Тайна распятия

Про Александрийский кодекс, который ныне хранится в Лондоне, известно лишь то, что патриарх Кирилл Лукарис подарил его в 1628 году английскому королю Карлу I. Он, как утверждается, написан ориентировочно около 400–450 годов нашей эры и является самым неполным документом из трех. Синайский же кодекс был обнаружен в середине XIX века лично Людвигом фон Бекендорфом, и история о его находке является чем-то средним между легендой в стиле Поджо Браччолини [2]и боевиком из серии про Индиану Джонса. Она требует отдельного разговора, и мы к ней еще вернемся.

Во-вторых, к этому же типу документов относится и так называемый кодекс Ефрема Сирина, хранящийся в Париже. В нем имеются только четыре Евангелия и Деяния Апостолов в параллельных, греческой и латинской, версиях, а ветхозаветные книги — только в отрывках. Во многих отношениях этот кодекс интереснее остальных, так как принадлежит к отделу так называемых палимпсестов, то есть вторично восстановленных документов. Согласно легенде, в XII или XIII веке некий безвестный писец в одном из парижских монастырей якобы взял старую Библию, старательно стер с нее весь текст (между прочим, как вы, наверное, хорошо понимаете, это — адский труд) и на этом пергаменте записал сочинения христианского богослова Ефрема Сирина. В таком виде пергамент находился сначала во Флорентийской библиотеке семейства Медичи, а оттуда попал в Парижскую национальную библиотеку, где консерватор рукописей по фамилии Гозе химическими средствами «восстановил первоначальный текст». Однако реставрация была сделана почему-то очень неумело, и читать этот «текст» было практически невозможно. И тут появился маг и волшебник Бекендорф. В 1840 году, находясь в Париже, в возрасте 25 лет, он «прочел» этот текст без привлечения каких-либо технических средств, только с помощью своего, очевидно, очень острого зрения, и издал его с незначительными пропусками как образчик Библии V столетия. Никаких оснований этой датировки приведено не было, кроме пресловутого «стиля письма», да их никто и не требовал. Именно с этой работы началась мировая слава барона Бекендорфа и его триумфальное шествие по миру в поисках древних рукописей Библии, «подлинного Нового Завета».

Таким образом, мы видим, что репутация необъятной древности за указанными библейскими документами создана авторитетом одного и того же лица, Бекендорфа. А его авторитет, при полном отсутствии методов проверки его утверждений, создан древностью этих самых документов. Достоверная же история всех упомянутых рукописей прослеживается, как я уже сказал, начиная с XV столетия.

Сергей Михайлович молча слушал этот рассказ и, лишь когда Мюллер сделал паузу, поинтересовался:

— Простите, но что же мешает ныне, при наличии современных физических методов, того же углеродного анализа, установить истинный возраст рукописей? Все сомнения развеялись бы сами собой. Как палеограф я могу вам сказать, что, действительно, возраст рукописей можно установить по стилю письма, однако свои выводы нужно подтверждать объективными методами — это факт.

— Вот в этом-то все и дело! Складывается такое впечатление, будто теперь это никому не нужно! На древнем авторитете упомянутых мною рукописей уже основаны целые направления палеографии и теологии, они прочно вмонтированы в современную инфраструктуру библеистики. Сами посудите: если, к примеру, почтенный возраст Ватиканского кодекса окажется выдумкой, то репутации Ватикана будет нанесен серьезный ущерб, а этого никто не хочет. То же самое и с остальными документами. Вот библиотеки и отказываются проводить экспертизу. Есть еще один, даже более принципиальный вопрос: если, скажем, Синайский кодекс такой древний, содержит практически всю Библию, прекрасно, к слову, сохранился за полторы тысячи лет и был обнаружен полтора века тому назад, то почему его до сих пор не перевели ни на один из живых языков? Разве не было бы важно иметь древнейший из текстов Священного Писания в церковном употреблении?

— И почему же этого не было сделано? — спросил заинтригованный Трубецкой.

