Ожившие фантазии

— Я не хочу умирать бессмысленно, — честно ответила я. — Но принять смерть, сделав при этом благое дело, я готова.

Видно, Яки хотел спросить, какое благое дело я имею в виду, но не успел, потому что я, резко поднявшись с земли, изо всех сил ударила его ногой в лицо. Мой расчет на то, что Яки выпустит маленький револьвер, зажатый в руке, не оправдался. Охнув и отклонившись от удара назад, он все же удержал равновесие и схватился одной рукой за лицо, но другой направил на меня серебристый ствол.

— Прощай, Ют. Жаль, что ты была такой дурой.

Яки выстрелил. Я уже знала, что стреляет он отлично, но на этот раз он промахнулся — попасть точно в цель с одним подбитым глазом не так-то просто. Пуля обожгла мне плечо, я отскочила в сторону, прекрасно сознавая, что мои танцы на песке будут продолжаться недолго.

Пока Яки пытался прицелиться, я схватила бутылку и метнула ее в его голову. Мне, ни разу не попадавшей бумажкой в мусорную корзину, на этот раз повезло: бутылка проехалась Яки по виску. Он вскрикнул от боли и уронил револьвер, который я тут же подхватила, весьма своевременно вспомнив, что никогда не пользовалась оружием. Впрочем, эту ценную информацию у меня не было причин доводить до Яки, поэтому я, потрясая револьвером перед самым его носом, завопила то, что слышала в каком-то дурацком фильме:

— А ну-ка, на землю, придурок! Иначе я пристрелю тебя, как щенка!

Как это ни странно, но мое чудесное заклинание подействовало на Яки: он упал на землю, позабыв о бессмертии и о славе нашего захудалого городишки.

Не знаю, сколько бы мне удалось продержать на земле Яки Вудстока, но, когда мои уши услышали шум третьей моторной лодки, прибывшей на Птичий, а глаза разглядели ярко-желтый дождевик и до боли знакомую крепкую мужскую фигуру, стоявшую рядом с мистером Бриссетом, я почувствовала себя самым счастливым человеком на свете.

Коул не стал дожидаться, когда моторка причалит к берегу, — он прыгнул в воду и проплыл остаток пути. Очень скоро маленький револьвер перекочевал из моих неумелых рук в его руки, а я очутилась в мокрых, но очень горячих объятиях.

— Ют, мы больше никогда не будем ссориться, клянусь, — пробормотал мне в ухо густой, немного хриплый голос.

Я бы с величайшей радостью сказала бы Коулу то же самое, но только в тот момент почувствовала, как горячо и тяжело ноет мое плечо, а голова наполняется свинцовым туманом…

Эпилог

— Когда я собиралась познакомить с тобой любовь всей своей жизни, не думала, что ты станешь звездой телевидения, — хмыкнула Энн, которой только что пришлось спровадить нескольких журналистов. — Я понимаю твое нежелание фотографироваться в повязке — но, может, ты хотя бы мне дашь попозировать?

— Энн… — укоризненно покосилась я на подругу.

— Умолкаю, — сдалась она и снова посмотрела на меня так, словно видела впервые. — До сих пор не могу во все это поверить. И как тебе это удается? Стоит оставить тебя ненадолго, как ты тут же крутишь роман с полицейским, берешь на мушку маньяка, который оказывается твоим соседом, да еще и получаешь пулю в плечо. Нет, я, конечно, не завидую, — снова покосилась Энн на повязку, — но, признаться, мне иногда хотелось бы пожить твоей жизнью… И все-таки, — прочитав мой выразительный взгляд, посерьезнела подруга, — какого черта наш белый и пушистый хиппи перевоплотился в жуткого брэмвилльского маньяка?

Я начала свой рассказ, когда в гостиную зашел Коул, принесший мне чашку горячего бульона. Ему не очень-то нравилась шумиха вокруг всей этой истории, однако из Брэмвилля, вопреки убеждению Ричи, мой любимый уезжать не собирался. Ответом на предложение о переводе, поступившее Коулу через неделю после ареста Яки Вудстока, была фраза, над которой позже долго смеялась Энн: «Даже не просите меня уехать из Брэмвилля — в этом городе живет гениальная писательница, на которой я собрался жениться».

