Лагерь живых

— Нет, это так. По детским впечатлениям, — улыбается Семен Семеныч.

— А что за детские впечатления?

— Я перед армией в ДОСААФе на водителя учился. А положено было еще и работать. Школу закончил, до армии время оставалось — пока восемнадцать лет стукнет. Ну и поработал некоторое время, пока прав не было, еще в Артиллерийском музее. Вот там пришлось пушки покатать.

— С чего это так? Там же они навечно поставлены?

— А как раз была реконструкция пятого зала.

— Это который про начало Великой Отечественной?

— Он самый. Там уже подиумы старые стали ломаться — пушку же для хранения вывешивать надо. Если она на колесах стоять будет, то наполнитель резиновый, гусматик, деформируется, и катить станет нельзя.

— Точно, я видал! У нас маневры были, так в артполку треть гаубиц накрылась после небольшого марша в сто километров! От колес аж ошметья летели… — вспоминаю я не очень давнюю службу в армии.

— Вот-вот. Пушки со старых подиумов скатили, и они в зале стояли на полу. А со старыми подиумами распрощались — разобрали и вынесли. Новые же задержались. Ну и так вышло, что я участвовал сначала в снимании пушек, потом в расставлении их по залу. На новые подиумы ставил тоже. Не один, конечно. Но как молодой-здоровый участие принимал с остальными стариканами.

— Так что, есть опыт артиллерийский?

— Скорее транспортный, по профессии. Сам себе тягач называется. Поэтому опыт есть. Кроме того, пришлось принимать участие в перекатывании во дворе Артмузея других систем. Вот это действительно тяжело пришлось. Там тоже в тот год перестановки делались. Вроде бы как раз ставился атомный миномет «Ока».

— Это такая жуткая дура вроде большой «Берты»?

— Нет, «Берта» пушка нарезная. И атомными минами стрелять не может. А этот не нарезной. Зато может вдуть атомным зарядом на сорок пять километров. Так что артиллеристом назвать меня нельзя. Работу танковых орудий и артсистем наблюдал в армии на полигоне только.

— Что-то вы улыбаетесь хитро? — подмечает глазастый Саша.

— Из молодецкой дури часть пушек катал сам. В одиночку. Стыдно признаваться, но дурил много. Было достаточно свободного времени — столяры задержали поставку подиумов, и меня забыли нагрузить работой. От безделья спал в кабине «катюши». Самые мерзкие ощущения — как там люди ездили? Кабина «Шишиги» [2], после «катюши», роскошный лимузин, а уж про нее ругани у шоферов было много! Очень там сидеть неудобно — и сиденье не регулируется, и кабина тесная.

— А у нас трое во время маневров влезало в кабину, — вспоминаю я.

— Зимой небось?

— Ага. В Сальских степях — неподалеку от Волгограда.

— Знаю эти места — там зимой за тридцать градусов мороз, да с ветерком…

— Точно! Но я вас перебил.

— Да и кроме того я там охотился с пушками за бабкой-уборщицей. Она была слепая и глухая, возраста такого, что Мафусаил по сравнению с ней мальчонка, поэтому мои экзерциции она не замечала. Зал здоровенный — выкатываешь пушку на прямую наводку, наводишь — потом открываешь замок и смотришь в ствол — попал аль нет. Азартное занятие. А самое теплое ощущение — от 37-миллиметровой немецкой «армейской колотушки» [3]. Ее еще немцы после знакомства с нашими танками стали называть «дверной молоток». Не пушка, а песня, бегом катать можно. ДШК [4]на станке в разы тяжелее. Утюг утюгом… даже наша «сорокапятка» [5]легче. Очень хороша на ходу «полковушка» [6]на станке от «сорокопятки».

— А другие пушки как?

— Далее идет «грабинская» [7], но там куда лучше, когда кто-нибудь на стволе повиснет, все-таки станины поднимать тяжело, — центр тяжести у нее смещен назад. Ну потом наша 57-миллиметровая и наконец немецкая 50-миллиметровая. Эта при перекатывании вызывала грыженосные чуйства. Также легко было катать зенитки калибром 37 миллиметров. 85-миллиметровую — не сдвинуть вовсе. Зато на зенитках — сядешь в кресло наводчика по горизонтали, крутишь рукоятку наводки — такая карусель получается! Куда там луна-парку — крутишься с площадкой аж со свистом.

— А немецкую противотанковую, 88-миллиметровую не таскали? — подначиваю я водителя.

— Шутишь! Она, во-первых, в соседнем зале стояла — а там реконструкции не было, а во-вторых, вес у нее — трактором не сдвинешь.

— А закатывали эти пушки наверх на третий этаж как?

