Невеста Борджа

Граф едва заметно кивнул.

— А могу я, в свою очередь, спросить, откуда вы об этом узнали?

— Я застала кардинала в компрометирующей ситуации, — ответила я. — Ситуация была такова, что я потребовала, чтобы он как можно быстрее покинул дворец. Он был недоволен.

И снова наш гость слегка кивнул, выслушав эту информацию.

Джофре тем временем залился краской — судя по всему, от смеси гнева и смущения.

— Моя жена не сделала ничего дурного. Она — особа самых высоких моральных устоев. Какие обвинения были выдвинуты против нее?

Граф потупил взгляд, демонстрируя свою скромность и нежелание говорить о подобных вещах.

— Что в ее личные покои входил не один, а несколько мужчин, в разное время.

Я недоверчиво рассмеялась.

— Но это же чушь!

Граф Марильяно пожал плечами.

— И тем не менее эти вести вывели его святейшество из душевного равновесия — настолько, что он отзывает вас обоих в Рим.

Хоть я и не была счастлива в Сквиллаче, я не имела ни малейшего желания жить среди Борджа. Здесь, в Сквиллаче, я хотя бы была рядом с морем. Джофре при мысли о возвращении в родной город тоже сделался мрачен. Он упоминал о своих родственниках исключительно мимоходом и никогда ничего толком не рассказывал; но из его немногочисленных обмолвок мне стало ясно, что он их откровенно боится.

— Как мы можем доказать лживость этих обвинений? — спросила я.

— Меня прислали сюда провести официальное расследование, — сказал Марильяно. Хотя от мысли о том, что папский посланец примется въедливо изучать меня, мне сделалось неуютно, прямота и откровенность старого графа мне понравились. Он был любезен, но решителен — одним словом, честный человек. — Мне необходимо получить возможность поговорить со всеми дворцовыми слугами, дабы допросить их.

— Говорите с кем хотите, — тут же сказал Джофре. — Они с радостью скажут вам правду о моей жене.

Я улыбнулась мужу, благодаря его за поддержку. Граф продолжал:

— Есть еще один вопрос — о расточительстве. Его святейшество недоволен тем, что на дворец в Сквиллаче потрачено так много денег.

— Я думаю, что для ответа на этот вопрос вам достаточно лишь посмотреть по сторонам, — сказала я ему. — Взгляните сами и рассудите, является ли здешняя обстановка чрезмерно роскошной.

Тут уж даже Марильяно не сдержался и улыбнулся.

Все расследование заняло два дня. За эти два дня граф поговорил со всеми слугами, придворными дамами и кавалерами. Кроме того, я позаботилась о том, чтобы он поговорил с маленьким Маттео. Вся наша челядь оказалась достаточно благоразумна, чтобы не припутывать Джофре ни к каким прегрешениям.

Я лично проводила Марильяно к ожидающему его экипажу. Граф слегка приотстал, пропустив своего помощника вперед, и в результате мы с ним получили возможность поговорить наедине.

— Мадонна Санча, — сказал граф, — исходя из всего того, что мне было известно о Луисе Борджа, я с самого начала расследования ни капли не сомневался, что вы невиновны в том, в чем вас обвиняют. Теперь же я знаю, что вы не просто невиновны, но что вы внушаете сильную привязанность и любовь всем, кто окружает вас. — Он быстро и незаметно огляделся по сторонам. — Вы заслуживаете того, чтобы знать всю правду. Меня прислали сюда отнюдь не только из-за обвинений кардинала.

Я понятия не имела, на что он намекает.

— Тогда из-за чего же?

— Из-за того, что свидетели говорили о вашей необычайной красоте. Ваш муж писал о ней в самых нежных выражениях, и это само по себе вызвало интерес его святейшества. Но теперь ему сказали, что вы красивее Ла Беллы.

Ла Белла, Красавица: так прозвали Джулию Орсини, нынешнюю любовницу Папы, которую молва назвала самой красивой женщиной Рима, а может, и всей Италии.

— И что же вы сообщите его святейшеству?

— Я — честный человек, мадонна. Я должен буду сказать ему, что это правда. Но я также скажу ему, что вы из тех женщин, которые хранят верность своим мужьям. — Он на миг умолк. — Хотя, если говорить начистоту, ваше высочество, я не думаю, что это что-либо изменит.

