Тайна распятия

Холод был такой оглушительный, что Трубецкой с Анной даже ничего не успели осознать. Они будто прыгнули в прорубь, почувствовав, как вмиг стало трудно дышать. Охранник весьма грубо подтолкнул их к выходу, и Сергей Михайлович понял, что они оказались, по-видимому, на крыше здания. Она была покрыта тонким слоем снега со льдом и продувалась ледяным ветром. Посередине крыши был нарисован светящийся круг с двумя буквами в самом центре: HP. «Heliport! Место для посадки вертолетов», — мелькнуло в замерзающей голове Трубецкого. Охранник подтолкнул их, и они прошли к краю крыши, которую опоясывал невысокий барьер. Герр Миссершмидт обернулся и прокричал, перекрывая шум ветра:

— Посмотрите вокруг хорошенько и подумайте о своем будущем! Если не согласитесь сотрудничать с нами, мы для очистки совести просто отпустим вас на волю, но при этом закроем дверь!

Сергей Михайлович подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Обрыв был, очевидно, глубиной в несколько сот метров, а вокруг — скалы да снега. Он уже не ощущал ни рук ни ног, как вдруг они явственно услышали характерный гул двигателей. Прямо из низко висящей белоснежной тучи вынырнул небольшой вертолет. Когда машина мягко приземлилась на крыше, оттуда выпрыгнул человек и, не обращая на них внимания, сразу же направился к лифту. Охранник жестом велел Трубецкому и Анне сделать то же самое. Они — теперь их стало пятеро — вошли в лифт и начали спускаться. Сергей Михайлович и Анна в своей легкой одежде промерзли до костей и с трудом понимали, что происходит вокруг. Однако даже в таком состоянии их удивлению не было предела, когда прибывший на вертолете человек откинул капюшон и расстегнул куртку. Это был Натан Ковальский.

Они вышли на разных этажах, но буквально через несколько минут встретились с ним все в той же комнате, где вчера беседовали с Бестужевым. На этот раз стол был сервирован всем необходимым для чая. Натан зашел в комнату, поздоровался и как ни в чем не бывало пригласил их присесть за стол. Так они и сделали: Натан сел рядом с Анной, а Трубецкой напротив них, через стол. Сергей Михайлович не стал церемониться и налил им с Анной чаю — согреться после такой прогулки было совсем не лишним.

— Спасибо, что пригласили на чай, — не без ехидства в голосе произнес он. — Весьма оригинально все получилось. А я-то уже подумал грешным делом, что нас там оставят замерзать.

— Я не буду вдаваться в прелюдии, Сергей, думаю, что вам с Анной в целом уже все понятно, — сказал на это Ковальский. — Ребята оттуда, — он показал пальцем вниз, очевидно намекая, что хозяева замка обитают на его нижних этажах, но вышло это очень символично, как намек на преисподнюю, — попросили меня приехать, чтобы дать вам еще один шанс. Будем обсуждать? Есть вопросы?

— Будем обсуждать. Есть вопросы, — ответила Анна. — Не кажется ли вам подлым ваше поведение в монастыре? Это благодаря вам я здесь?

Она обхватила чашку с горячим чаем обеими руками, стараясь хотя бы чуточку согреться, и не отрываясь смотрела прямо в глаза Ковальскому.

— Нет, мне ничего не кажется, — холодно произнес Натан. — Я только выполнял свою работу. А попали вы сюда благодаря не мне, а вашему неуемному любопытству и брату Михаилу, который посмел не только допустить вас в хранилище, но и оставить в ваших руках крайне важные документы.

— А что, брат Михаил тоже на вас работает? — изумилась Шувалова.

— Ну, не то чтобы работает, но мы ему помогли в свое время, теперь он помогает нам. Вы попробуйте пересечь четыре границы — из Афганистана в Израиль — без документов, сами все поймете.

— Но зачем вам все это?

