Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 31

- А там товарищ дежурный лежит.

- Дышит?

- Так точно!

- Налей ему воды на голову. А где Тарасов?

- Стоит, ждёт.

- Скажи ему: пусть идёт ложиться спать.

37. Шефская помощь.

Приближалась осень. Со всё более успешными овладениями воинскими специальностями курсанты всё больше работали в подшефных организациях, зарабатывая средства на обустройство всяких там ленинских комнат и прочих малярно-красочных наглядных агитаций. Дошло дело до того, что на работу отправлялся только пожелавший взвод, потому что нежно дремать в классе под пересвист морзянки было несравненно приятнее, чем разгружать вагоны на станции с лесо-материалом, например.

В тот день нам досталась разгрузка яблок. Погрызли немытых витаминчиков и в конце работы старшая смены на складе предложила нам набрать яблок с собой. Пожалуй, она на всю жизнь запомнила,, сколько яблок умещается за пазухой в неушитое флотское х/б. Рота обожралась.

На следующий день другой взвод отправился на разгрузку вагонов. Мы целый день гадали, что же принесут они к вечеру. Хорошо бы каких других фруктов. Груш, например.

Вместо фруктов в расположение роты принесли взвод. Оказывается, можно в усмерть упиться шампанским. Злобно-завидующий постоянный состав роты отменил все подъёмы и отбои в казарме блоагоухающей благородным винным запахом.

- Товарищ прапорщик! – донеслось из строя на разводе на следующий день, - Ну почему одни курсанты ходят помогать шефам? А постоянный состав только тянет службу.

Справившись с удивлением, старшина роты сформировал команду из одних старослужащих и свободных сержантов.

Вечером мы «летали» до половины второго ночи после того, как наши старослужащие весь день разгружали вагоны с бутилированой минеральной водой «Ласточка».

38 Субординация.

Когда тебя прессуют со всех сторон правила игры (а жизнь – это игра) можно не соблюдать за их ненадобностью. Ряд высокопоставленных офицеров нашей бригады взял курс на мою полную дискредитацию. И плевать всем было на то, что я выступаю за сборную части по парашютному спорту, что непьющий-негулящий. Типа, сказано, что бурундук – птичка...

Я, по совету старших и более опытных в склочных вопросах товарищей, накатал жалобу в финансовый отдел округа. Когда начфин в штабе округа огласил мою заяву, весь отдел разведки встал в защитную футбольную стенку: типа, да, были небольшие недочёты и упущения в работе, но уже разобрались и наказали кого надо. Начфин выслушал, не поверил и прислал в бригаду майора-инспектора для разбирательства на месте.

Майору мешали все, кто только мог. В кабинет, который ему выделили для работы с бумагами и куда вызывал причастных, в том числе и меня, постоянно заходили офицеры в звании не ниже подполковника. Мы с майором должны были вскочить, замереть вытянувшись и ждать когда подполковник благодушно разрешит нам сесть и продолжать наши занятия.

Майор был совсем не дурак и, однажды, когда навестивший нас очередной подполковник отвернулся к окну, задал мне нейтральный вопрос, но во взгляде, направленном на меня явно читалось: «что за херня?». Я, медленно отвечая на вопрос, быстро поворошил бумаги, лежащие на столе перед инспектором, нашёл нужную платёжную ведомость, нашёл в ней фамилию подполковника, ткнул в неё пальцем, а потом показал пальцем в спину глядящего в окно офицера.

Майор беззвучно пошевелил губами, но ясно прочёл по ним, что инспектор явно не в восторге от сексуальных предпочтений мамы этого подполковника.

- Ну, что ж, - деловито проговорил майор, - Тогда я делаю себе пометку, что этот факт не подтверждается. И на самом деле, прикрывшись листком, черкает что-то в своём блокноте.

- А что вы можете сказать по поводу...? – чуть ли не нараспев тянет майор очередной вопрос, а сам, пользуясь тем, что мы сидим рядом, показывает мне свой блокнот под столом. Там крупными буквами написано: «в 9 вечера, по гражданке, в кафе на площади».

После доверительного разговора за чашкой кофе, майор быстро вошёл в тему и в течении нескольких дней избавился от визита больших звёзд в арендованный кабинет. Стоило какому-нибудь подполковнику появиться в дверях, как майор ласковым и льстивым голосом с широченной улыбкой говорил.

- Здравия желаю, товарищ подполковник! Вот хорошо, что вы заглянули. Разрешите обратиться по теме проверки?

- Обращайтесь, - великодушно разрешал подполковник.

- Что вы, товарищь подполковник, можете сказать по поводу получения вами денег по этой ведомости за совершённые прыжки в день, когда солдаты в своих объяснительных утверждают, что прыжков не было?

- Я... ведомости... по поводу..., - испуганный подполковник съёживался до размера звёзд на погонах и растворялся в пространстве в районе двери.

Говорят, что несколько дней в бухгалтерии бригады была очередь из офицеров, пожелавших вернуть неправильно начисленные деньги. И ещё говорят, что начфин был очень доволен. Видно, ему впервые удалось увидеть столько честных служащих Советской Армии.

- Три года без суда и следствия, - сказал майор-фининспектор, взвешивая на руке толстенную папку – результат своей двухнедельной проверки, - Но никого никто садить не будет.Потому что здесь есть фамилии со штаба округа. Думаю, что там сейчас – тоже паломничество в кассу с возвратами. А с тобой они разделаются. Выкинут из армии и будешь ты всю жизнь оправдываться, что не совершал и не разглашал. Слушай! А ты не хочешь пойти в школу прапорщиков-финансистов? Нам они во как нужны. Пиши рапорт и прямо послезавтра мы с тобой вместе уедем отсюда.

Но мой юношеский максимализм удержал меня от такого, в принципе, хорошего жизненного решения и я объяснил майору, что меня уже тошнит от физиономий таких защитников моей Родины. И я лучше дослужу, как получится, и пойду на гражданку.

- Не дослужишь, - прерывает меня майор, - Я ещё и до округа не доеду, а на тебя уже приказ напишут. Во! А как к тебе коммунисты батальона относятся?

- Нормально.

- Садись и пиши заявление о вступлении в КПСС. И не крути башкой! Потом благодарить будешь.

Я сел и написал. Майор взял заявление и пошёл к моему комбату.На следующий день я единогласно был принят кандидатом в члены. Нужно было видеть физиономию начальника политотдела бригады (подпольная кличка «Му-му»), которому впоследствии досрочно дали звание подполковника в возрасте 53 лет, когда бюро части утверждало решение о моём членстве в партии.

...

Окончание этой паскудной истории произошло за полтора месяца до окончания моей службы. В часть на учения приехал генерал...

- Ты что? Записывался на приём к генералу? – спросил меня комбат.

- О, нифига себе, - отвествую я.

- Ну, значит, это он тебя вызывает. Ты имей в виду: если что, мы тебя поддержим.

Генерал принимал в кабинете командира части.

- Товарищ генерал! ... явился по вашему приказанию, - рапортую я.

- Хам! Вор! Наглец! Мерзавец! Жалуешься тут везде...! – слышу я в ответ рёв генерала.

Я быстро провожу в голове массу вычислений: за дверью в приёмной всё слышно, сержанты в Советской Армии генералов не бьют, а то потом этих сержантов даже пилить не отправят.