Тайна распятия

Через минуту, когда опиум поступил в кровь, его уже не было на этой земле. Вокруг сиял яркий свет, уходящий прямо в черное небо, и оттуда, из бесконечной неведомой дали, к нему плавно спустились два прекрасных ангела. Они нежно подхватили освободившуюся от земных оков душу брата Михаила и стали кружиться с ней в божественном сиянии, медленно поднимаясь все выше и выше… В какое-то мгновение он еще осознал себя, смотрящего вниз, на свое распростертое тело, увидел улыбку на собственных устах и ощутил умиротворение: именно так, легко и с улыбкой, ему всегда хотелось покинуть этот мир. Но теперь — все; теперь — только туда, вверх, к сияющим вершинам света! Он столько лет ждал встречи со своим Богом и сейчас наконец был на пути к заветной цели. Он ушел, так и не узнав, что человека по имени Алекс, определившего много лет назад его судьбу, на самом деле звали Артур Александрович Бестужев. Случай свел их в земной жизни, но теперь уж точно им не суждено было увидеться там, на небесах, после смерти.

Глава 16

То, что предначертано, да свершится

Богатый и влиятельный член синедриона по имени Иосиф из города Аримафеи должен был бы в такую жару лежать где-нибудь в тени под опахалом и пить лимонную воду, а он не находил себе места и покоя. Он ведь мог спасти его и не сумел…

Ну почему он узнал обо всем — и о предательстве Иуды, и про тридцать монет, и про Гефсиманский сад — так поздно? Он должен был бы догадаться, к чему клонит Каифа, сразу же после того, как малый синедрион постановил арестовать Иешуа из Назарета без какого-либо рассмотрения этого дела по сути. Ведь происшедшее той ночью никак нельзя было назвать судебным заседанием. Всего чуть более двадцати старейшин собрались после захода солнца, что уже само по себе было против закона, и, посовещавшись, решили, что следует арестовать новоявленного смутьяна по имени Иешуа, о котором повсеместно ширились необыкновенные слухи. Никто о нем толком ничего не знал, но, когда Каифа в своей речи сказал об Иешуа, что тот мнит себя новоявленным пророком и что «многих увлечет он своей проповедью и овладеет местом нашим и народом», судьба смутьяна была предрешена. Тогда же стало ясно, что план первосвященника увенчался успехом и приказ начальнику храмовой стражи Баруху задержать возмутителя спокойствия уже отдан. В тот момент единственное, что успел сделать Иосиф, — это послать своего верного человека с оружием в Гефсиманский сад, чтобы спровоцировать стычку с солдатами, во время которой Иешуа мог бы скрыться. Неподалеку, в Кедронской долине, уже готовы были лошади, а на границе с Сирией их ждали проводники… Но Иешуа отказался следовать за ними. Он просто сказал, что не следует мешать тому, что должно было случиться, ибо на то есть воля Всевышнего, и весь план побега рухнул.

Вторую попытку Иосиф предпринял на следующий день, когда Иешуа уже был осужден судом синедриона на смерть и помещен в тюрьму. Узнав, что Пилат утвердил приговор, Иосиф воспользовался своей дружбой с римским префектом и положением знатного члена синедриона, был пропущен стражей к заключенному, виделся и говорил с ним.

— Чем я могу тебе помочь? Как мне спасти тебя, равви? — вопрошал Иосиф, с болью и состраданием взирая на избитого и окровавленного Учителя, единственного из множества встреченных им в жизни иудейских пророков, который смог всколыхнуть его душу своей проповедью, восхитительной мудростью и бесконечной любовью к людям.

— Пусть печаль покинет твое сердце, добрый человек, — отвечал тот без тени отчаяния. — Сын Человеческий пришел в этот мир не для того, чтобы ему служили, но ради того, чтобы послужить самому для спасения многих… Я приму на себя их грех и искуплю его, ибо не ведают они, что творят. Пусть же свершится все так, как уготовано Отцом Моим, ведь предначертанное Им верно и незыблемо, и воля людей бессильна перед Его волей…

