Остров живых

А курсант Рукокрыл, его приятель Ленька и еще несколько ребят из их взвода каким-то образом примкнули к нашей команде. Теперь нас куда больше – водолазы и троица саперов тоже с радостью покинули жуткое место.

C кормы грохает взрыв хохота. Любопытство тянет посмотреть, что там.

Ленька, нахлобучив себе на голову три каски и навесив на себя три бронежилета, пародирует Фетюка. Талант у парня явно есть – он точно копирует характерные интонации, высокомерный взгляд, жесты и мимику своей жертвы. Текст получается, на мой взгляд, несколько хуже. Но зрители тут невзыскательные, и потому мужики киснут от смеха.

– …эльф Сглазавнос получил в подарок от своей невесты принцессы Наполлейэль бронелифчик с шестнадцатью заклепками. Жалки те невежды, кои мнят неважным количество заклепок, а тем более подвергают сомнению уникальность защитных свойств эльфийских бронелифчиков. Простой пример: 123-й особопехотный полк гуркхов не был снабжен бронелифчиками в сражении под Пешаваром – и был вдребезги разгромлен всего лишь восьмидесятитысячным войском найтилинского эмира. Другой пример, мой персонаж в «Линеаже» эльфийка Лезькомненаель, будучи защищенной бронелифчиком голубого цвета с восемью заклепками, легко добилась третьего уровня, а после замены на бронелифчик с четырнадцатью заклепками смогла выполнить квесты на пятый уровень! Не каждому и тридцатилевельному гному это под силу!

– У гномов квесты другие! – вступается с обидой в голосе Рукокрыл.

– Вы жалки! – дико глянув на дружка, истерическим тоном выкрикивает Ленька.

– Я жалок, я жалок… – начинает слезливо причитать поникший головой Званцев-младший.

– Нет, вы даже представить себе не можете, насколько вы жалки! В знак этого, чтоб удобнее было поливать вас моим презрением, я поднимусь в гордые выси, где только мне и место!

С этими словами Ленька ловко карабкается на какую-то металлическую штуковину, позволяющую ему подняться сантиметров на шестьдесят выше уровня палубы, гордо взблескивает глазами, да не глазами, а очами, коль скоро это более подходит к патетическому моменту, встает в позу победителя, простирает длань и громко и пафосно вещает сверху:

– Вы все – ЖАЛКИ! Весь мир – жалок, ибо я, и только я воистину велик! Я Бог Всеведущий!

Тут он поскальзывается, нелепо взмахивает руками и улетает за борт, мелькнув в воздухе рубчатыми подошвами ботинок. Этот кульбит настолько смешон, что нас аж сгибает от хохота пополам, ржем так, что слезы текут.

– Стоп машина, человек за бортом! Стоп машинааааа!!!!

Крик не вписывается в общий настрой, и несколько секунд мы все приходим в себя. Впрочем, не все, побледневший Рукокрыл срывает с себя одежку, нелепо прыгает на одной ноге, избавляясь от застрявшего на полдороге ботинка и не очень ловко – мешает зажатый в руках спасательный круг, сдернутый с крепления на поручнях (или как там водоплавающие эти штуки называют), – прыгает туда же, в стылую воду за кормой. Катер действительно сбрасывает ход, это заметно.

Следом за Рукокрылом сигают двое водолазов, потом, бросив несколько быстрых взглядов на берег, на плывущих в ледяной воде, туда же без всплеска прыгает Филька.

До меня доходит, что курсант свалился в воду, обвешанный железяками, и всплыть ему – проблема. Каски-то он сбросит. А вот комично напяленные и закрепленные посмешнее бронежилеты с пластинами сорвать в воде ему будет трудно, да и глубина тут… Черт ее знает, какая тут глубина. Маркизова лужа [14]мелкая, но всяко раз плывем – тут есть где тонуть…

Катер останавливается. Прыгнувшие за борт собрались в кружок, вижу, что начали нырять. Черт, а далеко мы усвистали от места падения, если они, конечно, правильно засекли место. Прошибает самый настоящий ужас – если его не найдут, получится, что мы потеряли хорошего парня на ровном месте, просто по глупости, еще и ржали как идиоты. Тошный ужас, ледяной какой-то, сжимающий внутренности – аж дыхание комом встало.

Переглядываемся с Надеждой.

