Рассказы об армии

- Чего ждём? - я по порядку построения оказался позади замполита и мог, не повышая голоса, обращаться к майору, стоящему рядом.

- Командир дивизии должен приехать.

И в самом деле, на краю поля показался "уазик". Нам скомандовали "Смирно!" и заместитель в чине полковника, осклизаясь обрезинеными валенками, замаршировал к автомобилю. "Четыреста шестьдесят девятый" остановился, из него неспеша вылез генерал-майор. Весь такой гладенький, кругленький, в новых зимних форменных сапогах, в каракуле. Встал в позу и ждал, когда до него дочапает полковник. И, только когда тот остановился, медленно поднёс к виску руку в перчатке. Выслушал доклад, повернулся к войску и почти неслышно поздоровался. Строй ответил недружным разноголосием, которое должно было означать бравое приветствие. Генерал, по-видимому, внутренне возмутился, потому как повысил голос и заорал.

- Это не солдаты! Это - свиньи!

- Сам ты свинья! - донеслось из строя.

- Кто сказал? - ринулся на строй генерал. Но спохватился, повернулся, выговорил что-то полковнику, так всё ещё и стоящего с поднятой рукой, и сел в "уазик"

- Вот такие командиры в войне получают случайно залетевшие пули, - проговорил я.

- Володя! Я тебя умоляю! Тебе осталось служить несколько часов, а мне всю оставшуюся жизнь, - повернул ко мне голову комбат.

- Молчу, командир, молчу.

Напоследок нас два часа везли в неприспособленных машинах, лишь оборудованных тентом, к месту переодевания. Но, народ, уже прошедший обкатку жизнью в палатках в промёрзшем лесу, справился и с этим.

30. По законам военного времени.

Это были мои первые военные сборы в запасе. Мне молодому, спортивному, активному предстояло в течении двадцати дней наблюдать ежедневные пьянки взрослых мужиков. Похоже, что и командование небольшого воинского подразделения на резервном аэродроме тоже не было обрадовано такой нагрузкой. Отцы-командиры решили вопрос остроумно: поселив партизан в пустом здании стартового командного пункта на самом аэродроме. Без отопления, но, правда, со всеми стёклами в окнах. Подальше от солдат, чтобы не рушить с таким трудом охраняемую дисциплину.

В СКП было прохладно. Потому что ещё был конец февраля и погода заодно и снегу по колено подкинула. Народ терпеливо переносил тяготы и лишения военной службы. Температура в нашей импровизированной казарме никогда не превышала плюс пяти. Днём обходились спиртным, а ближе к ночи резались в карты, иногда выбегая из-за стола, чтобы помахать руками и поприседать для сугреву. Где-то в два часа пополуночи сон обуревал людей и они заваливались на койки в шинелях и сапогах, набрасывая на себя по два матраса сверху. В шесть утра или раньше, стуча зубами, выползали из-под придавившей не совсем удобной постельной принадлежности и снова метали карты на стол, ожидая времени, когда можно было идти на завтрак.

В первую же ночь я приготовил постель. Застелил простыни, поверх покрыл двумя одеялами, разделся до трусов и, натянув на голову спортивную вязаную шапочку, блаженно отошёл ко сну. Мои сослуживцы с тихим ужасом в глазах, наблюдали за моими действиями. Потом, как они мне рассказали, почти всю ночь и ранним утром они по очереди подходили ко мне, чтобы убедиться, что я не отдал концы. Перед завтраком меня растолкали и долго офигевали от того, что я живой вылез из кровати и спокойно начал надевать форму.

- Ой! Какой тёпленький! - восклицали те, кому удалось притронуться ко мне ладошкой.