Но Иосиф никак не мог смириться с неизбежностью его казни и потому решился на подлог. Когда он узнал, что рядом с Иешуа в подземелье содержится разбойник и убийца Варавван, который за свои преступления вполне заслуживал смерти, было решено подкупить стражников, и теперь они ждали сигнала. Ведь накануне Пасхи по традиции одного из заключенных префект имел право помиловать и отпустить. В последний момент подкупленные Иосифом люди из тюремной стражи поменяли Иешуа и Вараввана местами в надежде, что для римского караула оба заключенных были на одно лицо. Иосиф слишком хорошо знал первосвященника — Каифа не отступит, пока не получит желаемого. Ему нужна была жертва — Иешуа из Назарета, и эту жертву должна была дать римская власть. Но тут случилось непредвиденное, то, что невозможно было даже вообразить: Пилат решил сохранить жизнь Иешуа и утвердил приговор Вараввану! Так он, Иосиф Аримафейский, невольно способствовал исполнению того, что с таким рвением пытался предотвратить…

Воистину, благими намерениями выстлана дорога в ад.

Иешуа был распят.

Теперь Иосиф не мог простить себе его смерти.

Он стоял у креста и плакал. Рядом рыдала какая-то женщина, бился в истерике один из учеников Иешуа. Но все это теперь не имело никакого значения. Он, Иосиф, мог спасти его и не сумел…

А началось все в тот день, когда уважаемый Иосиф из Аримафеи получил приглашение без промедления прибыть в Ершалаим для участия в собрании синедриона. О причинах такой спешки не сообщалось. К вечеру следующего дня он уже был во дворце Каифы, где собрались прибывшие на призыв первосвященника старейшины. Как оказалось, Каифа призвал их для того, чтобы рассмотреть дело некоего Иешуа из Назарета Галилейского — как было сказано, бродяги и разбойника, смущавшего умы народа иудейского дерзкими речами о едином всемилостивом и равном для всех Боге и о грядущем пришествии на землю Царства Божьего. Кроме того, упомянутому Иешуа вменялось в вину провозглашение самого себя царем иудейским и мессией.

Дело было более чем странное. Еще тогда Иосиф, а с ним еще один член синедриона, фарисей по имени Никодим, усомнились в истинности выдвинутых обвинений и оспаривали правомерность его рассмотрения.

— Как можно судить человека, если мы даже не увидели, не выслушали его и не разобрали того, что он совершил, по закону нашему? — возмущался Никодим. — Если это дело о богохульстве, то судить его следует не здесь, а судом Великого синедриона, праведно, свободно и не ранее завтрашнего утра! Нельзя вершить суд под покровом ночи. Это против закона!

Но первосвященник настаивал, что Иешуа крайне опасен и задержать его нужно немедленно. «Лучше пусть один человек погибнет, чем весь народ», — сказал тогда Каифа. Приближенные к Каифе саддукеи — а именно они составляли в синедрионе большинство — уже тогда все решили и постановили арестовать смутьяна, осудить и добиться его казни.

Но так случилось, что к тому времени Иосиф был наслышан об этом человеке. О нем ширилась молва в народе; говорили, что он якобы потомок царя Давида, рассказывали о совершенных им чудесных исцелениях, изгнании бесов и прочих необыкновенных вещах. Было ясно, что человек этот пришел не случайно, и, даже если он в чем-то виноват, нельзя судить его, не выслушав, без допроса и свидетелей.

И тогда он решился сам пойти к Каифе, чтобы попытаться убедить его не отдавать Иешуа под суд, но позволить провести тщательное расследование, дабы установить истину. Иосиф Аримафейский был известным человеком, стража дворца первосвященника признала его и не посмела задерживать. Он направился прямо в покои Каифы, но, подойдя к отделяющей их занавеси, Иосиф вдруг услышал голоса и остановился. У Каифы кто-то был, и то, о чем они говорили, имело непосредственное отношение к Иешуа.

— Я выполню то, что обещал, — произнес какой-то довольно молодой, судя по голосу, человек. — Ты получишь его.

— Все, что ты, Иуда, должен сделать, — это передать смутьяна в руки храмовой стражи. Сейчас в Ершалаим стеклись тысячи людей и найти его будет нелегко. Ты должен узнать и сообщить начальнику храмовой стражи Баруху, где Иешуа намеревается провести сегодняшнюю ночь, — говорил Каифа. — Остальное — не твоя забота. Вот тебе плата за труды. Раздался звук монет. Здесь тридцать серебреников. Иди же!