Черная Салли

– Джон, – Мэри Браун слегка пошатнулась, плечи ее дрогнули, – Джон, мы столько лет прожили вместе…

Капитан провел рукой по ее старой, седой голове.

– Да, Мэри, и мы никогда не боялись глядеть смерти в глаза…

Гоу, отвернувшись к окну, пыхтел трубкой. Джен молча глотала слезы.

Мешки были уже связаны. В дверь просунулось оживленное лицо Оливера:

– Отец, все готово. Мы ждем тебя.

– Хорошо. – Джон Браун быстро встал с места. – Идите проститесь с матерью.

Оливер позвал брата. Теперь они оба стояли возле матери – высокие, стройные, молодые.

– До свидания, мама, – младший сын первый обнял ее, – пожелай нам победы.

– Прощай, мама, – тихо сказал Оуэн. Он подхватил мать и посадил ее на стул. – Не плачь. Значит, так надо.

На пороге появился Иосия. Его белые брюки успели окончательно превратиться в черные. Поверх жилета он натянул теплую фуфайку и повесил через плечо неизвестно откуда вытащенную кривую саблю. Огромный негр так и сиял и в нетерпении топтался на месте.

– Я готов. – Капитан застегнул на себе пояс с двумя револьверами в кожаных кобурах. – Все ли здесь?

– Все, – отвечал за Иосию Toy. – С вами, капитан, семь человек да еще пятнадцать с Бэн-боу. Всего, значит, двадцать два.

Джон Браун накинул плащ. Теперь из-под капюшона виднелись только его глаза – холодные и решительные. Он обнял одной рукой жену, другую протянул Джен.

– Да хранит вас бог!… Нет, не провожайте нас, не надо.

Он выпрямился:

– Вперед, солдаты свободы!

В дверь ворвался сырой, холодный воздух. Люди вышли во двор. Через минуту в комнате стало слышно, как скребут по камням колеса и чавкает грязь под ногами.

ПОЧТОВЫЙ ШТЕМПЕЛЬ

– Письмо для Салли Дотсон, – произнес как будто выросший из-под земли почтальон.

Никто не слыхал, как он подошел. Ребята и сама бабушка так были поглощены рассказом, что с трудом поняли, что говорит почтальон. Все были далеко от Ямайки – там, в уснувшем городке Харперс-Ферри, под пронизывающим октябрьским дождем.

– Письмо? Дайте, дайте его сюда! – взволновалась бабушка.

Почтальон протянул серый конверт, надписанный крупным мужским почерком. Увидев этот почерк, бабушка затрепетала.

– От него… Очки, где мои очки?!

Она встала и принялась растерянно шарить по карманам. Руки у нее тряслись.

– Боже мой, куда же я их девала?

– Да ты вспомни, когда ты их надевала в последний раз, – уговаривал ее Нил.

Но бабушка, не отвечая, лихорадочно рылась в своем переднике. На землю падали пуговицы, щипцы для сахара, катушки. Все ребята принимали участие в поисках. Одни шарили в траве, другие – под бабушкиным стулом, третьи искали в доме.

Бабушка держала в руках письмо и беспомощно твердила:

– От моего Элла… А я даже не могу прочесть…

Вдруг Чарли радостно вскрикнул:

– Нашел! Вот они, бабушка, лежат под тобой, в траве. Ты, верно, выронила их, когда встала.

Бабушка схватила очки и распечатала конверт. Из него выпал сложенный вдвое листок бумаги, исписанный тем же крупным, решительным почерком.

– «Дорогие мои, мне еще раз дали возможность написать вам…» – прочла вслух бабушка. – Эл, сыночек мой, наконец-то я получила от тебя весточку!…

Она прижала письмо к губам. Слезы мешали ей читать, она сняла очки и стала протирать их, Как будто они запотели. Дальше старая негритянка читала уже про себя.

Ребята с любопытством смотрели на таинственное письмо. Смятый конверт валялся на траве у самых ног Мэри. Девочка, будто невзначай, взяла его и расправила. Тотчас ребята сгрудились вокруг нее. Это был самый обыкновенный серый конверт, какие продают в каждом почтовом отделении. Зеленая шестипенсовая марка, с изображением президента Линкольна, была наклеена в углу. Нэнси понюхала бумагу: она пахла клеем и чернилами. Маленькая мулатка разочарованно пожала плечами. Но в это время Тони, перевернув конверт, издал легкое восклицание: на обороте, во всю длину конверта, чернел жирный штемпель:

«Атланта. Фултонская крепость. Внутренняя каторжная тюрьма».