— Так по пандусу в вестибюле и закатывали — там же пандус с двух сторон как раз для этого и сделан. В одно время со мной там два таких же молодых балбеса перед армией прохлаждались. Вот у них было любимое развлечение — гонки по пандусам устраивать. Понедельник-вторник выходные, посетителей нет. Балбесы заберутся наверх и бегом с гиканьем по пандусам вниз — кто первый добежит. А там еще такие барьерчики стояли. Так они на бегу через них прыгали. Хранитель там был, спец по стрелковому оружию, Нацваладзе звали, так один его чуть не убил — налетел со всей дури. Дальше вместе по пандусу катились, чудом ничего не поломали.

— А вы с ними не бегали?

— Да ну, я был положительный, а они — шалопуты какие-то. Сперли у художников репродукцию с плаката Великой Отечественной. Там такой парень-сибиряк со снайперской винтовкой показывает шесть гильз на ладони, а за его спиной шесть березовых крестов с немецкими касками. И подпись такая нетолерантная: «Бей так — что ни патрон, то немец!» Прилепили ее к автобусу с немецкими туристами, которые из Петропавловки возвращались. Ну, скандал, Бульба извинялся. Другой раз их за досками послали на нашей музейной «Шишиге». А им скучно сидеть было. Так сообразили, там в кузове валялся какой-то ватник — грязнее грязи. Весь в мазуте и прочем говнище. А за нашей музейной таратайкой на светофоре встала какая-то расфуфыренная иномарка, «кадиллак». А тогда иномарок в городе можно было по пальцам пересчитать. Вот они в знак пролетарского протеста, когда зажегся зеленый, этот ватник за рукава взяли и на лобовое стекло иномарки кинули. Хорошо лег, плашмя. И рукавами обхватил. Иномарка так тормознула, что задние колеса от асфальта оторвались. Оказалось, американский консул ехал. Когда им на ветровое стекло такое прилетело, чуть от испуга не помер — думал, человека сбили. Потом его водитель двумя пальчиками ватник стянул, а сквозь стекло по-прежнему не видно ни хрена, мазут с грязью остался ровным слоем. Опять скандал, на этот раз — дипломатический, опять Бульба извинялся.

— А Бульба — это кто?

— Директор музея тогда был. Полковник Бульба. Хороший мужик, но что-то ему не везло.

— А что с ним еще такого случилось?

— Собака живот погрызла. Причем он сам же настоял, чтоб собаками усилили охрану Артмузея. Тож инцидент был из ряда вон…

— Да рассказывайте, не тяните!

— Так и не тяну. Он как пришел, так и понеслось. Идет по коридору, а там сотрудницы перед фотографом рассаживаются, групповой снимок делать. И его позвали. Он в цветник этот залез — в Артмузее женщин много — в художественном отделе, экскурсоводы, бухгалтера, причем и молодые. Через пару дней Восьмое марта. В коридоре висит стенгазета на эту тему. В центре тот самый снимок с подписью: «Наши милые женщины». И полковник в цветнике улыбается… Так как-то и шло. Вроде и пустячки, а неприятно. А потом двое сукиных детей — шпана лет по двенадцать — спрятались в экспозиции, дождались окончания работы музея, прохождения патруля, и, побив витрины, потырили кучу всего: автомат немецкий, несколько пистолетов, гранаты холощеные, но с виду-то не скажешь, награды разные. По веревке из окна третьего этажа спустились в парк. Добрались до «Горьковской», а в метро их и повязали. Как раз в тот день начал действовать «комендантский час для детей» — Романов распорядился, что после двадцати двух часов дети без взрослых должны задерживаться милицией и доставляться в отделения. Везли их в грузовичке-фургончике, в «Операции Ы» там как раз в таком Феде на стройку обед с сиреной везут, вместе с какими-то пьянющими «синяками». Мальцы перепугались, и, пока «синяки» дрыхли, им засунули гранаты в карманы, пистолеты, а автомат и остальное высыпали под лавку. Приехали. Открыли менты дверь, говорят: «Выходите!» Дети эти чертовы выпорхнули, а «синяки» проснулись, стали вылезать, да и упал первый-то. И граната покатилась. Менты аж подпрыгнули — брали ханурика пьяного, а у него и граната, оказывается! Заломали руки — пистолет в кармане! Тогда террористов и в помине не было, ну разве что в Москве дашнаки пару взрывов состряпали. Да и то как-то это не прошумело. Другого «синяка» шмонать — еще пистолет! О, банду взяли! «Черная кошка»! А в фургончике автомат, еще пистолеты, ордена на полу. В общем — атас! Потом разобрались. Вот после этого Бульба и выпросил в придачу к милиционерам еще и сторожевых собак, чтоб унюхивали нарушителей. И первым под раздачу попал — засиделся в библиотеке, пошел к себе в кабинет, а тут как раз обход. Ну и покусали его… За живот… Потом, правда, оказалось, что собак правильно ввели, постоянно кто-то прятался, благо есть куда. Но уже старались, чтоб собачки сами по себе не бегали — не ровен час опять директор в библиотеке засидится…