Солнечные часы

– И какого ответа ты от меня ждал? Человек исчез! О его пропаже заявляет сумасшедшая, а жена, вместо того чтобы переживать, ловко уводит тебя со следа. И что в этой ситуации я должен сказать? «Забрось ноги на стол и выкинь Хейворта из головы»?

– Разумеется, нет, сэр.

«Я обязан советоваться с начальством, придурок!»

Такое впечатление, что перебранка с Саймоном доставляет Прусту удовольствие. Все гораздо проще, когда Чарли рядом, она как могла защищала своих ребят от нападок начальства. Кроме того, она принимала решения – в последние месяцы все чаще, – которые по должности положено принимать Снеговику, тем самым обеспечивая инспектору безоблачную жизнь.

– «Конечно, нет, сэр!» – передразнил его Пруст и со вздохом подавил зевок. Хороший симптом: он выдохся. – Сделай что положено, Уотерхаус. Обыщи дом Дженкинс и Хейвортов. Обеспечь проверку кредиток и телефонных разговоров. Допроси всех, кто знаком с Хейвортом, – друзей, коллег. Ты прекрасно знаешь, что делать, Уотерхаус.

– Слушаюсь, сэр.

– Ах да, еще одно, раз уж приходится растолковывать азы. Доставь сюда компьютер Наоми Дженкинс. Мы сможем – не правда ли? – выяснить, было ли письмо, которое, по ее утверждению, она отослала на веб-сайт, написано на ее компьютере.

– Слушаюсь, сэр, – повторил Саймон.

«Кто-то другой сможет, а не ты, олух».

Пруст – эксперт во всем, что не требует экспертизы, в этом его проблема.

– Если только с тех пор она не сменила компьютер.

– Привлеки Селлерса и Гиббса. На сегодня дело Хейворта для вас наиважнейшее.

Саймон едва не совершил крупную ошибку, предложив Прусту самому привлечь своих подчиненных к наиважнейшему делу. Не готовится ли инспектор к пенсии? Уж очень охотно перекладывает собственные обязанности на плечи любого, кто подвернется.

– Потряси Дженкинс. И съезди в «Трэвелтел»…

– Я только что переговорил по телефону с администратором мотеля. – Саймон был рад обезглавить хотя бы одну из бесполезных инструкций Пруста. Такое уж у Снеговика хобби – сыпать советами и абсолютно необоснованными предостережениями. Он неустанно твердил Чарли, Саймону и прочим сотрудникам отдела, чтобы не били машины, не оставляли двери дома открытыми и не сваливались с гор во время турпоходов. – Мужчина и женщина, по описанию похожие на Хейворта и Дженкинс, приблизительно в течение года вечер каждого четверга проводили в номере одиннадцать мотеля «Трэвелтел». Все точно как рассказала в понедельник Дженкинс. Я послал с курьером копию их фото и с минуты на минуту жду звонка от администратора с подтверждением, что это действительно они…

– Естественно, это они! – Пруст грохнул кружкой об стол.

– Надеюсь, вы не хотите сказать, сэр, что не следовало и проверять?

Подобный промах – в параллельном мире, где Саймон все еще делал массу ошибок, но ошибок другого рода, – несомненно, завершился бы разносом вроде того, что сейчас выпал на его долю.

На лице Пруста было написано отвращение. Оно же прозвучало и в голосе, когда он пробурчал:

– Делай что велено, Уотерхаус. Еще что-нибудь? Или оставишь меня наконец в покое?

– Администратор сообщила, что Хейворт и Дженкинс – если предположить, что это были они, – выглядели влюбленной парочкой.

Пруст вскинул руки:

– Ну спасибо тебе господи. Одной загадкой меньше. Потому и заваливались в дешевый мотель каждую неделю. Секс, Уотерхаус! Или, по-твоему, у обоих пристрастие к щербатой посуде и дрянным кроватям?

Саймон пропустил ехидную шпильку мимо ушей. Отношения, связывающие Хейворта и Дженкинс, – ключевое звено этого странного дела, а администратор «Трэвелтел» – свидетель, надо надеяться, объективный, незаинтересованный.

– Мне сказали, – гнул свое Саймон, – что они постоянно обнимались, не сводили друг с друга глаз и все такое.

– Что, прямо у стойки этой твоей администраторши?

– Точно.

Пруст фыркнул.

– Женщина всегда оставалась на ночь, – продолжал Саймон. – До следующего утра. А мужчина примерно в семь вечера уходил.

