Крепость живых

Командир карателей из рапорта этого шустрого немца понял, как партизаны его дурили - гати у партизан были на болотах притопленные - настил под водой, не видно его.

Взяли егеря пехотное усиление и рванули.

И с концами пропали - практически две роты пехоты да егеря всей командой…

Гатьто подорвали фугасами - перед колонной и за ней, как втянулась. А авангард постреляли - на болоте не заляжешь. Остальных и стрелять не пришлось - болото съело. Гатьто была жидкой, фальшивой, не предназначенной, чтоб куча солдат на ней стояла, да еще и проложена там, где одна разведгруппа с шустрым «языком» могла проскочить. Хорошее местечко для этой гати выбрали, гиблое с гарантией. И базы там не была, одна инсценировка.

- Толково! - одобряет Коля, внимательно слушавший эту историю.

- Так а то же - отзывается рассказчик.

Поляк опять чтото бормочет. Пассажир внимательно осматривает ту часть лица больного, что не замотана.

- Живой пока. Скоро прибудем?

- Трави дальше, быстрее долетим. Я и так стараюсь и ветер попутный, кстати - отвечает пилот.

- Тогда расскажу про железную дорогу. Кроме аэродрома у Германа еще своя железная дорога была. Раньше узкоколеек много было, торф возили, лес. Вот одна такая ветка для перевозки торфа очень удачно была проложена - практически к линии фронта и достаточно близко от базы. Мало того - и подвижной состав был - паровозы, вагоны. И практически вся ветка по такой глухомани шла - милое дело ездить из немецкого тыла к нам за линию фронта. Только один кусок проходил у железнодорожной узловой станции - там как раз торф и перегружали раньше.

Ясно дело - гарнизон немецкий на станции. Сильный гарнизон. Разумеется, так просто состав не проведешь. Потому на первых порах как состав вести - так с другой стороны по гарнизону удар наносили - обстреливали. Немцы такую взаимосвязь обнаружили, сделали выводы. И перестали обращать внимание на составы, по узкоколейке шмыгающие. И нападения на гарнизон - прекратились. Партизаны ездят, немцы - не видят. Соответственно и те, и другие ведут себя прилично. Такое никогда не бывало, чтоб у партизан свой аэродром солидный, своя железная дорога и чуть ли не по расписанию все это работает. Партизаны тоже не хамели - ездили ночью, без песен и гармошек, немцы аккуратно светили не туда. Все довольны.

Комендант гарнизона убыл с повышением на новое место службы, прибыл сменщик - служакамайор. Намеков не понял, от того, что по вверенной его гарнизону территории регулярно и постоянно партизанские составы ездят, натурально очумел, той же ночью как он прибыл, очередной состав угодил в засаду, трассу перерезали.

На следующий же день гарнизон был атакован, смят, кто мог - удрал, станцию партизаны удерживали несколько дней, что смогли - вывезли, что не смогли - сожгли и взорвали, заодно снесли пять мостов. Один из них - стратегического назначения. Дорога на 12 дней встала. Майор погиб. Что странно - партизаны его в свои отчеты не включили, не они вроде его застрелили, получается.

А вернувшиеся на станцию немцы оттянули проволочные заграждения так, чтоб они до этой узкоколейки вообще не доходили и в упор перестали возобновившееся движение замечать. Тут еще момент - немцам было известно, что попавшие в плен к германовцам солдаты получали статус военнопленных и перевозились за линию фронта на Большую Землю живыми, что вообщето для партизанской практики совсем было нехарактерно. Еще и поэтому желающих плевать в колодец было мало. И возили как раз мимо этой станции.

Вот таким путем и образовался Партизанский край - Герман был грамотным организатором, местных жителей берег - вот Лекарю наверное будет интересно узнать, что лазарет на базе работал и для местных жителей и даже своя «скорая помощь» была - в деревни выезжала. Конечно и то, что налаженное снабжение позволяло партизанам не напрягать местных с провизией, а немцы попугивались там шариться, так что всем было хорошо.

- Идиллия прямотаки - хмыкает Коля.

- Это и погубило, в итоге. Слишком все уж стало хорошо и мирно.

- И? - поворачивает голову летчик.

