Страница 27 из 86
В берлинском районе Альтпиинике, где проходила граница американского сектора Берлина, американские военные власти построили корпуса станции подслушивания. От них был прорыт пятисотметровый туннель, оборудованный по последнему слову техники, для подключения подслушивающей, усилительной и прочей шпионской техники к телефонным кабелям на территории Германской Демократической Республики.
Казалось бы, всё шло хорошо, если бы не одно «но». Хотелось глубже втянуть «партнёров» в эту игру. И хотя разговоры, ведущиеся по этой линии, подвергались строгому контролю с целью не допустить ухода на Запад действительно ценной информации, всё же иногда приходилось допускать «утечку», чтобы «партнеры» ничего не заподозрили.
Тем не менее настало время, когда надо было кончать игру, но сделать это следовало так, чтобы Блэйк остался вне всяких подозрений. В один прекрасный день в апреле 1956 года американские военные разведчики, операторы аппаратов, подключенных к нашим линиям связи, вдруг услышали громкие голоса с противоположной стороны туннеля, со стороны ГДР. Операторы были так перепуганы, что бросились бежать, не успев ни снять, ни уничтожить аппаратуру. Туннель был вскрыт советскими и немецкими «связистами» под предлогом «обнаружения неполадок в каналах связи», что и «выявило» якобы подключенную аппаратуру. Эта дезинформация была запущена так умно, что даже специальная комиссия ЦРУ и СИС пришла к заключению, что это чистая случайность. Блэйка никто ни в чём не заподозрил, и он по-прежнему продолжал снабжать нас секретной информацией.
После скандального разоблачения, Когда все улики были налицо и играть в прятки отпала нужда, высокопоставленные деятели из ЦРУ всё же пытались утверждать, что мол, эта версия была самой результативной за последние годы. Тогда ни в Вашингтоне, ни в Лондоне не могли даже предположить главное — их акция оказалась обречённой ещё задолго до того, как были созданы чертежи этого «предприятия».
Само «обнаружение» туннеля было проведено искусно. Последовавшее за этим совместное расследование СИС и ЦРУ обстоятельств провала операции пришло к выводу о его чисто технических причинах. Об утечке информации не шло и речи. И только в 1961 году, после ареста Блэйка, СИС и ЦРУ стало известно, что советские власти были действительно ознакомлены с операцией «Туннель» ещё до того, как первая лопата вонзилась в землю. Блэйк сумел передать советской разведке сведения об этой операции американской и английской разведок ещё на стадии её первоначальной разработки.
В связи с предательством одного из руководителей польской разведки, М. Голеневского, английская контрразведка по косвенным данным вышла на Блэйка, и в 1961 году Блэйк был арестован и передан английскому суду. Судья пришёл к такому заключению: «Этот человек разрушил почти всё, что было создано британскими разведывательными службами с момента окончания Второй мировой войны».
Первые беседы ещё на стадии подозрений ничего не дали сотрудникам отдела контрразведки Интеллидженс Сервис, которые вели допросы Блэйка. Они не располагали ни конкретными данными, ни вещественными доказательствами его сотрудничества с советской разведкой. Допрашивающие, сами того, видимо, не ожидая, нашли нестандартный психологический ход. Как бы желая облегчить признание Блэйка и тем самым его участь, они заявили, что он пошёл на сотрудничество с Советами только потому, что он сотрудник британской разведки. Дальше последовал шантаж, и Блэйк пошел на сотрудничество. Блэйк был возмущён таким предположением. Ему захотелось объяснить, что действовал он по убеждению, что никто его не пытал, не шантажировал, и он пришёл к русским по собственному решению и предложил свои услуги. Эта внутренняя реакция — возможно, кто-то и посчитает ее противоречащей элементарному здравому смыслу и инстинкту самосохранения — оказалась в итоге полным признанием.
Но в этом и есть весь Джордж Блэйк — благородный человек, не допускающий сомнений в искренности своих поступков и принятых решений. Эту черту характера он проявлял не один раз, не шёл на компромиссы, когда дело касалось убеждений, принципов.