— Если бы мы знали ответы на все эти вопросы, Сергей Михайлович, я бы тут сейчас не сидел. — Господин Мюллер чуть подался вперед и продолжил: — Именно это мы и хотим узнать с вашей помощью. Для начала я принес фотокопии нескольких страниц каждого из этих кодексов — вы сами посмотрите, как бережно отнеслось время к пергаменту, на котором они были написаны, и как аккуратно умели писать наши предки полторы тысячи лет тому назад.

Он положил перед Трубецким стопку цветных фотографий испещренных греческими буквами страниц, которые тот не без любопытства просмотрел.

— Да, складывается впечатление, что вы правы, тут есть над чем поработать, — сказал Сергей Михайлович после паузы. — Я, конечно, польщен вашим предложением, и ваш рассказ весьма любопытен, но почему именно я, по вашему мнению, могу разрешить все эти загадки?

— Видите ли, нам нужен незаангажированный эксперт, занимающийся библейской проблематикой, причем желательно из православной среды, так как монастырь Святой Катерины находится под протекторатом православной церкви. Мы изучили вопрос и воспользовались рекомендациями таких специалистов, как Натан Ковальский. Вы — лучший, и именно поэтому я здесь.

«Любопытно, — подумал про себя Трубецкой, — значит, Ковальский рекомендовал меня им, а их — мне. Здорово это у него получается!»

— Все ваши расходы будут оплачены, — добавил Мюллер.

— Надеюсь, — пробурчал вполголоса Сергей Михайлович. — Я в принципе согласен, но мне нужно обдумать все детали и посоветоваться с женой. Я ведь правильно понимаю, что Синайский кодекс теперь хранится частично в Лейпциге, частично — в Британской библиотеке, а изданная при жизни Бекендорфа сотня экземпляров разошлась по всей Европе?

Мюллер утвердительно кивнул.

— Да-да, конечно, — сказал он, — думайте. Я приду завтра. Снова прошу прощения за беспокойство и срочность, но вы сами понимаете, если такой проект международного масштаба, как публикация в Интернете Синайского кодекса, будет осуществлен с привлечением непроверенных и неподтвержденных данных, это будет грандиозное фиаско. Лейпцигский университет, который я имею честь представлять, этого допустить не может. Я только хотел добавить, что несколько фрагментов Кодекса все же сохранились и в Санкт-Петербурге, в публичной библиотеке, а недавно в монастыре Святой Катерины были найдены еще двенадцать листов того же Кодекса и четырнадцать различных его фрагментов. Так что вам предстоит немного попутешествовать. Хотел бы еще раз подчеркнуть: наша цель проста и благородна — установить истину. Помните, как сказано в Евангелии от Иоанна: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными…»? Не к свободе и не к познанию ли истины призывал сам Христос?

На этом они и расстались.

Следует сказать, что Трубецкой упомянул о необходимости посоветоваться с женой совсем не просто так. Это не было бы пустой формальностью в любом случае, ибо его супруга Анна Николаевна Шувалова была не только историком, но и мудрой женщиной, и ее взгляд со стороны на происходящие события часто открывал такие аспекты, которые Сергей Михайлович в силу традиционного мужского пренебрежения мелочами просто не замечал. В сложившейся же ситуации мнение Анны было исключительно важно еще и потому, что она никак не могла сопровождать его в путешествии на Восток. Причина тому была самой замечательной, какая только может существовать в жизни, — Анна была беременна. А каждый мужчина, который готовится стать отцом, знает, что в состоянии беременности женская интуиция обостряется необыкновенно и становится особенно мощным инструментом познания, если только правильно использовать его в мирных целях.

Когда Анна вернулась домой с прогулки, а к тому времени гость уже ушел, Сергей Михайлович в деталях рассказал ей о странном посетителе и его предложении предпринять путешествие в Египет. Реакция Анны поставила его в тупик. Первый же вопрос, который она задала, застал Трубецкого врасплох:

2

Поджо Браччолини (1380–1459) — видный итальянский гуманист, писатель и собиратель античных рукописей.