- И немецкому командованию стало известно, что немецкие военнослужащие для передвижения по территории просят у партизан пропуск. Командование взбеленилось. Бросили на ликвидацию края полнокровную дивизию с танками, артиллерией, еще частей в усиление наскребли - даже сняв с фронта. Авиацией подкрепили. Устроили карательную операцию, стали жечь деревни, население побежало под защиту партизан, тем солоно пришлось. Вырвались из кольца, но Герман погиб.

- Както слишком уж на роман похоже - сомневается Коля.

- На войне и в любви все возможно - отвечает пассажир.

Ну да, действительно. Это мы свой опыт похерили, те же чечены и афганцы как раз опыт партизан - наших же - тщательно изучали. Рыгнулось нам это сильно…

- Все, прибыли, садимся - замечает летчик и начинает активно переговариваться с землей.

В больнице меня сразу отправляют на помывку. Санитарка подозрительно крутит носом, когда я складываю свои шмотки на стул в предбаннике помывочной.

- И чем таким необычным я озонирую воздух? - спрашиваю у санитарки.

- Паленой шерстью, горелой химией и еще какойто гадостью. Я сейчас еще мыла принесу.

Ну да, разумеется…

Поляка уже потрошат в операционной. Шансов у него не густо получается - по срокам, если память не изменяет 50 %. Но мы его кантовали не раз, трясли, так что вполне может быть и ниже. Впрочем, я его привез живым, уже хорошо. А с процентами - дело такое, что если бы ему прогноз давал 1 % на то, чтоб выжить - и он бы выжил - ему было бы плевать на остальные 99 %. И наоборот, соответственно.

Отмывшись и вроде бы избавившись от своих запахов, обнаруживаю, что старательная бабка оставила мне только опять же халат, все такой же сиротский, тапкишлепки да на стуле лежит вынутый из кармана болоньи пистолет, да и «Малыша» она оставила тут же. Мешок с экзотичными стволами запихнут под стул. Ну что ж, пошли так. Надо бы бабке что приятное притащить - больно уж работник хороший. Заботливый, старой школы.

Николаич с большим интересом перебирает стволы из мешка.

Проверяет весло АК74, кивает, ставит в сторону, потом удивленно проверяет Глоки, еще больше удивляется, осматривая револьверслонобой, разглядывая камеры в барабане и ствол на свет, и уж совсем неприкрыто дивится на последний револьвер. Я только сейчас замечаю, что ствол у этого револьвера расположен совершенно непривычно - снизу, а сверху просто полая хрень - явно под ЛЦУ.

- Это что такое?

- Получается так, что это, в общем, хорошее приобретение. А родителей как устроил?

- Не полетели они. На лето на даче остались.

- Вот даже как? И почему?

- Ну, там народу набралось с полсотни, мои себя нужными почуяли - причем там больше нужными, чем здесь. Опять же там детей куча. А моим неловко.

- Интересное кино. И что дальше делать?

- Пока не знаю. Наверное, дружбу с летунами заводить, подмазывать их и умасливать. Около моей деревушки вроде получается полевой аэродром устроить - есть посадочное место, цистерну с топливом там прихомячили. Ну и группа вполне боеспособная, особенно если оружия им подкинуть. Кстати летуны тоже насчет оружия спрашивали. У Ильяса что?

- Латали Ильяса долго. Заходил ко мне, свистел. Сейчас дрыхнет без задних ног в соседней палате. Завтра, если все срастется - ему временные зубы вставят. Но это вы хорошо съездили, ничего не скажешь, добротно, дураки еловые. Чудо, что живы остались.

- Вот кстати, Николаич - родители меня спросили - если я их сюда привезу, где им жить? И Ильяс обещал взыскать с меня за отданный в виде взятки на берегу «Кедр» - дескать ухухоахоо - вычту из прибытков. У меня какие прибыткито?

- Не надо съезжать с темы, Доктор. Вы самито понимаете, что вляпались сильно, а могли и еще сильнее?

- Ну, Ильяс же командир…

- Свалить вину на начальство - это правильно - кивает одобрительно Николаич - но свою башку включать тоже стоит. Вот кто это такой - этот Ремер? Что за группа? С чего их приговорили? Может, и нас тоже приговорят одним походом? Мне пришлось подтвердить, что этот с перебитой ногой - наш человек. А он - кто?