– Негодяи, они зачеркнули все строчки, где он сообщает о себе! – воскликнула бабушка.

Она уронила письмо на колени и закрыла лицо руками.

– Увижу ли я тебя когда-нибудь, Эл?!

– О ком это она убивается? – шепотом спросил Беппо Чарли.

Тот потупился.

– О нашем папе… Давно, когда я был еще совсем маленьким, а Нил только что родился, его посадили в тюрьму. С тех пор он так и не выходил оттуда.

– Мне отец рассказывал об этом, – сказал Стан, – я давно знаю, что твой папа – политический.

– А за что его посадили? – в один голос спросили Тони и Беппо.

– Мама говорит – за то, что папа хотел освободить всех, белых и черных, и боролся с капиталистами, – шепотом отвечал Чарли. – Папа был шахтером в Бирмингаме. Потом тамошние безработные выбрали его своим делегатом. Он здорово чем-то насолил хозяевам, а те подослали к нему шпионов.

– А наш папа их боксом, боксом! – вмешался Нил. – Он еще раньше был боксером в Кентукки. Папа силач. У нас есть его фотография. Хотите, покажу?

И Нил, не дожидаясь ответа, потянул Стана и Беппо к дому. За ним пошли и остальные ребята.

В комнате миссис Аткинс, над столом, висела фотография молодого негра. На нем ничего;не было, кроме белых трусов. Великолепно развитые мускулы выступали под его очень светлой кожей. Унего были широкие плечи, тонкая талия и мощная выпуклая грудь. Негр прищурил один глаз и так лукаво усмехался, что, глядя на фотографию, невольно хотелось засмеяться.

– Это он перед рингом в Лексингтоне, – сказал Чарли, – он тогда побил Хейвуда Поуэла, чемпиона Юга. Мама говорит, что отцу тогда давали Кучу денег, чтобы только он остался боксером. А он не захотел и вернулся к своим в шахту. Чарли высунул голову из-за двери и поглядел на бабушку. Старуха продолжала сидеть не шевелясь, спрятав лицо в ладони.

– А вы теперь уходите, – добавил он: – все равно бабушка больше ничего не будет рассказывать. Я уж знаю: когда от папы приходит письмо, она потом несколько дней молчит и только плачет.

КОГДА ШУМИТ ПОТОМАК

Прошла целая неделя. Ежедневно в школе ребята приставали к Чарли:

– Можно нам прийти? Будет бабушка рассказывать?

Но Чарли мотал головой:

– И не думайте. Она и с нами почти не говорит. Все шепчется с мамой да хмурится.

Наконец однажды он сказал:

– Сегодня приходите, бабушка велела.

И ребята услышали продолжение истории капитана Брауна.

…От Кеннеди-Фарм до Харперс-Ферри считалось шесть миль.

Капитана Брауна, как самого старшего, усалили в возок. Рядом с ним под брезентом дребезжали при каждом толчке разнообразные орудия, собранные бойцами. Люди шли рядом, стараясь ни на шаг не отставать от возка. Дождь не прекращался. Мулы поминутно оступались: ноги их то скользили по мокрым камням, то вязли в грязи. Наполеон вел их на поводу.

Слева от дороги подымались Мэрилендские горы, поросшие у подножия колючей ежевикой и шиповником. Кусты цеплялись за платья путников и как будто хотели удержать их от дальнейшего пути. Справа глухо бурлил Потомак.

– Будто кофе кипит на спиртовке, – сказал Оливер.

Ему никто не ответил. Люди молча шлепали по лужам. Перед глазами Оливера покачивалась на возке прямая спина отца. Так, в молчании, маленькая группа прошла до поворота дороги. Отсюда был виден мост через Потомак и на другом берегу – крыши Харперс-Ферри. Городок спал, утопая во тьме, только где-то на берегу, вероятно около станции, вспыхивал и потухал огонек.

Раздался тихий свист. Из кустов на дорогу выступила кучка людей.

– Бэнбоу, это вы? – окликнул Браун.

– Точно так, капитан!

Джим Бэнбоу подошел к возку. На плече у него болталось ружье. Он вытащил из-под плаща фонарь.

– Все в порядке. Путь через мост свободен, – сказал он: – там был один часовой, мы его сняли.

– Где он? – спросил Браун.