Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 58

— Но ведь тот человек, у которого был меч, наверняка был арестован или даже убит, поскольку он оказал сопротивление представителям власти, не так ли? — поинтересовался в этом месте его рассказа Туллий.

— Так должно было случиться, но нападавший в суматохе убежал, как разбежались и все остальные люди, которые были с Иешуа, — ответил, отведя взгляд в сторону, Барух. Удивлению Тита Валерия не было предела. На отряд вооруженных до зубов солдат нападает один-единственный фанатик, едва не отсекает солдату ухо, а те не в состоянии его схватить? Но ведь само ношение оружия иудеями является преступлением, а нападение на солдат вообще карается смертью! И вдруг Тита Валерия пронзила догадка.

— Не думаешь ли ты, — спросил он Баруха, — что напавший на вас имел своей целью вовсе не защитить Иешуа, но как раз наоборот, вызвать стычку, в которой тот легко мог быть заколот?

— Думать, — честно ответил начальник храмовой стражи, — это не моя работа. Я — солдат и выполняю приказы. Все, что я знаю, — это то, что осужденный синедрионом Иешуа из Назарета был арестован и доставлен Каифе целым и невредимым. Все остальное для меня не важно. А ухо у того солдата вскоре зажило, как и не было ничего.

Титу Валерию оставалось выяснить, что же происходило в претории — резиденции префекта, куда арестованного возмутителя спокойствия доставили на суд римской власти. И вот тут оказалось, что узнать правду абсолютно невозможно, поскольку никто из посторонних на допросе не присутствовал. Там были только Пилат, его секретарь Марк и стража. Установить имена стражников и их местонахождение по прошествии трех лет не представлялось возможным, а Марк, как и Пилат, находился ныне в Кейсарии. Расследование зашло в тупик. Туллий уже отчаялся узнать что-либо и собрался возвращаться в Кейсарию, а затем на Капри, как вдруг на помощь пришел все тот же Барух, начальник храмовой стражи.

— Есть тут один человек, который знает кое-что. Но его услуги стоят денег, — сказал он Туллию.

— Сколько? — спросил тот.

— Сто динариев, — последовал ответ. — Это тому человеку. И столько же мне.

«Жадность и стремление к наживе когда-нибудь погубят этот народ», — подумал Туллий, ибо запрашиваемая сумма была по тем временам весьма значительной. Но и возвращаться к императору, не закончив расследование, он не хотел.

— Я согласен. Вот деньги. Веди меня к нему. — Он достал кошелек с монетами и передал его Баруху.

— Есть еще одно условие, — как бы нехотя произнес начальник храмовой стражи, приняв деньги. — Тот человек останется для тебя невидимым. Ты лишь услышишь его голос.

Туллий чуть было не вскипел от возмущения: мало того, что такие деньги взял, так он еще и условия ставит! Но потом взял себя в руки и сказал:

— Пусть так, пойдем же скорее.

Они вышли за стены города, когда уже стемнело. Небо было затянуто облаками, и лунный свет с трудом пробивал себе дорогу к земле. В небольшой оливковой роще, неподалеку от Яффских ворот, Барух оставил Тита Валерия одного. Несколько минут напряженного ожидания в темноте, в течение которых он уже успел трижды пожалеть, что ввязался в эту недешевую и, видимо, опасную историю, показались Туллию вечностью. Наконец у него за спиной раздался низкий голос:

— Спрашивай, но не оборачивайся.

Тит Валерий от неожиданности вздрогнул, но сумел сохранить спокойствие.

— Я хочу знать, что произошло на суде у Гая Понтия Пилата с подсудимым Иешуа из Назарета Галилейского три года тому назад, — не оборачиваясь, произнес он.





— Зачем тебе это?

— Я заплатил двести серебряных динариев, чтобы получить ответы на свои вопросы, а не отвечать на твои! — ответил Туллий.

— Ты прав, это справедливо. Я расскажу тебе все.

