Ожившие фантазии

— Из-за того, что не беру твоих цветов? — краешком губ усмехнулась я.

— Нет, — покачал головой Ричи. — С тобой что-то происходит. Я ведь неплохо тебя знаю, Ют, хоть ты и утверждаешь обратное, ты какая-то напуганная, встревоженная… Даже похудела.

— Ах, так вот почему ты приперся сюда с розой, — хмыкнула я. — Оказывается, я похудела…

— Не язви, Ют, — обиженно отозвался Ричи. — Я и правда волнуюсь. Ты кого-то боишься?

— Да, — не глядя на Ричи, ответила я. — Маньяков, которые преследуют меня на берегу, а потом появляются под окнами моего дома.

— Ют, прошу тебя, будь серьезной.

Его голос был тихим и нежным, как в те времена, о которых, как я наивно полагала, мне давно удалось забыть. Ричи осторожным движением убрал прядку моих темно-русых волос, выбившихся из пучка, стянутого на затылке. Мне не хотелось, чтобы Ричи дотрагивался до меня, но я почему-то стояла не шелохнувшись. Может быть, потому что хотела проверить, насколько живы во мне былые чувства, а может, и в самом деле я была одинока в своей пусть и не холодной, но пустой постели.

Безупречное лицо моего бывшего склонилось над моим растерянным лицом и уже через мгновение я почувствовала на своих губах поцелуй Ричи. Я подумала, что мне и в самом деле стало чуть легче, чуть спокойнее, что тревога, сковывавшая мою душу все эти дни, отступила, как облако под дуновением ветра, что я еще способна вызывать в ком-то чувства, что я все еще женщина, а не унылая старуха, засевшая в своем заколдованном одиночеством замке. Но, закрыв глаза, я вдруг осознала, что перед моим внутренним взором стоит вовсе не Ричи Карлайл…

Каким бы удивительным и странным это ни показалось, но я обнаружила, что целуюсь с Коулом Лонбергом.

Мне пришлось открыть глаза, чтобы убедиться в том, что это не так. Ричи тоже открыл глаза и слегка отстранился, чтобы полюбоваться впечатлением, которое произвел на меня его сногсшибательный поцелуй. Увидев на моем лице скорее недоумение, чем восторг или блаженство, Ричи оторопел.

— Ют, что с тобой? — уставился он на меня так, словно я только что отказалась от порции пончиков с апельсиновым джемом. Я даже подумала, что за этим вопросом последует другой: «Ты не заболела?» Впрочем, подобный вопрос был бы вполне уместен: мне и самой было не по себе, оттого что, целуясь с Ричи, я воображала другого мужчину, к которому к тому же не питала никаких теплых чувств.

— Тебе не понравилось? — продолжил допрос Ричи.

— Не знаю, — вырвалось у меня.

— Как можно этого не знать? — с возмущением уставился на меня бывший муж. — Поцелуи либо доставляют удовольствие, либо нет. Третьего варианта быть не может.

— Ричи, я правда не знаю. Вначале мне показалось, что понравилось, потом — что нет. И вообще, — раздраженно уставилась я на него, — с чего это я должна перед тобой отчитываться?

— Вообще-то мы только что целовались, — напомнил Ричи. — Мне казалось, поцелуи — это то, что я умею делать хорошо.

— Да при чем тут ты? «Умею делать хорошо», — передразнила я Ричи. — Цирковая обезьянка тоже умеет хорошо скакать на лошади. Но это же не значит, что все от нее в восторге!

Лицо Ричи исказила гримаса гнева.

— Если ты хотела меня унизить, так бы и сказала! — выпалил он. — Для этого необязательно было со мной целоваться! Надо же было придумать такое сравнение — цирковая обезьянка. А я-то старался добавить романтики в наши отношения.

— Какие отношения? — уставилась я на Ричи. — Ты решил, что, встретив мою мать с поезда, снова закрутил со мной роман? Пара комплиментов, цветочек, глупая песенка под окном — и все забыто? Хорошего же ты обо мне мнения, дорогой.

— Хорошего, иначе не пришел бы сюда, как идиот. — Ричи снова взял себя в руки и посмотрел на меня уже спокойнее. — Ют, давай не будем ссориться. Я понимаю, тебе непросто меня простить, но, пожалуйста, дай мне еще один шанс. Разве ты не видишь, как я стараюсь?

— Вижу, — мрачно кивнула я. — Только, честное слово, Ричи, я ничего от тебя не хочу и ничего тебе не обещаю…

— Не обещай, — перебил меня Ричи. — Но у меня есть предложение: может, мы попробуем стать друзьями?

