Страница 67 из 75
Оба кивнули. Пруст что, действительно намерен приготовить напитки всем четверым? Невероятно, но, похоже, так. Саймон смотрел, как шеф наливает в чашки сперва молоко, потом чай в две из них, в одну из этих насыпает сахар, а в другие две чашки – наливает кофе и тоже насыпает сахар. Он знает, что Сэм пьет без сахара, а я с сахаром, – заметил и запомнил на будущее.Саймон почувствовал прилив симпатии к Снеговику.
Пруст выстроил чашки на столе и окинул довольным взором, восхищаясь своим маленьким представлением. Хэй тем временем рассказывал Сэму о своей поездке в Спиллинг, о том, сколько пришлось добираться из Кембриджа. Сэм его об этом спросил? Саймон, по крайней мере, не слышал.
– Эта А-14 просто мука мученическая, – говорил Хэй. – Бампер к бамперу, ползешь вперед как улитка. Вечно там аварии.
– Но сегодня вы избежали А-14, – встрял Саймон.
Хэй смутился:
– Нет, я…
Тут он заметил направляющегося к нему Пруста, улыбнулся, протянул руки за чашкой с кофе… А потом увидел, что именно инспектор держит в руках, и отступил на шаг.
Это были наручники.
– Джонатан Хэй, я арестовываю вас по обвинению в убийстве Джеральдин и Люси Бретерик, – объявил Пруст. – А также в убийстве Энкарнасьон и Эми Оливар, ваших жены и дочери.
Пятница, 10 августа 2007
Я бреду, не глядя по сторонам и ни с кем не заговаривая. Бесконечная сеть пригородных улочек. Только заметив вдалеке картинную галерею и Центр альтернативной медицины, понимаю, что я в Спиллинге.
Перед картинной галереей фонарный столб с прикрепленной к нему урной; на самом верху банка из-под пива и останки кебаба. Я кладу сверху пластиковый пакет и прижимаю всю стопку. Шприц, окровавленный халат – я их никогда больше не увижу.
Уже отхожу, когда вспоминаю про третий предмет в пакете, книгу в черной обложке. Испанскую. Останавливаюсь. Я хочу оставить ее там, где она есть, понимаю, что так и следует поступить, – но не могу. Оглядевшись и удостоверившись, что на меня никто не смотрит, возвращаюсь к урне. Но оказывается, на меня все же смотрят: старик на скамейке через улицу. Пялится. И не собирается отводить взгляд. Поколебавшись несколько секунд, решаю, что это не имеет значения. Каждое, даже самое маленькое решение дается с трудом. Вынимаю пакет, достаю книгу. Открываю ее. Внутрь вложено письмо на маленьком разлинованном листке бумаги, но в нем ничего интересного – просто записка, которую кто-то написал Энкарне Оливар, с подробным описанием, когда они уезжают и на сколько, и с деталями про школу Эми. В данный момент это слишком сложно для моего понимания. Адресовано «дорогой Энкарне», но от кого – не знаю, потому что подписи нет. Странно.
Засовываю письмо обратно в книгу, кладу пакет в урну и иду домой. Понадобится не меньше получаса. А то и больше. Ступни болят от беготни по битому стеклу. В кошельке есть деньги, я могу взять такси. Почему же я не пытаюсь добраться до дома как можно быстрей? Что со мной не так?
Я останавливаюсь. На миг кажется, что я вообще не смогу этого сделать. Ник. Дом. Придется что-то объяснять. Хочется взять и исчезнуть.
Зои и Джейк. Я хочу к детям. Опять иду – все быстрее и быстрее, не обращая внимания на боль в ногах. Все будет в порядке. Все будет как раньше.
Улица выглядит так же. Все выглядит так же, кроме меня. У моего дома припаркована машина Эстер. Все, что нужно сделать, – вынуть ключи из сумки и зайти.
Едва не теряю сознание, когда вижу розовый мячик Джейка в прихожей. Дыхание застревает в горле. Мячик не там, где должен быть. Все должно быть на своих местах. Мячик Джейка должен быть в коробке в его комнате. Поднимаю его, роняя испанскую книгу. На полу слишком много вещей: кукла, свернутый в трубку глянцевый журнал. Я не в силах поднять их. И пройти мимо тоже не могу.
– Салли? Салли, это вы? – Женский голос.