Что до истории, случившейся с Коулом много лет назад, то Ричи, как выяснилось, нашел не лучший источник информации. Им оказался приятель того самого напарника, которого Коул якобы «превратил в котлету».

Коул Лонберг действительно подрался с другом, когда выяснилось, что тот спал с его женой Ритой, обладавшей довольно своеобразными представлениями о браке. Однако напарник отделался синяками, а Рита, обозлившись на то, что Коул подал на развод, попыталась оклеветать его, поставив себе пару синяков и заявив в суде, что муж регулярно ее избивал. К счастью, медицинское обследование установило истинную причину появления синяков, и Коул был оправдан. Но эта история настолько подорвала нервы Коула, что он сам попросил начальство о переводе в какой-нибудь небольшой городок.

Мой любимый, так же как и я, уже не рассчитывал найти свою вторую половину, когда однажды на побережье нашего Брэмвилльского моря не встретил девушку своей мечты.

То, что все три убийства совершил именно Яки, Коул понял благодаря тому, что привык проверять информацию, не важно, откуда и как она к нему поступила.

Несмотря на имеющиеся в распоряжении Коула сведения обо мне и о том, что случилось со мной в доме моей соседки, миссис Саймонс, ему было отказано в просьбе выдать ордер на обыск этого дома. Коулу ничего не оставалось, кроме как проникнуть в ее дом тайком и самостоятельно отыскать пулю, выпущенную из револьвера.

Вспомнив то, что я говорила о прыжке незнакомки со второго этажа, Коул не поленился, нашел стремянку миссис Саймонс и отвез ее знакомому эксперту. Тот обнаружил на лестнице свежие следы, принадлежащие человеку, который ходил в ботинках именно по тому грунту, что распространен в нашем районе.

Что же касалось найденной пули, то раритетное оружие, из которого ее выпустили, могло быть куплено только в одном-единственном магазине города. Чтобы узнать, кто купил револьвер, Коулу пришлось приехать домой к владельцу магазина — сам магазин в это время уже не работал. Выяснив, что револьвер купил Яки, Коул поручил офицеру Фрэнки вернуть улики в дом миссис Саймонс — иначе в суде их могли бы признать недействительными, — а сам помчался к дому Яки, но хозяина не застал.

Во время уже официально разрешенного обыска в загадочном подвале Яки там были обнаружены вовсе не плесень и грибы, которыми он любил похваляться передо мной и Энн, а разнообразные костюмы, грим и моя книга «Городские легенды» с частично вырванными страницами. Стоит ли говорить, как я была ошарашена, когда узнала, что Яки был единственным «актером», сыгравшим и Сахарного человека, и Девочку-енота, и ревнивую жену из главы «Револьвер для Рыжей».

Нет, я не восхищалась его талантом, скорее ужасалась при мысли о том, что этот человек мог бы сотворить еще, если бы мы не смогли остановить его. Яки собирался ограничиться четырьмя легендами лишь потому, что чувствовал: очень скоро полиция найдет его, конец уже близок.

Препарат, который Яки вводил своим жертвам, тоже был найден в его жутком подвале. Он купил его еще до переезда в Брэмвилль у приятеля-медика, приторговывавшего лекарствами, которые не отпускались без специального рецепта.

Кроме всего прочего, стало понятно, кому понадобилось прослушивать то, что происходит в моей комнате. Ди с ее любовью к порядку не могла не наткнуться на прослушивающее устройство, которое Яки закрепил под моим креслом, и конечно же заподозрила Коула. Увидев, что полицейский проник в сад миссис Саймонс, она окончательно уверилась в том, что Коул как-то причастен к той истории, в которую впуталась ее дочь, и немедленно позвонила Ричи.

Мой бывший муж тоже не терял времени даром: он навел справки о детективе Лонберге и, выяснив правдивые, как ему казалось, подробности перевода полицейского в Брэмвилль, сопоставил факты и решил, что разоблачил брэмвилльского маньяка.

Под личиной истинного убийцы, немного рассеянного, спокойного и задумчивого парня, скрывался актер, игравший когда-то третьи роли в непопулярных сериалах. Мечта стать великим актером не оставила Яки и после переезда в Брэмвилль, где он познакомился со мной и понял, как нужно «творить легенды».