– Давайте-ка место подготовим. Если и не искусственное дыхание делать, то греть несколько человек придется точно.

Она подбирает разбросанную прыгнувшими в воду одежду и обувь.

Места на посудине не густо, но находим, где тепло и где можно разместить замерзших людей. На душе мерзко.

– Ничего, он курсант, они плавать умеют, – бормочет скорее самой себе в утешение побледневшая медсестра.

А по часикам уже больше пяти минут прошло. Катер тихо дает задний ход. Еще не хватало, чтоб кого винтом секануло. Совершенно дурацкая мысль проскакивает: «А еще хорошо, что акул у нас тут не водится». Свинцовая мутная водичка плещется совсем рядом, и гулко раздаются голоса.

Капитан лайбы вертится тут же, что-то сопоставляет.

– Эй, левее возьмите и метров десять к берегу! – кричит кто-то из саперов ныряльщикам.

– Точно! Левее надо!

– Ни хрена, они правильно место взяли!

Время ощутимо тикает внутри черепной коробки. Его потерю просто ощущаешь физически. Словно оно течет как песочек, только это не песочек, а жизнь отличного, талантливого и еще толком не пожившего мальчишки…

– Уже десять минут прошло, – мертвым голосом шелестит рядом Саша.

– Ничего, ничего, вода холодная, мозг в таких условиях кислородное голодание выносит устойчиво… – таким же шуршащим, как старая газета, голосом выдавливаю я.

Капитан тем временем отгоняет тех, кто собирается лезть на помощь, популярно объясняя, что в воде и так до хрена купальщиков. Водолазы, а они все там, с Рукокрылом рявкают чуть не хором, чтоб к ним не лезли.

В их действиях видна какая-то система, только я не могу понять, какая именно, но ныряют они целеустремленно. Прожектором с рубки слегка подсвечивают участок – чтоб в глаза не бил, а именно подсвечивал.

Плещется водичка за бортом…

– Есть! – орет кто-то – Тянут!

На часах семнадцать минут прошло… Одна надежда на холодную воду…

На корме клубок народа. Вытягивают Леньку – как был в касках и бронежилетах, так его водолазы и вытянули наверх. Как с ним доплыли, не понимаю.

Лицо белое как мел, голова мертво мотается.

Кто-то пристраивается уложить его поперек колена, чтобы воду, значится, эвакуировать из желудка и легких, но тут уже наша епархия.

– Отставить, тащите его в этот, как его – кубрик! Давайте, давайте живо! – И тихо Саше, всовывая ему в руку теплую тяжесть «марго»: – Следи, если он мертв и оживет, чтоб не успел!

– Он же в каске, – шепчет Саша.

– Изловчись!

Мокрое тело, с которого ручьями льет вода, притаскивают в кубрик – или как там оно называется – самое просторное помещение на этом катере. Ванна у меня просторнее, черт бы все это побрал.

Дыхания после семнадцати минут под водой, ясен пень, нет как нет. Огромное облегчение – пульс на сонной артерии тихонький, слабенький, но есть. Тело еще живое, зрачок на свет моего фонарика-брелка реагирует, значит, есть некоторая надежда, что вернем душу обратно. Правда, душа-то душой, а вот кора головного мозга может и сильно пострадать… Но это видно будет только потом.

Значит, сердце молодое, здоровое гоняет по-прежнему кровь по сосудам, только вот беда – в этой крови кислорода нет. Нам надо быстро дышать за Леньку. Сам-то он не сможет, понятно, пока я его не заведу.

Так, долой с него бронежилеты, вытряхиваем его из одежды, одеяло какое-то на пол и ровно тело на спину. Теперь (дыхательные пути чтоб были свободны) одной лапой – под челюсть, другая – на лоб, чуток откидываю его голову, чтоб язык не мешал. Когда человек без сознания, язык мякнет и комом закрывает путь воздуху, часто люди без сознания от этого гибнут. Особенно если еще и с носом проблемы – кровотечение или насморк.

Теперь рот открыть, проверить, нет ли там чего, а то начну дуть – и влетит в бронхи какая-нибудь фигня вроде жвачки, сломанного зуба или еще что такое же нелепое, но вызывающее потом очень серьезные осложнения.

14

Маркизова лужа – народное ироничное прозвание Невской губы.