

– Вам следует знать кое-что, – заявила она ему. Линдси сидела по другую сторону стола, одетая в тюремную робу. Голос ее звучал невыразительно, лицо было мрачным.

– Что? – спросил Джек.

– Есть одно объяснение, почему отпечаток моего пальца обнаружили на пистолете Оскара.

– Я помню. Вы говорили, что вместе с Оскаром упражнялись в стрельбе.

Она покачала головой.

– Дело не в этом.

У Джека возникло отчетливое чувство, что она собирается сказать нечто такое, о чем ему следовало услышать намного раньше.

– Хорошо. Расскажите мне, как в действительности отпечаток нашего пальца оказался на пистолете.

Плечи у нее поникли, и она не поднимала глаз от стола.

– Помните, мы с вами уже говорили о том, что пистолет Оскара был найден поставленным на предохранитель и это означало, что не было никакого самоубийства?

– Да.

Последовало долгое молчание, и наконец она негромко произнесла:

– Это я поставила его на предохранитель.

Глава сорок четвертая

Джек одним глазом посматривал на присяжных, пока его клиентка проходила мимо судьи на свидетельское место, чтобы дать показания. Ему уже приходилось ошибаться насчет присяжных, но сейчас не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять: Линдси предстоит изрядно потрудиться, дабы завоевать симпатии хотя бы одного из них.

Линдси немного нервничала, чего, впрочем, следовало ожидать, но это не помешало ей выглядеть именно так, как нужно. Джек и София проработали все детали ее внешнего вида, вплоть до крошечного американского флага на лацкане пиджака ее делового костюма цвета морской волны. В комнате отдыха София помогла Линдси уложить волосы в строгую прическу, подходящую для матери-одиночки. Они не хотели, чтобы она выглядела чересчур традиционно – этакая почтенная Лора Эшли, что было совсем не в духе Линдси, – но Джек настоял на соблюдении некоторых принципов. Каблуки не выше двух дюймов. Никакого низкого выреза. Никаких сверкающих украшений; предпочтительно ограничиться жемчугом. Легкий макияж. И говорить правду.

Последний пункт внушал ему определенное беспокойство.

– Доброе утро, – приветствовал ее Джек. – Не могли бы вы представиться присяжным, пожалуйста?

– Меня зовут Линдси Харт. В течение двенадцати лет я была замужем за капитаном Оскаром Пинтадо, Корпус морской пехоты США.

– У вас были дети с капитаном Пинтадо?

– Мы не смогли зачать ребенка, поэтому усыновили мальчика. Сейчас Брайану десять лет.

– Как, по-вашему, вы были счастливым семейством?

Она заколебалась, обдумывая ответ.

– Какое-то время да. В течение нескольких лет, да, мы были очень счастливы.

– Когда положение вещей начало меняться?

– Когда Оскара перевели на военно-морскую базу в Гуантанамо. Около четырех лет назад.

– Что же такого случилось в Гуантанамо, что так отрицательно сказалось на вашей семье?

– Не думаю, что дело было именно в самом Гуантанамо. Просто Оскар начал меняться.

– В чем это выразилось?

– Мы с Брайаном стали меньше значить для него.

– Что же или кто стали для него более важными?

– Его друзья, я бы сказала.

– Кого конкретно вы имеете в виду?

– Лейтенанта Дамонта Джонсона. Он служил в Береговой охране. Он был лучшим другом Оскара.

– Вы ладили с лейтенантом Джонсоном?

Она избегала смотреть ему в глаза.

– Нет. Ни в малейшей степени.

– Мисс Харт, вы слышали показания о возможных связях между вами и лучшим другом вашего мужа. У вас были какие-либо отношения с лейтенантом Дамонтом Джонсоном?

– Да.

Джек постарался смягчить свой тон, но вопрос не стал от этого легче.

– Эти отношения были сексуальными по своей природе?

– Они были исключительно сексуальными.

Кое-кто, включая судью, поднял брови, услышав подобный ответ.

– Как долго продолжались эти отношения? – спросил Джек.

– Более шести месяцев, я бы сказала.

– Как часто вы занимались сексом с лейтенантом Джонсоном н течение этого периода?

Она опустила глаза и ответила:

– Так часто, как приказывал мне Оскар.

Если бы отвисшая челюсть способна была издавать звуки, то с галереи зрителей наверняка донеслась бы целая какофония. Джек подождал, пока присяжные сумеют переварить этот ответ, потом продолжил:

– Расскажите нам о том, когда вы с лейтенантом Джонсоном занимались сексом первый раз.