Я растерянно посмотрела на бывшего мужа, потому что с трудом представляла себе, куда может завести эта странная дружба.

— Неужели ты даже в этом мне откажешь?

— Ну хорошо, — сдалась я, уступив умоляюще-щенячьему взгляду светло-серых глаз, опушенных темными ресницами. — Только учти, Ричи, у меня нет привычки спать с друзьями.

— Я знаю, — улыбнулся мне Ричи, и, честно говоря, его улыбочка навела меня на мысль, что не очень-то далеко я ушла от той наивной дурочки, которой была несколько лет назад.

Я снова забыла позвонить Слему, хотя это следовало сделать хотя бы из благодарности — ведь именно он помог мне в трудную минуту и вытащил меня из полицейского участка. Генри позвонил сам, и голос его звучал обеспокоенно.

— Как ты, Ют? — поинтересовался он, и этот вопрос, признаюсь, показался мне подозрительным. Мне казалось, у Слема не было причин беспокоиться обо мне, разве только о моей новой книге, к которой я до сих пор так и не приступила.

Наверное, Генри решил, что у меня творческий кризис, подумала я. Впрочем, даже если и так, он недалек от истины.

На этот раз откладывать встречу было бы бестактно с моей стороны, поэтому мы договорились с Генри встретиться в маленьком кафе, где мой любимый темный «Гротверг» подавали со вкуснейшими сырными палочками.

Несмотря на горячее чувство к сырным палочкам, в кафе я заказала только пиво. Не то из-за усилившейся жары, не то из-за волнений и переживаний, обрушившихся на меня с такой же силой, как теплый циклон, мой интерес к еде заметно убавился.

Ди, раньше частенько пилившая меня за чревоугодие, теперь не могла добиться того, чтобы ее дочь съела хотя бы тарелку холодного супа. Родителям не угодишь: то они считают, что ты слишком толстая, чтобы кому-то нравиться, то утверждают, что ты слишком худая, а мужчины «предпочитают женщин с формами».

Слем, пришедший в кафе на несколько минут позже, чем я, сокрушенно покачал головой.

— Боже, Ют, ты совсем осунулась. Только не говори, что увлеклась какой-нибудь новомодной диетой.

— Никаких диет, Слем, — успокоила я Генри. — Просто эта ужасная жара так доконала меня, что я могу только пить.

— «Гротверг» без сырных палочек? — Слем с подозрением покосился на мой скромный заказ. — Знаешь, Ют, это очень странно.

— Генри, скажи честно, в чем дело? — не выдержала я. — Ты же позвал меня сюда не для того, чтобы беспокоиться о моей фигуре? Считаешь, я слишком тяну с книгой?

— Да бог с ней, с книгой, — отмахнулся Слем. — Речь вообще не о ней.

— Тогда о чем?

— Знаешь, Ют, тут такая история… В общем, на днях мне звонила твоя мама.

— Ди звонила тебе? — Меня настолько ошарашило услышанное, что я едва не поперхнулась «Гротвергом». — С какой это стати?

— Она спрашивала, нет ли у тебя проблем в издательстве, — продолжил Слем. — Сказала, что с тобой что-то творится в последнее время и она никак не может понять, в чем дело. Говорит, к тебе приходил полицейский. Кажется, детектив Ломбард?

— Лонберг, — поправила я Генри. — Да, так и есть.

— Это не тот самый Лонберг?

— Именно он, — кивнула я. — Тот самый Лонберг, который оштрафовал меня за непристойное поведение в общественном месте.

— Нет, формулировка была другой. — В таких вопросах Слем любил точность. — Но речь не о том. Чего он от тебя хотел, Ют? Ты только скажи, я немедленно позвоню адвокату, и он все уладит.

— Успокойся, меня ни в чем не обвиняют, Слем. Как раз наоборот…

— Что значит «наоборот»? — озадаченно уставился на меня Генри.

Мне пришлось пересказать ему всю эту жуткую историю с самого начала. Лицо Генри то просветлялось, то снова мрачнело. Он всегда был эмоциональным слушателем, чем, наверное, и подкупал авторов, с которыми работал. Мы знали друг друга уже много лет, и он был в курсе моего бурного разрыва с Ричи. Нельзя сказать, чтобы он хоть как-то выражал свое мнение по поводу поведения моего бывшего мужа, но всегда, когда я говорила о Ричи, в глазах Генри появлялся какой-то недобрый огонек. Наше многолетнее знакомство и лояльность Генри позволяли мне рассчитывать на то, что история, которую я ему поведала, останется между нами.