– Всегда?

– Так мне сообщили.

– Что у них за отношения, скажите на милость? – Пруст уставился в пустую кружку, словно рассчитывая, что она чудесным образом наполнится.

– Противоестественные? – подсказал Саймон. – Сэр, я тут подумал про стокгольмский синдром. Знаете, когда женщина влюбляется в своего насильника…

– Не отнимай у меня время, Уотерхаус. Шагай отсюда и берись за работу.

Саймон поднялся.

– Уотерхаус!

– Да, сэр?

– Пока будешь мотаться туда-сюда, пригляди мне книжку про солнечные часы. Эти штуки мне всегда нравились. Ты, к примеру, в курсе, что они показывают более точное время, чем любые другие часы? Точнее даже, чем время по Гринвичу? Я где-то прочитал. Если надо определить положение Земли по отношению к Солнцу – обращайся к солнечным часам.

Тут Пруст улыбнулся, изумив Саймона: счастливый Снеговик – это что-то новенькое.

– Если верить обычным часам, продолжительность всех дней одинакова – ровно двадцать четыре часа. Неверно, Уотерхаус, неверно. Некоторые дни чуть короче, некоторые чуть длиннее. Не знал?

Саймон знал, еще как знал. Длиннее те дни, которые он вынужден проводить в обществе детектива-инспектора Джайлза Пруста.

Глава восьмая

Я слышу, как хлопает задняя дверь. Потом слышу шаги. От дома к сараю, где я работаю. В беседах с клиентами я называю его «мастерской», но это самый обычный сарайчик со столом, табуретом и стеллажами для инструментов. Начиная свой бизнес, я вызвала рабочих, чтобы сделать в сарае два окна. Не могла работать без дневного света, ни дня не могла.

Шаги приближаются. Ног слишком много, так что Ивон явно не одна. Я знаю – это полиция. И улыбаюсь. Пожаловали. Значит, принимают меня всерьез. К твоему дому, наверное, тоже едут полицейские. А может, уже там. Я жду скорых вестей от тебя, и время тянется не так мучительно долго. Жить теперь не так больно. Ждать осталось недолго. Я стараюсь думать только о том, что новости будут, а не о том, какими они будут.

После немыслимых дней панического страха я будто вскарабкалась наконец на узкий выступ скалы и могу позволить себе немножко отдохнуть, потому что знаю – пока я бездействую, другие работают.

Я продолжаю наносить барсучьей кисточкой позолоту на листок орнамента. Сейчас я работаю над часами с девизом «Лучше поздно, чем никогда». Часы станут запоздалым презентом забывчивого супруга на серебряную свадьбу. Надеясь широким жестом вернуть милость супруги, он попросил скульптуру для уголка на заднем дворе. Я делаю для него колонну из хорнтонского камня, с циферблатом на плоской макушке.

Дверь у меня за спиной открывается, под джемпер пробирается холодный воздух.

– Наоми, к тебе пришли два детектива. – В голосе Ивон слышна тревога – и вместе с тем желание выглядеть естественно и спокойно.

Я оборачиваюсь. Мне улыбается здоровяк в сером костюме. Улыбка неуверенная, того и гляди исчезнет с губ. У него объемистое пузо, пшеничные волосы блестят от геля, сыпь от бритвы на лице. Его коллега, низенький, щуплый, смуглый, с маленькими глазками и узким лбом, протиснувшись между бугаем и Ивон, начинает шастать по моей мастерской. Берет ленточную пилу, разглядывает, кладет на место. То же самое повторяет с лобзиком. Кто ему позволил?

– Оставьте в покое мои вещи, – говорю я. – Кто вы такие вообще? Где констебль Уотерхаус?

– Детектив-констебль Селлерс, – представляется бугай и показывает удостоверение, закатанное в пластик. – А это детектив-констебль Гиббс.

Я не приглядываюсь к их документам. Эти двое явно из полиции. Что-то у них есть неуловимо общее с Уотерхаусом и сержантом Зэйлер. Упертость, что ли? Ведут себя так, словно действуют согласно схемам и таблицам, вбитым каждому в голову. Полупрозрачный налет вежливости поверх природного неприятия. Доверяют только друг другу – и никому больше.

– Нам необходимо осмотреть ваш дом, – говорит Селлерс. – А также сад и пристройки. В том числе и данный сарай. Постараемся доставить как можно меньше неудобств.