На сей раз лесть не доставила мне ни малейшего удовольствия. Я не желала выходить замуж за Джофре Борджа, потому что любила другого человека, потому что хотела остаться в Неаполе, рядом с моим братом, и потому что Джофре был еще сущим ребенком. Теперь же у меня появилась еще одна причина сожалеть об этом браке: похотливый свекор, который заодно — так уж случилось — является главой всего христианского мира.

— Да благословит и сохранит вас Господь, ваше высочество, — сказал Марильяно, потом забрался в свой экипаж и отправился в Рим.

Вскоре у меня появились еще более серьезные поводы для беспокойства, чем мысли о влюбчивом свекре, Папе Римском, мечтающем сделать меня своей новой любовницей.

Всего лишь через месяц после моей свадьбы в Калабрию пришли новости: Карл VIII, король Франции, задумал напасть на Неаполь.

«Ре Петито», «Короленыш» — так его прозвали в народе, потому что он родился с короткой, искривленной спиной и кривыми конечностями; он больше походил на горгулью, чем на человека. А еще ему от рождения была свойственна страстная тяга к завоеваниям, и его советникам не понадобилось много времени, дабы убедить его, что анжуйцы в Неаполе жаждут обрести короля-француза.

Его королева, прекрасная Анна Бретонская, делала что могла, чтобы отговорить его от идеи вторжения. Она наряду с прочими французами была ревностной католичкой, всей душой преданной Папе, а вторжение в Италию, несомненно, оскорбило бы его до глубины души.

Охваченная беспокойством, я написала Альфонсо, дабы выяснить, как обстоят дела. Ответ пришел лишь через несколько недель, и это не добавило мне спокойствия духа.

«Не бойся, милая сестра.

Да, правда, король Карл жаждет войны, но наш отец отправился в Виковаро на встречу с его святейшеством Александром. Они заключили военный союз и тщательно спланировали свою стратегию. Как только Карл услышит об этом, он преисполнится сомнений и откажется от своей глупой затеи. А кроме того, раз Папа так твердо занял нашу сторону, французский народ ни за что не поддержит идею напасть на Неаполь».

Конечно же, Альфонсо постарался изложить все в самом благоприятном виде, но я слишком хорошо поняла истинный смысл его письма. Угроза со стороны французов была реальной — настолько реальной, что мой отец и Папа обсуждали военные планы, удалившись из Рима.

Я прочитала это письмо вслух донне Эсмеральде.

— Все в точности, как предсказывал Савонарола, — мрачно изрекла она. — Это конец света.

Я фыркнула. Мне не было дела ни до этого флорентийского придурка, вообразившего себя избранником Божьим, ни до толп, стекавшихся, чтобы послушать его проповеди об Апокалипсисе. Джироламо Савонарола поносил Александра со своей безопасной церковной трибуны на севере и бичевал семейство Медичи, правящее в его собственном городе. Этот священник-доминиканец явился к Карлу и заявил, что он, Савонарола, — посланец Господа, избранный им, дабы исправить и преобразовать Церковь, изгнать заполонивших ее язычников, любителей наслаждений.

— Савонарола — буйнопомешанный, — сказала я. — Он думает, будто король Карл — это кара Господня. И еще думает, будто апостол Иоанн в своем «Откровении» предсказал вторжение в Италию.

При виде такого недостатка почтения с моей стороны донна Эсмеральда перекрестилась.

— Отчего вы так уверены, что он ошибается, мадонна? — Она понизила голос, словно бы опасаясь, что Джофре может услышать ее из другого крыла дворца. — Это пороки Папы Александра и развращенность его кардиналов навлекли на нас такое несчастье. Если они не покаются, мы пропали…

— С чего бы вдруг Богу наказывать Неаполь за грехи Александра? — возмутилась я.

На это у донны Эсмеральды ответа не было.

Но она все равно продолжала молиться святому Януарию; меня же снедало беспокойство. Угроза нависла не просто над троном нашей семьи — мой младший брат уже стал достаточно взрослым, чтобы сражаться. Его учили владеть мечом. Если нужда возникнет, его тоже призовут к оружию.