Но это не Эстер, это незнакомая высокая и худая женщина, с короткими каштановыми волосами. Никогда ее раньше не видела.
– Все в порядке, Салли, – говорит она. – Все хорошо. Я сержант Зэйлер. Я офицер полиции.
Слово «полиция» меня пугает. Отступаю на шаг. Все знают. Все знают, что со мной произошло.
Открываю рот, чтобы приказать полицейской покинуть мой дом, и громко произношу:
– Я сейчас упаду.
Не те слова. Ноги подгибаются. Последнее, что я вижу, – черное мультяшное лицо на розовом мячике Джейка, прямо перед глазами, огромное, жуткое.
Суббота, 11 августа 2007
Открываю глаза. В этот раз, думаю, можно оставить их открытыми на какое-то время и посмотреть, что из этого выйдет. Вроде все в порядке. Я в своей кровати. Моя любимая картина висит над камином передо мной. Тайское народное искусство, подарок от компании, для которой я проводила исследование в Бангкоке. Пухлый младенец с рыбой на коленях сидит, скрестив ноги, на фоне переливающегося желто-черного фона. Нику картина не нравится, на его вкус, слишком странная, – но я ее обожаю. У младенца розовая гладкая кожа. Напоминает мне о собственных новорожденных детях.
– Джейк, – зову я. – Зои? – Я их еще не видела, не слышала их криков и требований.
Потом вспоминаю, что в доме полиция. Они забрали моих детей?
Но тут слышу голоса, женский и мужской. Не Ник. Не Эстер. Голоса, похоже, настоящие, но в словах нет смысла.
– Он не с семьей, не дома и не на работе, не у тещи…
– Саймон, ты ему не нянька. Он свободный и ни в чем не повинный человек.
Саймон? Кто такой Саймон?
– Ну да.
– Ты ведь… Ты ведь мне все рассказал? Он невиновен?
Кажется, это женщина-коп, которую я встретила… Когда я пришла домой? Как давно?
– Я тебе многого не сказал, – отвечает мужчина по имени Саймон. – Времени не было.
– Почему бы сейчас не рассказать?
– Эта французская английская песенка. Домашнее задание Стейси…
– Саймон, мать твою! Я хочу узнать, почему погибли четыре человека, а не…
– Ее написал англичанин. Все эти выражения – «закрой варежку», «гуляйте вы лесом» – они английские. Французский перевод, буквальный, не совпадал бы по смыслу. Вообще ничего не значил бы, это был бы просто набор слов. Так что оригинал не может быть французским. Сомневаюсь, что «закрой варежку» по-французски означает «заткнись», как в английском.
– Сомневаюсь, что «заткнись» всегда означает именно «заткнись».
Понятия не имею, о чем они толкуют. Мой дом захвачен людьми, которые несут околесицу.
– Именно, – соглашается Саймон. – «Заткнись» будет означать…
– «Останови фонтан»? – женщина смеется. Слышу хлопки в ладоши. – Высшая оценка, детектив.
Значит, Саймон тоже полицейский.
– Твое обещание?
Снова женский смешок:
– Ты что, цитируешь «Кок Робин»?
– Что?
– «Твое обещание» группы «Кок Робин». Песня была популярна в восьмидесятые. «Пожалуйста, скажи, что придешь в час нужды, не оставишь меня…» – напевает она.
Под моей дверью поющие полицейские.
Начинаю плакать. Я помню эту песню. Мне она нравилась.
– Верните моих детей! – кричу я.
Дверь в нашу с Ником спальню распахивается, входит женщина. Сержант… я забыла, как она представилась.
– Салли, вы проснулись. Как вы?
Мужчина, который появляется следом за ней, Саймон, – высокий и мускулистый, с твердым подбородком, напоминает мультяшного героя, Отчаянного Дэна. Нос ему, видать, неоднократно ломали. Он напряжен, будто опасается, что я могу выпрыгнуть из кровати и наброситься на него.
– Где мои дети? Где Ник? – спрашиваю я. Получается грубо.
– Зои и Джейк в порядке, Салли, – успокаивает женщина. – Они у мамы Ника, а сам Ник ушел в магазин. Вернется с минуты на минуту. Вы можете с нами поговорить? Или сперва принести стакан воды?
Внезапная волна паники подбрасывает меня на постели.
– Кто невиновен? – выдавливаю я.
– Не волнуйтесь, Салли…