— Ответ прост: в этом пространстве, между Тигром и Евфратом, в Персии, Сирии, Иудее зарождалась современная цивилизация. Тут много чего происходило, и не только и даже не столько в контексте истории христианства. Тут где ни копни — что-нибудь историческое да найдешь. А ребята оттуда, — он снова показал пальцем вниз, — уделяют очень большое внимание историческим корням, построению правильных исторических параллелей и меридианов, которые потом и становятся самой историей, попадают в учебники и обосновываются в научных трудах и монографиях.

— Вы хотите сказать, что они пытаются управлять даже историей? Влиять на будущее через прошлое?

— Еще как пытаются, — ответил Натан, — и у них это очень даже хорошо выходит. Поэтому все, что может поколебать утвержденный канон, подлежит либо уничтожению, либо забвению. Их вполне устраивает современная концепция христианской религии, а вы нашли нечто, представляющее угрозу. Результат налицо: вы здесь, но из уважения с вами пытаются договориться.

— У меня тоже есть тьма вопросов, — вступил в разговор Трубецкой. — Например, как ты сюда попал? Впрочем, нет, это не столь важно. Ответь мне вот на какой вопрос: почему это ваше «мировое правительство» так печется о сохранении жестких и заскорузлых догматов Церкви? Вы умеете просчитывать наперед? Вы подумали, к чему это приведет в будущем? Давайте идти назад, к рабству, только теперь не к физическому, а к духовному? И как все это соотносится с гуманистической философской доктриной христианской религии?

— Сергей, ты всегда был интеллектуалом, что очень приятно. Ты попал в точку, хотя, конечно же, в данном случае речь не идет о рабстве в буквальном смысле этого слова, — это пройденный этап. Скорее, имеется в виду построение определенной системы духовного подчинения, корни которой скрыты в любой религиозной системе, в том числе и в христианской доктрине. Мы просто следуем канонам Святого Писания и тому, чему учили иерархи Церкви. Позволь сделать небольшой экскурс в историю, а потом будешь делать выводы сам.

30 октября 332 года император Константин, великий и просветленный творец христианской мифологии, издал грозный указ против бегства колонов: « Тот, у кого будет найден чужой колон, должен не только вернуть его к месту его происхождения, но и заплатить за него подушную подать за то время, которое колон у него находился. А самих колонов, которые вздумают бежать, надлежит заковать в кандалы как находящихся в рабском положении, чтобы они были принуждены в наказание исполнять рабским способом обязанности, приличествующие свободным». Ты знаешь, кто такие колоны? Мелкие землевладельцы, использующие преимущественно свой труд и труд членов своей семьи для обработки арендованной земли. То есть, по-нашему, Константин ввел крепостное право. И это — в IV веке, всего через семь или восемь лет после Никейского собора, когда над ним, по идее, уже должна была бы воссиять благодать христианской философии всеобщей любви!

Далее. В проповедях Христа, донесенных до нас евангелистами в том виде, в котором они изложены в современном варианте Нового Завета, нет ни единого намека на призыв к борьбе с существующим тогда имперским строем, с Римом. Иисус никогда и нигде не выступал против рабовладения — экономической базы могущества империи. Еще более определенно по этим вопросам выступали апостолы. Особенно важны высказывания апостола Павла — одного из самых активных проповедников христианства среди язычников в разных регионах империи. Развивая мысли Учителя, в своем письме к эфесянам апостол Павел писал: « Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом». В послании к колоссянам он повторяет эту же мысль: « Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога». В первом послании к Тимофею апостол Павел обращается к этической стороне отношений рабов к рабовладельцам: « Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение. Те, кто имеет господами верных, не должны обращаться с ними небрежно, потому что они братья; но тем более должны служить им, что они верные и возлюбленные и благодетельствуют им. Учи сему и увещевай». В письме к Титу Павел требовал: « Рабов увещевай повиноваться своим господам, угождать им во всем, не прекословить, не красть, но оказывать всю добрую верность, дабы они во всем были украшением учению Спасителя нашего Бога». Ту же мысль высказывал святой апостол Петр в своем первом послании: « Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым».