Инкарцерон

— Видишь эти кольца, парень? В каждом из них — чья-то жизнь. Жизнь, похищенная мною у одного из моих врагов. Все они умерли медленной и мучительной смертью и заперты теперь здесь, в полосках металла у меня на пальцах. Все силы, высосанные из них, хранятся здесь и ждут своего часа. Человек, Финн, может, обманывая смерть, прожить девять жизней, одну за другой. Так было с моим отцом, так будет со мной. Но колец у меня пока только семь.

Дружина обменялась напряженными взглядами. Женщины позади зашептались, кое-кто из толпы привстал на цыпочки, чтобы разглядеть перстни. Серебряные черепа мерцали и переливались в пропитанном наркотиком воздухе; один словно подмигнул Финну, кося пустой глазницей. Юноша прикусил губу и почувствовал в пересохшем рту вкус кета. Он был соленым, как кровь, в глазах от него переливались радужные пятна. У Финна взмокла спина — в комнате стояла нестерпимая жара. Со стропил посверкивали глазки крыс, летучая мышь выпорхнула из темноты и тут же снова спряталась. В углу, никем не замеченные, копошились в куче зерна трое ребятишек.

Йорманрих тяжело поднялся на ноги. Его исполинская фигура на целую голову возвышалась над толпой. Он взглянул на Финна сверху вниз.

— Тот, кто верен своему Вождю, не задумываясь, отдал бы ему жизнь этой женщины.

Иного выхода теперь не было. Финн посмотрел на Маэстру — та, бледная и как-то сразу осунувшаяся, смотрела на него.

— Жизнь женщины, Вождь? — нарушил тишину спокойный голос Кейро. — Слабого, беспомощного создания, подверженного прихотям и капризам?

Беспомощной она вовсе не выглядела, скорее разъяренной. Проклятье, почему она со слезами не умоляет о пощаде?! Как бы услышав его мысли, Маэстра склонила голову, и все же достоинство так и сквозило в каждом дюйме ее тела.

— Не слишком завидный трофей, — небрежно махнул рукой Кейро, — но, если ты так желаешь, она твоя.

Финн пришел в ужас — открыто дразнить Йорманриха было просто безумием, никто не отваживался на такое, никто не смел поднимать его на смех. Не так уж он одурманен кетом, чтобы не заметить выпад против себя: «Если ты так боишься смерти», «Если тебе так отчаянно нужна ее жизнь». Некоторые поняли намек — Амоз и Зома обменялись едва заметными ухмылками.

Йорманрих грозно сверкнул глазами, глядя на Маэстру, но встретил не менее яростный взгляд. Сплюнув красным, Вождь потянулся за оружием.

— Я не так привередлив, как всякие расфуфыренные сопляки, — прорычал он.

Финн шагнул вперед. Им двигало лишь одно побуждение — оттащить женщину, но Кейро железной хваткой сжал его руку. Йорманрих выхватил клинок и приставил острие к шее Маэстры, пониже подбородка, поднимая голову женщины. Нежная кожа в месте соприкосновения побелела. Все кончено, подумал Финн. Какими бы сведениями она ни обладала, ему уже никогда не получить их.

Позади хлопнула дверь, и язвительный голос произнес:

— Ее жизнь не имеет ни малейшей ценности. Отдай ее мальчишке, Вождь. Тот, кто пытается обмануть смерть, либо глуп, либо тешит себя несбыточными надеждами. И в том и в другом случае его не минет заслуженная им участь.

Толпа поспешно расступилась, пропуская низенького человека, одетого во все темно-зеленое — цвет Книжников. Несмотря на свои годы, он держался очень прямо, и даже члены Дружины беспрекословно уступали ему дорогу. Подойдя к Финну, он встал рядом. Йорманрих тяжело взглянул на него.

— Что тебе за дело до этого, Гильдас?

— Делай, как я говорю! — старик говорил с Вождем словно с неразумным ребенком. — Ты скоро получишь свои две жизни. Но ее, — он ткнул пальцем в сторону женщины, — среди них не будет.

Любого другого после таких слов ожидала бы смерть — его выволокли бы вон и спустили, подвесив за ноги, в шахту, на съедение крысам.

Йорманрих, чуть помедлив, опустил клинок:

— Ты обещаешь мне это?

— Обещаю.

— Мудрые не нарушают своих слов.

— Так и будет, — подтвердил старик.