Наступил март. Солнце припекало вовсю, но ослепительно белый снег таял плохо. Таянию не способствовал и сильный ветер - обычное явление ранней весной в тех местах. Однажды, я вышел на балкон, опоясывавший башню СКП и обнаружил, что в углу между основным зданием и башней было так тихо, что солнце не грело, а просто жарило. Тут же я разделся и устроился там загорать. Струйки пота стекали по моей груди. Народ резался в карты, перемежая карточные термины с глотками вкусных напитков. Иногда, кто-то выбегал на балкон, швырял в снег пустую бутылку, справлял туда же малую нужду и возвращался назад, дрожа от холода.

Кому-то из них пришло в голову заглянуть за угол. Ошарашенный он молча бросился назад. Через окно мне послышался вопль.

- Мужики! Он там... сидит... потеет!

Все покидали карты и столпились возле выхода на балкон. Его узость не позволяла всем сразу пройти по нему и, выстроившись змейкой, воины запаса, закутанные в шинель и в шапке с опущенными "ушами", робко по одному выглядывали из-за угла. Ошеломление было так велико, что почти никто не сказал ни одного нормального слова. Но мыслительный процесс активизировался в сером веществе каждого. Вечером, когда я в очередной раз стал готовиться к отбою, народ окружил меня и в агрессивной форме потребовал объяснений. По их мнению, такого просто не должно быть. Все люди мёрзнут. Даже, если они и супермены. Я оглядел большинство и довольно ухмыльнулся.

- У меня за пазухой грелка бензиновая. Каталитическое разложение без пламени. Даёт шестьдесят градусов. На двух ложках бензина горит 16 часов.

- О...еть! - вынесла вердикт толпа соратников.

И добрая половина тут же, не смотря на ночь, бросилась искать телефон, чтобы дозвониться до своих родичей.

Другая половина добросовестно слиняла со сборов, для покупки такого полезного аппарата. Через день пьянки возобновились с прежней силой. Народ уже играл в карты по ночам не по необходимости, а по желанию.

Учёбы никакой не было. Иногда только к нам заходил командир части, чтобы убедиться, что никто ещё не щёлкнул ластами. К окончанию трёхнедельного периода сборов к нам стали заглядывать майоры и подполковники. В основном, чтобы провести полит-просветзанятия.

К таким занятиям солдаты приносили вентилятор-калорифер, который включался позади лектора, обдувая ему ноги. Слушатели довольствовались лишь тем, что топали ногами. Два последних дня прошли в напряжённой учёбе. Нас, даже, вывезли на стоянку средств ПВО и приблизительно рассказали кому и куда будет предписано залазить в случае чего.

- А то, что я не знаю чего там делать, уже никого интересовать не будет? - поинтересовался я.

- Ничего страшного. По законам военного времени вас расстреляют за невыполнение боевой задачи! - довольно заржал по-лошадиному капитан, радуясь своей шутке.

31. Непедагогично.

Получить удар в солнечное сплетение в нашей части можно было от кого угодно. Все, даже закоренелые алкоголики, мнили себя чернопоясными сэнсэями и не упускали случая продемонстрировать это. Незнакомых, конечно. не били, но всем своим доставалось постоянно. Солдат бить было не принято. Непедагогично, как говорил будущий Герой Союза майор Каравайцев, который носил для этого дела увесистую указку. За которую ему было, даже, сделано замечание командиром части. Типа, не положено, не по форме и так далее.

- Я, товарищ подполковник, как лицо отвественное за воспитание и обучение солдат, должен всегда иметь возможность указать на допущенные промахи личного состава, - выдал без особой субординации майор и тут же остановил пробегающего мимо солдата своего батальона.

- Почему у вас, товарищ солдат, бляха ремня свисает? Почему головной убор надет не по Уставу? - при этом указка по очереди ткнула в места отступления от правил военной жизни.

- Действительно, удобно, - согласился подполковник.

Мне частенько выпадало ходить в наряд по части вместе с майором. И наше совместное дежурство начиналось с одного и того же. Наткнувшись кулаком на мой брюшной пресс, майор тут же пытался реабилитироваться повторным ударом.