Подтверждением этому служит и поведение Блэйка во время суда. Адвокат Джереми Хатчинсон, выступавший в качестве защитника Блэйка, спросил его разрешения заявить в своем обращении к судье о том, что подсудимый глубоко сожалеет о содеянном. Это могло бы смягчить приговор. Блэйк ответил отказом, так как это он считал неправдой, ни о чём он не сожалеет и уверен в правильности своего сотрудничества. И если бы не арест, то продолжил бы контакты с русскими.
Дело рассматривалось в суде Олд Бейли — Центральном уголовном суде в Лондоне, — который приговорил Блэйка к 42 годам тюремного заключения. Это было беспрецедентное в истории английской юриспруденции наказание за подобного рода преступление. Разум Блэйка отказывался принимать такой приговор. Он испытывал чувство как бы нереальности происходящего, так как его освобождение должно было произойти только в 2003 году, т. е. в следующем тысячелетии. Если бы суд назначил бы ему 14 лет, то это, по словам Блэйка, произвело бы на него «куда более ужасное впечатление, — сорок два года находились вне пределов понимания». Но самое интересное состоит в том, что подобный срок подтолкнул Блэйка к мысли о побеге (не забудем, что он уже один раз бежал из-под стражи).
Все, что произошло в дальнейшем, укладывалось в философию Блэйка, его жизненную позицию. Джордж сравнительно быстро вошёл в режим тюремной жизни. Вел себя примерно и после 5 лет получил «повышение»: из мастерской, где шили мешки для дипломатической почты, его назначили в тюремную лавку — там заключенные покупали нехитрые припасы. Его навещала мать, жена и другие родственники. Это, с одной стороны, облегчало его пребывание в тюрьме, но с другой — было и большим моральным испытанием. Он чувствовал вину перед родственниками за то, что случилось, особенно перед женой, которая осталась одна с тремя сыновьями на руках.
Большой моральной поддержкой для Блэйка явились его беседы во время прогулок в тюремном дворе с советским разведчиком Гордоном Лонсдейлом, он же «Бен», он же Конан Трофимович Молодый, арестованный англичанами в результате предательства того же поляка Голеневского и осужденный на 25 лет в том же 1961 году.
Блэйк восхищался стойкостью и неизменно хорошим настроением, с которым Конон Молодый переносил выпавшие на его долю тюремные испытания. Вдвоём они часто обсуждали возможные пути оказаться наконец на свободе.
Конон Молодый вспоминал позже: «Однажды мы встретились с Джорджем на прогулке во дворе тюрьмы „Уормвуд Скрабз“, где я тоже отбывал наказание. Я ему сказал тогда: „Уверен, что оба будем праздновать 50-летие Октябрьской революции 7 ноября 1967 года в Москве“. Так оно и произошло. Оба они присутствовали на этом параде, а после парада пили „Советское шампанское“».
К. Молодый в 1964 году был обменян на агента английской разведки Гревилла Винна, арестованного по нашей просьбе в Будапеште за шпионаж и приговорённого к тюремному заключению в СССР, а Дж. Блэйк в 1966 году бежал из тюрьмы в Советский Союз.
Со временем Блэйк как бы втянулся в распорядок тюремной жизни и начал даже находить её терпимой. Чтобы поддерживать себя в рабочем состоянии, он возобновил занятия арабским языком, посещал занятия по английской литературе и класс любителей музыки, организованные в тюрьме по линии попечительства.
Смелый побег из тюрьмы был осуществлён Блэйком в духе традиций авантюрных романов Александра Дюма, разве что с применением современной техники. Тюрьма «Уормвуд Скрибз» славилась тем, что из неё никто никогда не бежал. Поэтому туда и помещали таких опасных преступников, как разоблачённые советские разведчики. Содержались там заключенные и не столь опасные. Среди них были два члена «Комитета-100» — Майкл Рэндл и Пэт Поттл, осуждённые на 18 месяцев тюремного заключения за организацию демонстрации у базы ВВС США в Уэзерсфильде. Так получилось, что они тоже посещали занятия по английской литературе и класс любителей музыки. «С самого начала между нами возникло, — вспоминал Блэйк, — полное взаимопонимание. Однажды, когда никто не мог нас услышать, они предложили помочь мне, чем смогут, если я решусь бежать. Я был очень тронут таким великодушием и ответил, что если смогу разработать конкретный план и буду нуждаться в их помощи, то обязательно дам им знать. Вскоре их освободили, и мы не успели ни о чём толком договориться».