Йорманрих задержал на нем взгляд и убрал оружие в ножны.

— Забирай.

Маэстра прерывисто втянула в себя воздух, однако не двинулась с места. Гильдас с раздражением дернул ее к себе.

— Уведите ее, — понизив голос до шепота, бросил он.

Кейро оказался быстрее замешкавшегося Финна. Проворно расталкивая толпу, он потащил женщину к выходу.

— У тебя было видение? — Старик, словно когтями, вцепился в руку Финна.

— Ничего примечательного.

— Об этом судить мне, юноша. — Гильдас бросил взгляд вслед Кейро и вновь обернулся к Финну. Его светившиеся умом маленькие черные глаза беспокойно бегали. — Расскажешь мне все до мельчайших подробностей.

Покосившись на запястье Финна с татуировкой в виде птицы, Гильдас разжал пальцы. Не медля ни секунды, тот бросился сквозь толпу к дверям в Логово.

Маэстра ожидала его появления, не обращая внимания на Кейро. Завидев Финна, она повернулась и гордо прошествовала в крошечную каморку в углу, служившую ее темницей. Финн кивком отослал стражу.

— Ну и что же это за пристанище Отребья? — прошипела она, обернувшись.

— Послушай, ты осталась жива…

— Только не благодаря тебе. — Маэстра гневно выпрямилась, со злобой глядя на него сверху вниз. — Если тебе что-то нужно от меня, ты этого не получишь. Всем вам место в аду, грязные убийцы.

Кейро прислонился к дверному косяку.

— Некоторые совершенно лишены чувства благодарности, — ухмыляясь, произнес он.

4

Когда, наконец, все было готово, Мартор собрал совет Книжников и призвал добровольцев. Им предстояло навеки оставить родных и друзей, распрощаться с зеленью травы и деревьев, светом солнца и сиянием звезд.

«Мы — Мудрые, — сказал он. — Успех дела зависит от нас. Наш долг — направить лучшие умы для руководства узниками».

Когда в назначенный час он приблизился к помещению Врат, многие слышали произнесенные им шепотом слова — он страшился не найти внутри ни души. Но за дверью его ждали семьдесят Книжников обоего пола. Сопровождаемые великими почестями, они вошли в Узилище.

Ни один человек не видел их более.

Вечером Смотритель устроил в честь высокого гостя торжественный обед. На длинном столе сверкал великолепный серебряный сервиз, кубки и тарелки которого украшала гравировка в виде соединенных фигур лебедей. Клаудия в красном шелковом платье со шнурованным лифом занимала место напротив лорда Эвиана. Отец, сидевший во главе стола, мало ел и негромко ронял слова. От его невозмутимого взгляда гостям становилось не по себе.

Никто из соседей и арендаторов не посмел ослушаться приказания явиться — да-да, именно приказания, мрачно подумала Клаудия: когда приглашает Смотритель, об отказе не может быть и речи. Даже мистрис Сильвия, которой было, кажется, лет под двести, явилась и теперь жеманничала с помиравшим от скуки молодым лордом, сидевшим рядом. Когда Клаудия взглянула на него, он как раз изо всех сил сдерживался, чтобы не зевнуть. Заметив ответный взгляд, она одарила его приятной улыбкой, а потом взяла и подмигнула, так что тот от удивления вытаращил глаза. Конечно, заигрывать с ним не следовало — он всего лишь входил в свиту Смотрителя: никак не ровня его дочери. Просто она и сама изнывала от скуки.

После бесчисленных перемен блюд — рыба, павлины, жареная кабанятина, засахаренные фрукты — начались танцы. Музыканты играли при свечах, расположившись на балкончике над чадной залой. Ныряя под приподнятые руки дам и кавалеров, выстроившихся двумя цепочками, Клаудия вдруг засомневалась — а правильно ли подобраны инструменты? Разве скрипичные альты появились не позднее? Зря она во всем положилась на Ральфа. Старый слуга прекрасно справлялся со своими обязанностями, но его внимание к деталям не всегда отличалось скрупулезностью. Конечно, когда она оставалась дома одна, это не имело значения, но Смотритель весьма щепетилен в таких мелочах.

Уже далеко за полночь она наконец проводила последних гостей до кареты, поданной к ступеням крыльца. Сопровождавшие ее мальчики-факельщики сонно клевали носами, огонь вот-вот грозил погаснуть на ветру, но Клаудия все не уходила в дом.