– Я никогда не помнила об этом.

– Вы хотите сказать, что забыли об этом?

– Не в том смысле, что раньше я помнила, а потом забыла. С самого первого дня у меня не сохранилось вообще никаких воспоминаний.

– Вы были в сознании, когда это случилось?

– Нет. Я находилась под воздействием наркотиков.

– Откуда вам известно, что это произошло?

– Я знаю свое тело. Я знаю, когда я занималась сексом. Но даже если у меня и были какие-то сомнения, Оскар показал мне сделанные им фотографии.

– Фотографии, на которых вы с лейтенантом Джонсоном занимаетесь сексом?

– Да.

Джек снова сделал паузу. Присутствующие в зале суда, казалось, затаили дыхание.

– Вы говорите, что находились под воздействием наркотиков. Откуда вам это известно? – спросил Джек.

– Потому что сначала я чувствовала себя прекрасно. Затем Оскар принес мне бокал вина. Я выпила всего лишь половину, и у меня закружилась голова, перед глазами все поплыло. Я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, то мое тело показалось мне чужим. Единственное, с чем я могу сравнить свое тогдашнее ощущение, так это состояние, когда мне удаляли аппендицит и я пришла в себя после наркоза. А потом…

– И что потом?

– Потом Оскар показал мне фотографии.

– Те, на которых вы с его другом занимаетесь сексом?

Глаза ее наполнились слезами. Голос у нее дрогнул, когда она прошептала:

– Да.

Джек дал ей несколько секунд на то, чтобы собраться и прийти в себя.

– Вы знаете, кто дал вам наркотик?

– Я полагаю…

– Протестую. Свидетель явно высказывает свои предположения.

– Протест удовлетворен.

– Вы сознательно приняли наркотик сами? – спросил Джек.

– Нет.

– Получается, его вам дал кто-то другой?

– Совершенно очевидно.

– Вы знаете, какой именно наркотик это был?

– Нет, не знаю.

– Давайте вернемся к фотографиям, на которых вы сняты вместе с лейтенантом Джонсоном. Когда ваш муж показывал вам эти фотографии, лейтенант Джонсон был с ним?

– Нет. Мы с Оскаром были вдвоем.

– Вы знаете, кто сделал эти фотографии?

– Все, что я могу сказать: когда Оскар показал их мне, они все еще находились в цифровом фотоаппарате. Они не были проявлены или отпечатаны. Он вывел их электронным способом на жидкокристаллический экран.

– Что вы почувствовали, когда увидели эти фотографии? Глаза у нее затуманились, и она потянулась за салфеткой.

– Меня накачали наркотиками, меня изнасиловал лучший друг моего мужа. А мой муж снял это на фото. Как, по-вашему, что я могла чувствовать?

Он снова дал ей время успокоиться.

– Прошу прощения, что приходится задавать подобные вопросы, – сказал Джек. – Осталось совсем немного. Вам известно, что стало с этими цифровыми фотографиями?

– Нет. Господь свидетель, я перерыла весь дом в поисках фотоаппарата. Я хотела уничтожить снимки. Но я так ничего и не нашла.

– До того, как это случилось, вы могли бы назвать свои сексуальные отношения с мужем нормальными?

– Нет, – ответила она срывающимся голосом.

– Я не собираюсь смаковать подробности, но я должен спросить вас о следующем. Что в них было ненормального?

Она постаралась взять себя в руки, глубоко вздохнула.

– Когда мы не смогли зачать ребенка, Оскар воспринял это как удар по своему мужскому началу. Процесс шел медленно, но он так никогда и не оправился от его последствий. Это было так неразумно, абсурдно. – Она на мгновение умолкла, словно собираясь с силами, чтобы продолжать. – В моменты нашей с ним интимной близости я ощущала исходившие от него гнев и разочарование. Это был вывернутый наизнанку менталитет морского пехотинца, уверенного, что если продолжать упорствовать и стараться изо всех сил, то все получится. Но в конце концов он вынужден был признать, что с ним что-то не в порядке. Нам не суждено было иметь своего ребенка. И, как я уже говорила, осознание этого факта стало для него настоящим ударом. С годами – а я имею в виду сейчас уже целые годы, – ему становилось все труднее и труднее… выполнять супружеские обязанности.