По дороге назад, в Кейсарию, где он снова должен был встретиться с Пилатом, Тит Валерий Туллий поймал себя на мысли, что в этом деле он по-прежнему понимает немного. Точнее, почти ничего не понимает. Если ему были более-менее ясны мотивы, побудившие первосвященника Каифу арестовать Иешуа из Назарета, то он отказывался понимать причины поступков самого Иешуа, некоторых из его учеников и, наконец, префекта Иудеи Гая Понтия Пилата. Почему бродячий философ не предпринял никаких попыток скрыться или спасти себя, ведь он наверняка знал о грозящей ему опасности? В многолюдном предпраздничном Ершалаиме скрыться было легко и просто, но он этого не сделал. Далее, почему те люди, которые сопровождали его, не стали защищать своего учителя, а просто разбежались? Откуда храмовая стража узнала, где будет Иешуа тем вечером? Какова была истинная цель нападения на солдат со стороны одного из учеников? Почему Пилат принял решение обмануть Каифу и сохранить жизнь Иешуа? Какова во всем этом роль секретаря претории Марка? Вопросы, одни вопросы… С таким багажом возвращаться на Капри было просто невозможно.

В этот раз Пилат встретил Туллия более приветливо, хотя и по-прежнему настороженно. Они неспешно отобедали на террасе, выпили хорошего вина, обсудили последние новости из Рима. Только потом Тит Валерий решился задать префекту мучившие его вопросы. Пилат, не проронив ни слова, внимательно выслушал посланника императора. Когда Туллий закончил, воцарилась тишина, нарушаемая лишь криками чаек да шумом морского прибоя. Наконец Пилат заговорил слегка дрожащим, как показалось Титу Валерию, голосом. На этот раз он не стал делать вид, будто не помнит бродягу Иешуа из Назарета Галилейского, которого он судил около трех лет назад.

— Наверное, я совершил ошибку, сохранив тогда жизнь этому смутьяну, — произнес после паузы Пилат. — Это все писарь Марк, это была его идея. Я дал убедить себя, что для империи будет лучше не создавать из Иешуа мученика, которого впоследствии иудеи могли бы признать мессией, казненным по приказу Рима, и использовать его казнь как повод для бунта. Такое развитие событий могло привести к восстанию, а у меня в тот момент не было достаточно войск, чтобы подавить его. Поэтому я решил сохранить Иешуа жизнь, запретив ему появляться в Иудее, Галилее и Самарии под страхом немедленной и страшной смерти. Понимаешь, меня ввел в заблуждение тот факт, что Каифа с Иродом сами могли легко расправиться с ним, но почему-то не сделали этого. Зная их ненависть к Риму, я предположил, что их действия были направлены против кесаря и интересов государства. Теперь же я вижу, что лучше было бы просто казнить этого Иешуа.

Он замолчал на мгновение, а затем вдруг произнес:

— Знаешь, друг мой, а ведь этот бродяга так и сказал мне тогда, во время допроса, что ему безразлично, приговорят его к казни или нет (это, мол, все предопределено свыше), и что все равно сбудется воля Отца его небесного… А вдруг он и впрямь был сыном иудейского Бога?

— Я не уполномочен обсуждать такие вопросы. А вот то, что кто-то должен быть покаран за случившееся, — это факт. — Туллий выглядел крайне серьезным и сосредоточенным.

— Пусть это будет Марк, — вдруг предложил Пилат. — Ведь мы с тобой всадники, братья по оружию, а он кто? Простой писарь.

— Хорошо, — Туллий кивнул, — это выход. Но я должен, учитывая нашу старую дружбу, рассказать тебе еще кое-что. — И он поведал Пилату о своем разговоре с таинственным незнакомцем, который в точности знал обо всем, что происходило тогда на суде.

Префект на несколько мгновений задумался.

— Афраний! — вдруг вскричал Пилат. — Это же был Афраний! О боги! Как же я сразу не догадался?! Только он мог знать все подробности. Только он мог подслушивать, как всегда! И это он написал донос кесарю! Теперь я понимаю! Предатель! Подлый предатель!

Даже отъехав от дома префекта на приличное расстояние, Тит Валерий Туллий все еще слышал, как кричал взбешенный Пилат.

Возвращение Туллия в Рим прошло без приключений. Затем он посетил Капри, где изложил обнаруженные им обстоятельства дела императору. Вердикт Тиберия бы краток: