Страница 16 из 58
После бурного обмена приветствиями эмоции были взяты под контроль, однако стало понятно, что «Гиннес» они будут пить вместе. И не где-нибудь, а в Сити, на Флит-стрит, в известной каждому жителю британской столицы классической английской пивной, которая была открыта в бывшем здании какого-то банка.
За пивом они разговорились. Как оказалось, судьба была к Натану Ковальскому милостива. Он работал по специальности в одном из местных университетов, названия которого Трубецкой не запомнил, и продолжал копаться в подробностях земной жизни Иисуса Христа. Сергей Михайлович внутренне обрадовался удаче, ведь эта тема сейчас крайне интересовала и его. Однако, когда Натан как бы невзначай спросил, что именно привело Трубецкого в Лондон, он все же решил быть осторожным и не стал рассказывать о коптском манускрипте. Сергей Михайлович лишь упомянул, что ему тоже в последнее время пришлось столкнуться с некоторыми аспектами событий двухтысячелетней давности, происшедших в Иудее, и задал Ковальскому всего два «простых» вопроса: правда ли с исторической точки зрения то, что описано в канонических евангелиях, и где пребывал Иисус между двенадцатью и тридцатью годами его жизни? Уж не в Египте ли?
В ответ Ковальского как прорвало. Он произнес длинную и весьма эмоциональную речь, в которой привел аргументы как «за», так и «против» версии о египетском периоде жизни Христа. Он не отрицал, что христианство очень много заимствовало из египетской мифологии, например поклонение кресту, идею о Божественной Троице, о погибающем и вновь воскресающем Боге, о Святом Духе, о Страшном суде для грешников. Однако, по его словам, до сих пор оставалось загадкой, когда это произошло — еще при жизни Спасителя или значительно позже. Что касается Святого Писания, то, по мнению Натана, в действительности все было так или почти так, как утверждали евангелисты, но при этом он вынужден был признать, что описанные в Новом Завете события допускают неоднозначную интерпретацию.
— Подожди, подожди, — перебил его Трубецкой, после такой речи попытавшийся собраться с мыслями. — Не хочешь ли ты сказать, что внешне все происходило именно так, как описано в Святом Писании, но мотивация поступков основных действующих лиц была совершенно иной, нежели та, что им традиционно приписывается?
— Именно, — кивнул Натан, — ведь в истории такое случается сплошь и рядом, когда желаемое выдают за действительное. Ну подумай сам. В Иудее правят двое: могущественный — даже при римском наместнике — царь Ирод Агриппа и всемогущий — как при Ироде, так и при римлянах — первосвященник Иосиф Каифа из влиятельного клана Ханана бар Шета. Этот клан десятилетиями контролировал духовную жизнь народа — как до, так и после Каифы. И вдруг все они смертельно испугались какого-то бродячего философа, который пришел в Иерусалим из Галилеи и стал всем рассказывать, что он — Сын Божий, а группа каких-то перепуганных мужчин и сомнительного поведения женщин принялась утверждать, что он совершал чудеса, исцелял и тому подобное, и все им поверили? Неужели ты считаешь это реальным? Да мало ли магов там бродило, особенно накануне Пасхи, а уж пророков у иудеев было — просто не сосчитать. Только в Талмуде их упомянуто больше тридцати! Так нет же, вдруг все разом взялись, подключили к этому толпу, чтобы та требовала его смерти, да не простой, а публичной, распятия, да еще с благословения римской власти. Если бы Ирод с Каифой хотели избавиться от Иисуса, то просто зарезали бы его или удавили тихонько, и никто никогда ничего бы о нем не узнал. Для чего нужна была вся эта демонстративная церемония сначала с судом синедриона, затем римского префекта, дорогой на Голгофу, казнью и всем прочим? Я долго над этим размышлял… Так вот, я пришел к выводу, пусть и парадоксальному, что они сознательно стремились к публичности, это было их целью — сделать из Иисуса мученика и страдальца, но сделать обязательно руками Рима!
Я так полагаю, что Каифа задумал достичь сразу две цели. Во-первых, ему важно было добиться публичной казни Иисуса римской властью, чтобы принародно наказать вольнодумца, которого он считал лжемессией, и тем самым раз и навсегда отбить у соплеменников охоту проповедовать что-либо противное учению иудейских пророков. С другой стороны, такая казнь должна была одновременно способствовать возникновению в среде последователей Иешуа нового культа, сконцентрированного вокруг фигуры распятого мученика. А поскольку тот был распят Римом, то и весь негатив со стороны последователей Иисуса должен был быть направлен на римскую власть. Этот культ, в случае его развития и распространения, а этому процессу Каифа готов был даже поспособствовать, мог бы, как вирус, заразить языческую, бездуховную и безжалостную, Римскую империю, полную противоречий и разногласий между населяющими ее народами. Каифа не верил, что Римскую империю можно погубить силой, а вот на духовном уровне ее сломить можно было!
Понимаешь, любая империя, которая не в состоянии сформулировать некую духовную объединяющую концепцию для образующих ее народов, неминуемо обречена на погибель.Только на штыках и насилии не то что государство — вообще ничего построить невозможно. До императора Константина Римская империя так и не смогла предложить покоренным народам объединяющую идею, а вот, к примеру, Византийская вошла в историю как редкий долгожитель. И все почему? Можно называть различные причины, но, на мой взгляд, решающим фактором стало то, что она подарила миру христианство в его нынешнем виде как единую, объединяющую всех религию! Впрочем, я отвлекся; вернемся назад, к плану Каифы. Он был уверен, что во всей этой истории иудеям с их Храмом, талмудом и мощной монотеистической традицией ничего не угрожало. Каифа просто боролся с захватчиками доступными ему методами на духовном, так сказать, уровне. И смотри, что в конце концов вышло: христианство стало-таки государственной религией Римской империи, пусть и не сразу, пусть через триста лет после распятия Иисуса, а за этим последовал ее раскол. Другое дело, что со временем обломки империи, приняв новую веру, стали даже крепче ее самой, но ведь прежняя империя исчезла! Я думаю, что Каифа именно к этому и стремился, хотя, конечно, он не мог знать, сколько времени займет реализация его плана. Вот так.
— Подожди, но ты же сам только что сказал, что клан бар Шета, к которому принадлежал и Каифа, был у власти десятки лет. Вряд ли это было бы возможно без сотрудничества с римской властью, от которой, как ты теперь утверждаешь, они хотели избавиться.
— Конечно же, они сотрудничали и с Валерием Гратом, и с Пилатом, и за это их очень не любили в народе. Однако даже они не могли смириться с таким, например, унижением, как то, что торжественное одеяние первосвященников хранилось не в Храме, а у римлян и выдавалось только на период праздников… Конфликты происходили постоянно, иначе сложно объяснить, почему Грат менял первосвященников одного за другим. Атмосфера в Иудее была такой себе гремучей смесью сотрудничества и ненависти.
И тут Сергей Михайлович потерял осторожность. То ли крепкое пиво сыграло с ним злую шутку, то ли заговорил его Натан, но Трубецкой вдруг с загадочным видом произнес:
— Я тут по случаю ознакомился с одной версией, довольно, с моей точки зрения, странной, и хотел бы услышать твое мнение. А версия такая: Пилат не распял Иисуса, а как раз наоборот, спас, и тот потом проповедовал в разных странах, вплоть до Индии, и там якобы умер.
Натан, выслушав вопрос, сначала несколько насторожился, но потом понимающе кивнул.
— Да, я слышал об этом. Хочешь — верь, хочешь — нет, но лично я считаю, что эта версия имеет право на существование, — несколько неожиданно для Трубецкого сказал он. — Не знаю, как там насчет Индии, но для меня самым удивительным является именно то, что план Каифы осуществился не благодаря, а вопреки воле первосвященника, ведь Пилат его раскусил! Он довольно быстро понял, что бродячий философ Иешуа из Назарета, которого привели на суд римского наместника, не представляет никакой другой угрозы, кроме той, что публичная злая смерть сделает его легендой, символом. А вокруг такой легенды может возникнуть все, что угодно: культ, волнения в народе, даже восстание нельзя исключить. И он решил помешать Каифе. Он спас Иисуса от распятия, подсунув первосвященнику в качестве жертвы разбойника Вараввана, которого совсем не жалко было и казнить, поскольку тот был известным душегубом. Однако Каифа через своих людей уже успел распространить в народе слухи о казни именно Иисуса, и подмена не достигла желаемой цели. В сознании людей, наблюдавших за казнью, на кресте был именно тот, о ком говорили им люди Каифы, — Иешуа из Назарета.